Мемуар 42. КОЛХОЗНЫЙ АЛКОГОЛЬ В ПЕРЕСТРОЙКУ. Шуш Эсенскі

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Умереть и не жить – Горбачёвский «сухой закон» вступил в силу. Но тут в Лепеле появился головастый председатель колхоза «Парыжская камуна», объявивший войну антинародному демаршу Генсека – построил в своём сельском хозяйстве пивной и самогонный мини-заводы. Звали этого народного героя Михаилом Ивановичем Барановым.

 Пишу без всяких журналистских расследований. Никого не расспрашиваю. Ни у кого не беру интервью. Подаю лишь то, что видел, в чём участвовал, что знал тогда и знаю теперь.

 Впервые увидел Михаила Баранова в офигивающей очереди за «пойлом» к спасительной амбразуре продуктового магазина «Бабьи слёзы». Он наводил порядок около отпускного окошка, умело отбрасывая в сторону «группу захвата», стремящуюся незаконно первой получить вожделённое «чернило». Этакий усатый здоровяк с погонами милицейского майора и добрыми чертами лица. Я радовался, когда дежурным милиционером в винной очереди был участковый инспектор Баранов – значит, будет порядок.

 Естественно, культурная винная очередь обсуждала биографию любимого блюстителя порядка. Из неё я запомнил, что Михаил Иванович пришёл в милицию с должности экономиста колхоза имени Чапаева.

 Когда горбачёвская Перестройка распоясала смельчакам языки, Баранов свихнулся. Вроде меня. Стал смело высказываться о гнилом руководстве страной Коммунистической партии. Его, как и меня из редакции, попёрли из милиции. Меня – на должность старшего диспетчера с исполнением обязанностей начальника смены Лепельского опытно-экспериментального завода шестерён, его – председателем отсталого колхоза «Парыжская камуна».

 Мы не были соратниками по борьбе за беспартийное будущее своей страны. Мои мозги закрутились вокруг национальной идеи, он был приверженцем справедливого союзного государства без диктата одной партии, либералом. Но при встречах у нас было много тем для дружеских бесед. Михаил даже один из своих детективных романов, изданный в Питере 100-тысячным тиражом, мне подарил, поскольку был ещё и писателем-детективистом.

 Понятное дело, что умные люди гнилому обществу не нужны. Потому и задвинули строптивого писателя в разрушенное неумелым руководством страной хозяйство.

 Баранов стал образцовым хозяйственником. Взялся поднимать колхоз с колен. В работе был личным примером. Однажды еду в Горки, а он на повороте от Зорницы вместе с колхозниками камни убирает с поля. В этом был примером. К нему тянулись. Из города попёрли рабочие на вспомогательные промыслы, ставшие главным источником дохода хозяйства. Мои соседи по подъезду Володя Ставицкий и Лёнька Галай выращивали шампиньоны. А ещё лепельчане заготавливали и сушили лекарственные травы, сбивали коровье масло. Но главным источником доходов была пивоварня в Боровно и самогонный заводик, не знаю где. Реализовывалась алкогольная продукция прямо на предприятиях-изготовителях, в теремке на боровенской горке, в баре клуба и колхозной конторы, из пивных жёлтых бочек на колёсах в Лепеле и окружающих райцентрах, Бегомле. Даже заброшенное подземелье в Урочище Цмока откупил и переоборудовал в ночной ресторан «Погребок». А перед перешейком на Ксендзов остров взялся строить ресторан, баню, пляж.

 Самогон называли «Барановкой». Ядрёный был. Кажется, чуть более 40 градусов. Цены ему не было в «сухой закон», а стоил дёшево. Многих людей спас от смерти по причине употребления алкогольных суррогатов типа антистатического аэрозоля «Лана» и бытового стеклоочистителя «Бло».

 Барановское пиво – это целая эпопея, легенда. Я не однажды ездил за ним в Боровно на велосипеде или мотоцикле. Собственно говоря, пойло то мало чем напоминало пиво и соответственно называлось напитком «Сельскохозяйственный». Имел он абсолютно отличительный вкус и мутный жёлто-коричневый цвет. Эффект производил убийственный своими шестью градусами (магазинное пиво содержало всего лишь три градуса).

 В Лепеле жёлтую пивную бочку можно было встретить в основном возле легендарной Захаренковой столовки. Любимой продавщицей лепельских алкоголиков считалась обслуживающая бочку Маша Шинкаренко. Возле пивной точки всегда толпился народ, создавалась очередь, но меньшая, чем в амбразуру «Бабьих слёз», и милиционера-регулировщика не требовалось. У людей под пиво иной тары, как стеклянные банки и железные бидончики не имелось. Наибольшей популярносью пользовались трёхлитровики. Как вмажешь полнёхонький, так и опьянеешь, будто литр вина скушал.

 Однажды случайным транспортом заехал в Боровно. Возле пивзавода встретил много знакомых. Укушался основательно. Вдобавок познакомился с жителями Боровенских Хуторов с фамилиями Гурко. От чрезмерного объёма выпитого меня аж икота взяла. Однофамильцы повели только что испечённого друга домой лечить пищевой содой. Там продолжали дружить. Хорошими были мальцы. Для транспортировки меня в Лепель нашли оказию. Барановский алкоголь сближал людей.

 Гостила у меня сватья из Слободы. Оба хотели выпить, а «сухой закон» не позволял. Предложил сватье съездить в Боровно на велосипедах. Согласилась. Так была решена гостевая проблема. Барановский алкоголь выручал людей.

 В колхозе «Родина» проходил местный праздник. Председатель Хейлик купил у Баранова бочку пива для бесплатной раздачи колхозникам. Мужики, тусовавшиеся возле дармовщины, не успевали ремни отпускать – так животы раздувались. В очереди, естественно, оказался и пастух Васька Шушкевич, мой брат. Пил, пил и пил халявское пиво, аж пока в туалет не захотел по большому. А тут попутная машина подвернулась из Велевщины в Гадивлю. Оставалось выбирать: или бежать в уборную, а потом пешком топать четыре километра, или потерпеть и уехать немедленно. Васька выбрал последний вариант. До Гадивли вытерпел. А там - только до первых кустов, хотя хата находилась в сотне метров. Но на его беду вместо ремня штаны поддерживала бечёвка. Она оказалась завязанной на глухой узел. Развязыванию не поддавалась. Попробовал рвать – крепка, зараза. Ножика не имелось. Так и попёрло уже переваренное пиво в штаны в консистенции, чуть погуще бочковой. Как потом рассказывал Васька, пиво было перемёрзшим, поэтому председателю и продали его по дешёвке. Многих мужиков от него пропоносило. Правда, у них штаны были на ремнях с застёжками. Барановский алкоголь подводил людей.

 Как разваливалось доходное алкогольное производство в «Парижской коммуне», не знаю. Слышал лишь, что производство собственного вкусного и дешёвого масла запретил райисполком – на него уходило всё колхозное молоко. Районное начальство сказало: не будешь сдавать его на молокозавод, не получишь удобрений. А без них придёт крах всему сельхозпроизводству. Маслозавод закрылся. Уже значительно позже мне рассказывала его технолог, что на производстве была страшнейшая антисанитария. Душа специалиста болела, требовала от Баранова принятия мер, но тот не слушал. Меры требовали расходов, а тут без них офигенные барыши в колхозную казну рекой текут. Чтобы председатель воровал себе, даже не слышал.

 В общем, постепенно зачахли все вспомогательные производства. Не знаю, что было первично: они приказали долго жить, или Баранова перевели председателем колхоза имени Жданова с центром в Поплавках. А может он уже был соединён с «Чырвоным партызанам». Ушлый руководитель и там занялся иной деятельностью. Взялся разводить экзотические саженцы на продажу, ещё что-то напридумывал. В конце концов, Михаил Иванович уехал на родину в Гомельскую область (не отселённый «чернобылец» ли был). Не могу сказать, по собственной ли воле, или его прогнали.

 Может где-то и подколол предпринимательного Михаила Ивановича, но в целом одобряю его хозяйственную хватку. Здорово выручил народ в дурацкий период «сухого закона».

 Что же сталось с производственными площадями колхозных шедевров председателя Михаила Баранова? Ехать в Боровно фотографировать руины пивоварни ленюсь, да и теперь там кто-то хозяйничает в ином направлении. А вот снимки руин так и не увидевшего клиентов Барановского ресторана перед въездом на Ксендзов остров, у меня имеются.

 Однажды солидная женщина, которая часто бывает в пансионате "ЛОДЭ" на Ксендзовом острове, объясняла мне, что это руины панского дворца...

Написано в 2018 году.

 Читайте мои единственные в мире "Личные мемуары о красной эре".