Родилась на хуторе близ деревни Валова Гора в 1936 году. Работала кухаркой, продавцом, секретарём комсомольской организации в совхозе «Аятский» Кустанайской области Казахстана, поваром в столовой Лепельского леспромхоза, лаборантом маслоцеха Лепельского молококонсервного комбината. Живёт в Лепеле.
До войны был небольшой населённый пункт на Березинском канале, ближе к его устью. Назывался Городок. Состоял он полностью из служебных жилых строений смотрителей шлюзов. Назывались те добротные дома караулками. Разбросаны они были на значительном расстоянии друг от друга – там, где находились шлюзы.
Когда образовался Городок, не знаю. Родилась я в 1936 году не в нём, а на хуторе между Валовой Горой и Затеклясьем. Хутор тот поставил мой дед Василь Буртыль на земле, проданной ему землевладельцем Караневским за добросовестную десятилетнюю пастьбу скота. Папа мой, Григорий Буртыль, взял в жёны Любу Прусскую с хутора Ляды, что возле Гадивли. Жили у его родителей. После разгона хуторов взялись строить хату в Валовой Горе из перевезённой хуторской. Пока жить было негде, папа устроился работать надзорщиком (смотрителем) шлюза на Березинский канал, и ему дали служебный дом в Городке. Мама говорила, что переехали они туда, когда мне было два с половиной года. Выходит, что в 1938-м. А хату в Валовой Горе родители так и не достроили – помешала война.
Наша караулка была самой дальней от дороги из Барсуков в Оконо – с полкилометра было до неё. Папа обслуживал первый от Валовой Горы шлюз. Вернее, первым был разрушенный шлюз, первоначально построенный при прокладке Березинской водной системы. До сего времени от него сохранились пол и лаги, по которым можно перебираться через канал.
А от нашего шлюза следов почти не осталось.
Интересно, что и в Валовой Горе остатки павловских шлюзов сохранились лучше построенных позже. До сих пор в деревне при канале есть сруб старого шлюза, который мы называли Корольком. Помню, как во время войны немцы приедут на мотоциклах, бросят в омут возле Королька зелёную в клеточку гранату, поднимется султан воды, а после нас заставляют собирать оглушенную рыбу в подолы и носить в мотоколяски.
Это я уже по-современному называю канал, старые шлюзы, гигантские укрепительные берёзы на дамбах Павловскими. На самом же деле и мой отец, и всё местное население звали их Екатеринискими, поскольку считали, что сотворены они при Екатерине Второй, матери царя Павла. Это уже в последнее время стали всюду писать, что Екатерина не имеет отношения к Березинской водной системе, что это творение её сына.
На бугре, за мостом, в большом доме с высоким крыльцом Карась такой жил. Он считался каким-то начальником, в общем, старшим над всеми работниками. У него в доме собирались собрания, для чего были сделаны длинные скамейки. Я с отцом ходила туда. У Карася были сын Кирка (Кирилл) и дочка Вера. Кирку помню плохо, а вот Веру я любила, поскольку она давала мне играться в коробочки из-под польской пудры и бутылочки из-под одеколона (Карасиха было полькой). Поэтому я любила ходить по дамбе к Карасям.
В третьей, единственной караулке на правом берегу канала жили Дашка Ардынович и Кристина Агейчик. У Дашки были дочки Анюта, Сонька и сын Мишка. Ардыновичи досматривали крайний в сторону Берещи шлюз.
А тот, руины которого находятся возле совремённого моста, уже был разрушен ввиду обветшалости, поскольку служил с Павловских времён строительства Березинского канала.
Принцип действия шлюзовой системы на нашей части Березинского канала был таков. Откосы шлюзовой камеры между шлюзом Ардыновичей и нашим длиной метров 300 – 400 были выложены плотно подогнанными друг к другу выпуклыми валунами. Нам в обязанность вменялась прополка травы, проросшей между ними. Мама ножиком вытаскивала травинки из щелей, а я сдирала мох с камней. Когда подходили баржи с озера Береща, чтобы дальше плыть по каналу против течения, Ардыновичи пропускали караван или одно судно в камеру и позади них закрывали свой шлюз. Папа открывал ранкеты своего шлюза, и вода начинала постепенно заполнять канал. Из окна нашей караулки было видно, как медленно над дамбой вырастают антенны катера, потом будто из-под земли вылезает разукрашенный корпус судна. Воды набиралось по самые края дамб. Когда катер или баржа заходили в шлюзовую камеру Валовой Горы, папа открывал ранкеты, и лишняя вода постепенно уходила в Берещу. Делал он это вместе с мамой. Крутили металлический маховик за деревянные рычаги.
Их усилие увеличивала система редукторов, и тяжёлые ранкеты приходили в движение. Они не двигались вверх-вниз, а представляли собой раскрывающиеся ворота, свободно пропускающие судно. Порой позволяли и мне подержаться за рычажный привод. Тогда думала, что это я открываю-закрываю огромные ранкеты.
В школу мы ходили напрямую в Оконо за семь километров. Когда весной разливались болота, приходилось проделывать путь вкруговую сначала по дамбе, потом по дороге. Удлинялся он ещё на два километра.
Папа сильно дружил с таким же работником водной системы Лёшей Шушкевичем из Веребок. До того крепка была та дружба, что меня папа называл не Леной, как была записана, а Лёней – как звали Лёшу, поскольку до моего рождения ждал сына, которого мечтал назвать в честь друга. Когда после войны проводилась регистрация людей без утерянных во времена лихолетья документов, меня записали Лёней. Таким образом, из Елены я стала Леонидой. В Городке в 1939 году мама родила Аньку.
Таким образом, Городок состоял из, по сути, трёх хуторов. Не знаю, относился ли к Городку четвёртый Шартухов хутор, стоящий в отдалении от канала на правом его берегу. Помню, что мы ходили туда. Перед тем мама говорила, что нужно сходить к Шартухам.
Конец Городка был таков. Когда началась война, папу забрали на фронт. Под Москвой попал в плен. Рассказывал, что красноармейцев брали пачками. Немцы воевали хитро. Наступают. И наши наступают. Вдруг немцы начинают отступать. Наши с криками «ура» устремляются на врага. А он с флангов стремительно заключает противника в кольцо. Целиком роты брали так в плен. Вот так неграмотно воевали наши, в отличие от немцев. Полонённый папа 10 дней в Орше выгружал снаряды. Не кормили, только воду давали. В трескучий мороз у молодых лейтенантиков кровь струями стекала с места примёрзшей и оставленной на снарядах кожи. Одного такого бедолагу конвоир убил выстрелом в лоб. Понимая, что смерти всё равно не избежать, папа решает лучше получить её в спину, удирая. Побег удаётся. После многочисленных мытарств, продвигаясь лишь ночами, а днём отдыхая в кустах, ориентируясь по звуку поездов на железной дороге, прося пропитание у сельчан, приходит в Городок.
…Мама топила печь. Мы сидели на лежаке. Вдруг дверь открылась, и в хату ввалился обросший мужик в длиннющей шинели. Едва переступив порог, упал на пол. Мама начала причитать, не зная что делать с непрошеным страшным гостем. Бабушка Домна, которая перебралась к нам после раскулачивания хутора Ляды и смерти от переживаний мужа Захара, подошла к лежащему человеку, повернула голову и узнала зятя. Папу привели в чувство, однако он сразу заболел тифом. Лежал на кровати, не вставая, а бабушка заваривала какие-то травы и отпаивала его. К весне оправился от болезни. Жители Городка к тому времени выбрались к родственникам в соседние деревни, поскольку начинали образовываться партизанские отряды, и жить в глуши стало опасно. Оставалась заселённой одна наша караулка, во второй половине которой почему-то жили Ардыновичи с детьми Анютой, Верой и Мишкой. Анюта с Верой потом жили в Барсуках, а вот где делся Мишка, не знаю. Вскорости после переселения нашей семьи к дядьке в Валову Гору, немцы сожгли нашу караулку. По-видимому, вместе с нами Городок оставили и Ардыновичи.
Записано в 2015 году.
НРАВИТСЯ |
СУПЕР |
ХА-ХА |
УХ ТЫ! |
СОЧУВСТВУЮ |