700. КОЛХОЗСТРОЙ В МОЕЙ СЕМЬЕ. Шушкевич (Прусская) Ольга

Сведения обавторе смотреть здесь.

 Жили мы за пару километров от нынешней Гадивли, на хуторе Ляды-1. Который до революции купил мой дед Захар Прусский из Велевщины. Возле отца построились сыновья Пётра и Ильюк (мой папа). Горевали, поскольку земля была неплодородная. Только начали заживаться, взялись сгонять людей в колхоз. Тяжело было отдавать удобренную собственным потом землю, коня с упряжью и перевозными средствами, нескольких коров (последнюю не отбирали). Пётра с отцом, понурив головы, записались в коллективное хозяйство. Дед же наотрез отказался. Через год его обложили налогом в размере шести пудов трёпаного льна. Объём заведомо невыполнимый, ибо для того нужно было засеять технической культурой примерно 30 соток. Несуразность задания в том, что не ждали, пока тот лён посеется и вырастет, а сразу потребовали готовую продукцию. И тут же взялись штрафовать и раскулачивать деда за невыполнение задания. Забрали коня, корову, разобрали и свезли хату, хозяйственные постройки. Баню самолично перевёз себе в Велевщину колхозный активист Попончик. Из овина в Гадивле построили хату для бедняков Василя Шамшура и Анюты Рудак. От переживаний дед сразу заболел и вскорости умер. Баба Домна стала жить по очереди у собственных детей. В конце войны её парализовало. Умерла.

 Поскольку мой папа Ильюк и мама Ганна вступили в колхоз, их хаты не тронули. Росли мы: дети Вася, Миша и я.

  Потом папа с мамой вышли из колхоза. Поначалу делать это позволялось, однако сданное при вступлении в него имущество не возвращали.

 Однажды мама пошла в Свяду к родне. В то время председатель колхоза Демьян Дёмка и два колхозника, осматривая колхозные посевы, заметили в них коня единоличника Стася Семенькевича из Гадивли. Привязали животину к мосту через Эссу, привели Стася и начали его дубасить на мосту. Мама испугалась, втянула голову в плечи и скоренько прошмыгнула. Её даже не заметили, однако сама успела увидеть, что били Стася два мужика, а Демьян только наблюдал.

 Через некоторое время в Ляды приехал милиционер допрашивать маму. Оказывается, на Стася подали заявление в суд, будто он избивал председателя колхоза. Стась же утверждал, что было всё наоборот, и записал в свидетели маму, которую заметил тогда на мосту. Не зная той истории, папа приказал маме говорить только правду, поскольку милицию не обманешь.

 Милиционер записал показания и уехал. Узнав обо всём, папа начал ругать маму за то, что она пошла против власти. Кричал, что ей и детям ничего не будет, а его сошлют на Колыму. А дядя Пётра ржал с мамы, что будто она решила засудить Демьяна.

 Пришла повестка в суд. Мама пешком одолела 20 километров до Лепеля. На суде те мужики утверждали, что Стась бил Демьяна. Вызвали маму. От предупреждения, что надо говорить только правду, она потеряла дар речи – до того испугалась. Тогда судья начал задавать наводящие вопросы:

 - Видели ли, как Станислав Семенькевич избивал председателя колхоза?

 - Н-нет.

 - А что видели?

 - Как Стася били.

 Зал притих. Тогда судья спросил:

 - Вы колхозница?

 Услышав отрицательный ответ, заявил:

 - Видели, как враг народа за врага заступается? Вон!

 Мама стремглав бросилась убегать.

 Стасю дали четыре года за избиение председателя колхоза. Больше его никто не видел.

 Через какое-то время приехал в Ляды Демьян и говорит:

 - Ты, Ганна, справедливый человек. Я знаю, что тебе трудно было на суде, однако ты всё ж говорила правду. Скажи теперь, кто подтолкнул вас выйти из колхоза? Сами вы так не сделали бы.

 - Демьяночка, таточка! – запричитала мама. – Ничего не знаю. Я столько вытерпела от Ильюка за тот суд, что если бы знала, не сказала бы.

 Демьян ушёл ни с чем…

 В 1932 году родилась моя сестра Нина. После начался разгон хуторов. Нас с дядей Пётром и его женой Авдокеей заставили переселяться в деревню. Обе хаты перевезли в Гадивлю. Поскольку собственной земли не стало, папа с мамой были вынуждены вступить в колхоз.

 Чтобы приобщить многодетных матерей к работе, советская власть организовала детские ясли. Мама сдала туда Нину. За ней недосмотрели, и малышка упала с печи в хлебную дежку. Потеряла дар речи и перестала соображать. Так всю жизнь и прожила поначалу с мамой, далее со мной картавым слабоумным инвалидом первой группы. Умерла в 2003 году. Сейчас попробую вспомнить, когда ушли в мир иной другие герои моего рассказа.

 Пётру Прусского немцы назначили старостой Гадивли, за что партизаны его закололи шомполами. Его Авдокея жила ещё долго.

 Моего брата Мишу разорвала в клочья миномётная мина во время блокады партизанских соединений.

 Брата Васю сразила фронтовая пуля в конце войны на территории Прибалтики.

 Папа Ильюк умер в 1955-м от последствий отравления газом в окопах Первой мировой войны.

 Мама Ганна дотянула до 97 лет и в 1987-м ушла в лучший мир.

  А я всю жизнь прививала школьникам любовь к советской власти и колхозному строю, которых ненавидела. Учила атеизму, а сама верила в бога. Вот на таких оборотнях ради собственного благополучия и держался Советский Союз.

2007.