543. ОПЫТНО-ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ЗАВОД ШЕСТЕРЁН. Быкова (Шапо) Алла

 Родилась в 1954 году. Работала заведующей складом на рыбозаводе, кладовщицей на опытно-экспериментальном заводе шестерён, сторожем в гортопе. Умерла.

 Так сходу и вспомнить не могу, когда устроилась на Лепельский опытно-экспериментальный завод шестерён. 70-е годы были. Поскольку до того работала заведующим складом в рыбхозе, взяли кладовщицей на склад поковок. Завод работал в две смены, и технологические линии поковками обеспечивали две кладовщицы.

 Склад хороший был - огороженная сеткой площадка под открытым небом. Работа спокойная. Поковка никому не нужна. Её не воровали, не продавали и не покупали. Недостачу мог допустить лишь кладовщик, ничего не смыслящий в документации. Правда, и зарплату платили соответствующую - минимальную.

 Поковка - это металлические заготовки, болванки, изготовленные методом штамповки (ковки, отливки) на Минском заводе шестерён, головном предприятии, филиалом которого являлся Лепельский ОЭЗШ. Доставляли поковку в Лепель автотягачами как заводскими, так и автопарка №14. Последующей обработкой резанием её превращали в сырые автотракторные шестерни, которые те же тягачи увозили в Минск на закалку и окончательную доводку.

 Кроме шестерён из поковки изготавливали гантельные диски. Комплекс станков по изготовлению одного изделия назывался линией. Одна линия производила шестерни одного вида. Некоторые линии при переналадке могли переключаться на изготовление похожей продукции. Применялись изделия на машиностроительных предприятиях - шли на автомобили, тракторы, комбайны и даже танки. Расходились по всему Советскому Союзу.

 Сколько в день обрабатывалось поковок или же производилось шестерён, вряд ли кто точно вспомнит. Приблизительно будет так. Тяжёлой 190-й шестерни за смену изготавливали около двух сотен, лёгкой 331-й, 637-й или 640-й - под полтысячи, гантельных дисков - более тысячи. В среднем пусть будет 350. Линий было, кажется, 15. 350 на 15 и на две смены - будет 10 с половиной тысяч, за месяц - 230 тысяч. Погрешность моих подсчётов пусть составит 10000 единиц готовой продукции. Всё равно получается непостижимая уму цифра - более двух с половиной миллионов шестерён в год производил ЛОЭЗШ. И куда только всё девалось?

 Моя работа была проста и легка - по зарплате видно. Постоянно на линиях не хватало зуборезчиц, которые подразделялись на фрезеровщиц, шевенговщиц, закругляльщиц. Впрочем, с токарями проблема была не меньшая. Тогда за станки ставили обслуживающий персонал - мастеров, бухгалтеров, экономистов, технологов, табельщиц, уборщиц… Понятное дело, не обминала эта участь и меня.

 Вот где адский труд был. За несколько дней руки превращались в натыканные металлическими занозами клубки. Сначала опухали, нестерпимо болели, потом, привыкали, огрубевали, и боль почти не чувствовалась. Но до такого состояния рук многие не выдерживали - уходили с завода. Платили, конечно, зуборезчицам хорошо, но я очень не хотела становиться за зубонарезные станки - лучше шататься по заводу почти без дела со своим маленьким окладом, чем мучиться от боли в руках, хорошо зарабатывая.

 Но завод ни в коем случае не воспринимался лепельчанами каким-то каторжным объектом. Работа на нём считалось престижной - образцовые заработки, дисциплина, во всём порядок. Молодёжь на него валила со всех закоулков района. Устраивались по блату. Взятки давали. Это уже потом отсеивали, или отсеивались сами в процессе работы, что и вызывало временный недохват кадров, пока очередных работников наберут да обучат. Веселились, участвовали в общественных мероприятиях, даже выпивали втайне. Но с этим было строго в сравнении с другими производствами. Бытовала такая шутка, что на «шестернях», как кратко называли завод, рабочие от мастера прячутся выпить, чтобы премиальных не лишил, а на других предприятиях то же самое делают - чтобы ему на халяву не наливать.

 Всякие и мастера были, но все проникались чувством ответственности. Их уважали. Если оскорбил рабочий первого своего начальника - вряд ли сможет работать с ним дальше. Начальник был всегда прав. И не с издевательской точки зрения этого выражения, а в полной его справедливой сути.

 То ли семь, то ли восемь сотен человек работало на заводе в пик его деятельности. Половина - женщины. С ними мастерам было намного легче управляться, чем с мужиками. Если на линию вдруг не вышел рабочий - конвейер останавливается. Нужно немедленно заменить отсутствующего, поручив исполнение обязанностей иному члену бригады. Зарплата на замене плюсуется к своей. Поэтому женщины охотно исполняли двойную нагрузку - деньги семье нужны. А вот мужика на подмену нужно было загонять чуть ли не кнутом - его семейный бюджет жена умножит, а он лучше дополнительно покурит или в гардеробе полулитровку вина в горло опрокинет…

 Совсем лодырей не держали. Вернее, они сами не выдерживали конвейерного ритма и уходили. Был такой случай. Милиция привела на завод двух девиц-тунеядок трудоустраивать. Красавицы были, но блатные. Одна имела фамилию Щука, другая - Карась. Сами шутили: на то и Щука, чтобы Карась не дремала. Поставили их на разные линии специально, чтобы исключить постоянное общение. Мастера за головы хватались - хана плану. Но девки моментально включились в трудовую рутину и совсем скоро стали неплохими работницами. Их полюбили коллективы, зауважали мастера. Сама рабочая атмосфера на предприятии носила воспитательный характер.

 Часто ездила в Минск. Как бы с отчётом, на сверку. На самом же деле за колбасой. В Лепеле в советские времена мясопродуктов в магазине было - хоть шаром покати. А в Минске - пусть и меньше в разы, чем теперь в Лепеле, но кое-что имелось. Вот и челночили лепельчане в столицу исключительно за продуктами. Даже коллективные выезды организовывали профсоюзы с этой целью, камуфлируя их под культурные поездки в театры, музеи… Начальство это знало, но не пресекало, поскольку само от того же страдало. Кстати, такая ситуация была не только на заводе шестерён и не только в Лепеле - во всех малых городах СССР. Вспомните загадку: зелёная, длинная, пахнет колбасой? Отгадка: московская электричка.

 На Минском заводе шестерён работало пять тысяч человек. Он имел два филиала: Лепельский опытно-экспериментальный и Смолевичский завод шестерён. Наш был более уважаем и значим. И вот в 80-х годах на высоком уровне приняли решение построить в Лепеле завод шестерён и выселить аналогичное предприятие из Минска. Понаехали карьерные самосвалы. Бывшую железнодорожную школу перестроили под казарму для заключённых новоявленной Лепельской спецкомендатуры. Зэки и построили новый цех заодно с конторой.

 КрАЗы-МАЗы беспрестанно устилали песком пустырь вдоль Оршанки от Мелиорации до леспромхоза. Под Забоеньем поставили огромный каркас будущей конторы всего лишь строительной организации, которая должна строить завод шестерён. Появился генеральный план Лепеля, по которому улица Горького должна была застроиться многоэтажками. Лепель превращался в большой город с соответствующим рабочим снабжением продуктами. Этого все ждали с нетерпением - лепельчане навсегда распростились бы с постоянными поездками за мясом и колбасой в военные городки, Новолукомль, Полоцк, Новополоцк, Витебск, Минск. Но - грянула Перестройка…

 Разорвались экономические связи. Шестерни стали не нужны. Стройка прекратилась. Сократили смену целиком. Потом и оставшиеся работники стали лишними. Меня перевели уборщицей. Это меня не устроило, уволилась и пошла сторожем в гортоп.

 19 или 20 лет отработала на заводе. Нашла себе мужа - наладчиком работал на 331-й линии разведённый Витя Быков. В 1987 году бесплатную двухкомнатную квартиру от завода получили. До сих пор живём вместе.

 Но совсем умереть заводу всё же не дали. На его место перевели электромеханический завод со старой базы. Даже производство нескольких видов шестерён ему в обязанность вменили. Но нет прежнего размаха. Работает электромеханический четыре дня в неделю - продукция не затребована. Зарплаты малые. Люди вкалывают лишь потому, что лучшего в Лепеле нет.

Записано в 2015 году.