ДЕТСКИЕ МЫТАРСТВА В КОНЦЕ ВОЙНЫ. Шуневич Анатолий

Сведения о респонденте смотреть здесь.

 Сбежавших от облавы на партизан мирных жителей Валовой Горы в лесу словили, привели на хутор Марьяново и застрелили 13 мужчин. Женщин и детей заперли в пуне. Там переночевали. Утром всех погрузили на большую телегу с красными колёсами и повезли в сторону Лепеля. За детьми на повозке присматривала моя крёстная Полина Седяка. Сопровождающим к нам подсел старый немец. В пути мама вступила с ним в беседу. Начала рассуждать, зачем расстреляли мирных мужиков, которые хоть и были мобилизованы партизанами, однако поддались на уговоры жён побыть день-другой дома. Это их и сгубило. Без жён и детей они бы в лесу скрылись, хотя спрятаться от собак было вряд ли возможно. Но они до конца исполнили семейный долг. Немец отвечал примерно так:

 - Матка, матка – плёх. Война – плёх. Майн сын забили на фронт.

 Далее немец-старик сказал, что было бы лучше, если бы Сталин и Гитлер собрались на поле да подрались лбами: кто победил бы – тот и победитель. Не нужно было бы стольким людям погибать. Ему почти 60 лет, а он должен здесь мучиться.

 Мы были почти сутки не евши. Немец намазал шмальцем эрзац-хлеб из упаковки и покормил детей. Мама угостила его мёдом, полведра которого прихватила при бегстве в лес.

 Нас всю дорогу обгоняли машины с немецкими солдатами. Они выполнили задание и уезжали на фронт. Мне чётко запомнился взорванный и сгоревший немецкий автобус под откосом возле Рудни.

 Нас отвезли в концлагерь, на место позднейшего военного госпиталя. Сидели там почти сутки. Потом явился нашенский полицай Яська Мацкевич и освободил всех воловогорцев. Однако все почему-то всё равно что-то давали немцам за освобождение: кто яйца, кто обручальное кольцо… Мама отдала полведра мёда, который постоянно держала при себе с момента бегства из Валовой Горы в лес. Его даже не отобрали при посадке нас в камеру.

 Недели две мы жили у родственницы в Лепеле, на улице, которая теперь называется Короленко. Мама ходила убирать не то комендатуру, не то иное учреждение. За работу что-то получала, хлеб приносила. А мы с братом бесцельно шатались по Песчанке, суя нос во все глухие местечки. Переходили 1-й Лепельский канал по кладкам, Эссу по мосту с металлическими перилами. Попробовали обследовать мельницу. Однако один из двух полицаев-охранников направил на нас винтовку и угрожающе сказал:

 - А ну, байстрюки, марш отсюда!

 Я впервые услышал это слово. Вечером спросил у мамы, что оно означает. Она объяснила, что так называют детей, которые родились без отца.

 Интересно было исследовать озёрный берег. С каждым днём забирались всё дальше от дома. Однажды дошли аж до деревянного моста через Уллу. Спустили с него головы и наблюдали за большими краснопёрками у жёлтого дна. На обратном пути эссенский мост переходили, прячась от злого полицая за подводы. Домой возвратились поздно, и нам всыпали розог по самую завязку.

 Через две недели до нас дошли слухи, что Валову Гору сожгли. Мама закручинилась, собрала манатки, и мы двинули в родную деревню. Взяли направление на Стаи и Затеклясье. Дошли до Святого озера, когда увидели встречную подводу. На ней сидели немец и каминец (а может и полицай). Вдруг повозка останавливается, и немец начинает целиться в нас из винтовки. Мама толкает меня. Я падаю. Она валится на меня. Раздаётся выстрел. Мы целы. Поднимаемся. Фашисты хохочут, аж за животы держатся. Мама плачет. На дороге трепыхается подбитая ворона, которая доселе сидела на столбе.

 До Валовой Горы мы так и не дошли. Зашли в Стаях к родственникам и прожили у них около недели. По дороге сквозь деревню со стороны Березино дни и ночи шла нескончаемая колонна автомобилей. Она была до того плотной, что прорваться сквозь неё нечего и думать.

 В Стаях я освоился моментально. Бегал с сельскими детьми коров пасти. Уже и домой не хотел. Но однажды мама сказала:

 - Хватит сидеть на шее у людей. Пойдём в Валову Гору.

 Возле Дражно лежал подбитый в начале войны самолёт, который мама почему-то называла «чайкой». Рассказала, что при вынужденной посадке на довоенный аэродром фрицы его окончательно изрешетили из крупнокалиберного пулемёта. Погибли двое лётчиков. Самолёт сгорел. Крестьянам хоронить трупы не позволяли. Поставили дозор, чтобы ожидал, когда за телами погибших придут красноармейцы или партизаны. Никто так и не пришёл.

 В Дражно нам сказали, что дорога на Затеклясье заминирована партизанами. Как раз во время нашего продвижения, немцы гнали дражненских коров, собранных по дворам для разминирования проезжей части. Одна корова резко бросилась на лесную тропу. Немец-поводырь – за ней. Раздался взрыв – тропа оказалась заминированной. От коровы осталась валяться лишь шкура. Внутренности повисли на деревьях.

 Дальше на дороге стоял подорвавшийся немецкий грузовик. Мы замедлили ход, чтобы пропустить «сапёрное» стадо. Больше взрывов не последовало. Мы благополучно добрались до моей тёти Франуси, которая перед войной вышла замуж в Затеклясье за Козловского Яську.

  До сих пор в Затеклясье живёт Таиса Козловская, дочка Яся и Франуси.

 Там нас угостили салатом из зелёного лука на простокваше и картошкой. Вкуснятина!

 Ночевать не остались. Поели и двинули на Валову Гору. Всю дорогу мама причитала, что хата наша сожжена. Подходим к деревне – Дивина хата стоит целой. Идём дальше – деревня целёхонька, не сожжена. Приходим домой – всё в порядке.

 Мама на радостях наскребла муки в жерновах, напекла пирогов. Наелись и пошли к Левановичам. Старики были дома. Дед Стась нам обрадовался.

 И началась, как мне казалось, новая жизнь.

  Что мне известно про полицая Яську Мацкевича. Перескажу то, что слышал от других, поэтому за полную достоверность его краткой биографии не ручаюсь.

 Мацкевичи жили в Валовой Горе. Отец Яськи, Витольд, был зол на Советскую власть за репрессирование брата в 1937 году, который жил в Городке – рабочем поселении на Березинском канале. Когда пришли немцы, Витольд у нас дома хвастался, что теперь заживём как паны и будем управлять мы, а не колхозные активисты. Мой отец тогда говорил:

 - Морду набить, что ли, этому прихвостню немецкому?

 А бабушка моя поучала своих детей:

 - Не слушайте этого брехуна. Лучше жить нам всё равно не станет.

 Яська пошёл служить в полицию, и Мацкевичи переехали в Лепель. Поселились в районе старого больничного городка. Когда бригада Дубровского штурмовала Лепель, часть партизан специально просочилась в центр города, чтобы убить предателя. Ничего не подозревая, он находился дома. Когда воочию увидел опасность, спрятался под скамейку. Его оттуда вытащили и застрели.

 Начальник полиции Сорокин тогда жил на улице Мопровской (Калинина), между Вокзальной (Лобанка) и Будённого. Искали и его, чтобы убить, но тот успел сбежать.

 Витольд Мацкевич не послушался предостережения родных и поехал в лес за дровами. Там его подстерегли партизаны и застрели. Вот только не знаю, кто первым погиб: сын или отец.

 Брат Яськи и сын Витольда – Франэк – был народником, служил в РОНА (Русской Освободительной Народной Армии). Считался не совсем благонадёжным, поэтому выполнял хозяйственные работы. Таких на боевые задания не посылали, чтобы не перебежали к партизанам, а под конец войны вообще перебросили в Европу. Уже после войны узнали, что Франэк обосновался в Англии имеет какой-то заводик. Перед смертью прислал завещание на родственников и приглашение в Англию. На Лепельщине оставались две его сестры. Одна была глухонемая, а вторая, Казя, поехала. Жена Франэка встретила её хорошо, отдала причитающуюся часть завещания. За неё Казя всем своим детям купила квартиры в Минске.

 Конечно, Яська Мацкевич был гад, но односельчан он выручал. До сих пор валовогорцы на него зла не держат.

Записано в 2017 году.