820. ЛЕПЕЛЬСКИЕ УЧИТЕЛЯ. Полонский Анатолий

Сведения об авторе смотреть здесь.

   …Секретный ядерный арсенал – атомные, а может, и водородные бомбы я охранял в лесу недалеко от озера Ильмень в Новгородкой области. Конечно, не один, а в составе роты охраны Н-ской воинской части. Днем и ночью, в жару и в морозы мы заступали в очередной караул. Подсумок на ремне отяжелён двумя рожками-обоймами по тридцать патрон каждый. Третий такой же рожок примкнут к автомату АКМ.

 За забором из плотно пригнанных досок, с проводами под «убойным» напряжением, с системами сигнализации, за контрольно-следовой полосой, как на Государственной границе, за колючей проволокой находились охраняемые нами объекты. Одни прятались под землей, другие маскировались на поверхности среди мелких кустов. А совсем рядом, сразу за забором, обожжённая авиадвигателями взлетно-посадочная полоса военного аэродрома. Очень часто и днем и ночью мы слышали ревы реактивных двигателей.

 Это уходили в небо, в учебные, а может, и боевые дежурные полеты ТУ-16 - основные на то время крылья стратегической авиации СССР для доставки на известные цели охраняемых нами грузов. Было начало семидесятых годов прошлого века. Их теперь называют годами обострения в международных отношениях стран противоборствующих блоков.

 Порой удавалось поговорить с офицерами-летчиками. Конечно, они не сообщали в какие далёкие нейтральные небеса летают, но делились простым и интересным.

 Помню разговор с одним из авиаштурманов:

 - Ты из Витебска? Когда пролетаем над городом, вижу много мостов – они чётко отображаются на экране бортового локатора…

 Другой молоденький офицер из нашей части старался развеять мои сомнения. А сомневался я в том, что с нашими автоматами и пулеметами в роте охраны мы не сможем долго продержатся в случае, например, высадки на нашу голову чужого десанта для захвата арсенала. Он со свежими теоретическими знаниями из военучилища сказал:

 - А рядом дивизия ВДВ — псковская. Ребята в момент поддержат.

 Успокоил, но не очень. С боевой подготовкой у нас было никак -  один раз выезд на стрельбище с выстрелом по мишени трех пуль и одно метание гранаты.

 Это были частные беседы – тет-а-тет. Они, в общем-то, запрещались. Бомбы назывались обтекаемым словом «груз». Фотоаппараты и транзисторные радиоприемники сразу по прибытии в часть приказали сдать на хранение до окончания службы.

 Память о годах срочной службы в дальней авиации стратегического назначения СССР - вот этот рисунок, сделанный сослуживцем.

 И ещё одна фотография – коллективная, под надзором офицера. Вот она. Спустя многие годы, опубликовал, стараясь не выдавать прошлые военные секреты.

 Ну, а где же рассказ про учителей? Вот и начинаю…

 Тогда я не знал, что здесь, на новгородской земле, в полутора сотнях километров от нашего ядерного арсенала и нашего военного аэродрома, начинал службу и мой дедушка – Марк Спиридонович Полонский. Только было это ровно за 70 лет до моего призыва.

 Точно так, как и я, проходил он на новгородской земле, только с другой стороны озера Ильмень, курс молодого бойца. Хлебал в принципе такие же солдатские щи и ел такую же кашу, как и мы, спустя 70 лет. И смотрел на посту в ночное зимнее небо, или слушал пенье новгородских соловьев летом. Конечно, охранял он не ядерный арсенал. Но в воинской части всегда есть что охранять и есть караул. И заступал он не с автоматом, а с винтовкой Мосина. Но дежурный офицер точно так же, как и у нас, спустя 70 лет, проверял надежность караулов, обходя их. И Марк Полонский, взяв винтовку наизготовку, кричал:

 - Стой! Кто идёт?! Пароль?

 В Российской императорской армии не так давно прошли реформы, и теперь служить в пехоте надо было всего ничего: три года. И вот низший чин Марк Полонский, окончивший до службы церковно-приходскую школу – такую, как в своей юности почти все будущие советские маршалы и многозвездные советские генералы, мечтал стать учителем. Более того, приказом командира 88-го Петровского полка полковника Александра Николаевича Апухтина Марк Полонский был определен учителем сослуживцев. Дело в том, что среди личного состава, среди низших чинов было много неграмотных. После повседневных ратных дел им вменялось в обязанность приходить в полковую библиотеку (да-да – и такая была) и там такой же солдат учил их читать и арифметике. Этим солдатом был Марк Полонский.

 Опять-таки на рубеже 19-го и 20-го веков в России реформировалась система образования. Увеличивалось резко количество школ, учительских семинарий, где готовили учителей для начального образования. Окончить такую семинарию и учить детей в своей родной деревне Юрковщина и мечтал Марк.

 За свои доармейские годы Марк Полонский научился многому. Доля такая у крестьянских детей. Что ты хочешь: с малых лет сельская детвора помогает по хозяйству взрослым. Запрягать коней умеют, когда ещё на цыпочках, подскакивая, надо накинуть, одеть на них сбрую. Косить - дай боже силёнки — могут и с 12-13 лет. И борозду за плугом ровно проведут, и аккуратно поработают с окучником или, скажем, сохой. А ещё и в школе церковно-приходской учился.

 А потом «забрили» мальца из Юрковщины в солдаты. Служил он, как мы знаем, в тогдашнем Петербургском военном округе в 88-ом Петровском полку, расквартированном в большим селе Грузино. Название села, как прочитал, образовалось от слова «грузь» -- густая, топкая грязь.

 Однако само село на берегу реки Волхов, было очень большое, с дворцами, с каменной пристанью, с собором, с многочисленными

казармами. Оно и было основано как военное поселение.

 Служить нижнему чину нелегко. Но привыкнуть можно. Только бы не война…

 Но она грянула! Русско-японская война. И сотни воинских эшелонов с запада и центра российской империи загудели, устремились на восток, к сопкам Манчжурии, к дальневосточным берегам. В теплушках по недавно построенной железнодорожной магистрали ехал и солдат - нижний чин 88-го Петровского полка уроженец деревни Юрковщина Марк Полонский. Через всю огромную страну – с запада на восток.

 88-ой Петровский полк понес очень большие потери: из его состава полегло около тысячи солдат и офицеров на сопках Манчжурии. Нижний чин из Юрковщины не был убит, не стал инвалидом. Вернулся со своим крепко поредевшим на войне полком в село Грузино, в свои казармы на берегах реки Волхов.

 Война закончилась катастрофическим поражением России. Но дрались и моряки, и пехотинцы храбро!

 В Российской императорской армии, понятно, не было главного политического управления. Однако в империи приняли решение массово наградить участников войны – живых, инвалидов, даже гражданских лиц. В их число попал и Марк Полонский, к тому времени младший унтер-офицер – младший сержант по-нынешнему.

 И тут произошло событие о котором долго вспоминал Марк Полонский и, думаю, рассказывал и сокурсникам в учительской семинарии, и своим односельчанам, и ученикам. Ну как не вспомнить, ну как не рассказать: ему, унтер-офицеру Марку Полонскому пожал руку, вручая медаль, сам император всея Руси Николай Александрович Романов! Царь!

 Это было в мае 1906 года в Петергофе. Но уже в апреле Марк Полонский узнал об этом. Новую парадную форму унтер-офицеру сшили по индивидуальному заказу в швейной мастерской поселения Грузино, снимали тщательно примерку. Форма была ладно скроена, да и сам младший унтер-офицер тоже был ладно скроен. Ткань – из  того, лучшего сукна, из которого шьют мундиры офицерам.

 - Ваше высокоблагородие, я ведь даже не был ранен в тех боях… Почему мне такая честь? — позволил себе задать такой вопрос младший унтер-офицер полковнику, исполняющему обязанности командира полка Михаилу Григорьевичу Ерогину.

 - Его превосходительство генерал Апухтин распорядился… Он помнит, как ты его раненого в ногу вытянул под японскими пулями с поля боя… С генералом вы встретитесь до церемонии представления императору. Он предполагает быть в нашем полку на днях…

 Командир 88-го Петровского полка полковник Александр Николаевич Апухтин  лично участвовал в боях. Был ранен в ногу с раздроблением кости. С войны он возвращался с мучительными болями в прооперированной травматологами ноге в санитарном эшелоне. Вскоре был повышен в чине: стал генералом и занимал более высокие должности. Это был храбрый человек и высокообразованный военный деятель русской императорской армии.

В майские дни 1906 года генерал Апухтин прибыл в свой полк к своим сослуживцам с инспекцией, да и навестить своих боевых друзей-товарищей.

 Так что в столицу они уезжали со станции Чудово поездом вместе: младший чин – унтер-офицер Марк Полонский и его превосходительство генерал Александр Николаевич Апухтин.

 …Вагоны шли привычной линией, подрагивали и скрипели; молчали жёлтые и синие; в зелёных плакали и пели.

 Это строки из стихотворения Александра Блока. Жёлтые вагоны – это роскошные по тем временам вагоны первого класса, синие —

второго, зеленые – третьего.

 Так вот, унтер-офицер Марк Полонский в первый и, наверно, в последний раз, ехал в классе первом.

 - Он со мной,- коротко сказал генерал Апухтин  кондуктору.

 За окнами вагона шумела зелено-голубая весна.

 Его превосходительство 45-летний генерал Александр Николаевич Апухтин пили чай и беседовали с 24-летним  младшим унтер-офицером Марком Полонским.

 - Говоришь, учителем решил стать? – спрашивал генерал. — Хорошее дело учить людей. Но ты был бы и хорошим офицером… А мои сыновья, Марк, будут офицерами. Старший уже учится в военучилище, младшие подрастают.

 Дети полковника, а затем и генерал-лейтенаната русской императорской армии Александр Апухтина стали офицерами. Все трое воевали на стороне Белого движения. Умерли в эмиграции в середине прошлого, двадцатого века. Сам генерал-лейтенант Апухтин  стал военспецом в РККА, преподавал в одной из военных академий СССР. Умер в 1928 году в возрасте 66 лет.

 …В казармах Петергофа в тот майский день 1906-го года унтер-офицер Марк Полонский из 88-го Петровского полка ночевал две ночи. Приезжих младших чинов – приглашенных из других полков округа - было очень мало. Большинство блистало золотом офицерских погон.

 Перед представлением императору всех приглашенных собрали для инструктажа. Правила таких церемониалов отработаны веками. Отточенность и торжественность придворных церемоний вызывало восхищение. Особенно у новичков. Таким был и Марк Полонский.

 - С вопросами к императору не обращаться! На рукопожатие – отвечать! На вопросы отвечать бодро, коротко и конкретно! — так рассказали о правилах при представлении его Императорскому величеству.

 На инструктаже, предшествующем церемонии,

унтер-офицер Марк Полонский сидел рядом с командиром своего полка полковником Александром Николаевичем Апухтиным, а затем и стоял с ним рядом в строю при представлении. Унтер-офицер видел, как прихрамывая, занял свое место командир его полка. Ранение давало о себе знать.

 Государь, вручая награду заговорил с унтер-офицером Полонским.

 - Будете служить или пойдете в запас?

 На вопрос полагалось отвечать.

 - Хочу стать учителем, ваше императорское величество!

 После церемонии унтер-офицер Марк Полонский, поддерживая прихрамывающего генерала Александра Апухтина за локоть, помог дойти до накрытых банкетных столов.

 В архивных документах об этом событии написано так: «…Унтер-офицер Марк Полонский Высочайше пожалован в городе Петергоф под Санкт-Петербургом, при личном представлении Государю Императору Николаю 11, серебряным знаком отличия военного ордена Святого Георгия 4-ой степени - №187860».

 Это было 17 мая 1906 года. А через три месяца, 16 августа, мой дедушка - младший нижний чин, младший унтер-офицер Марк Спиридонович Полонский  уволен в запас. По возвращении со службы  с берегов реки Волхов на берега Лепельского озера в деревню Юрковщина, окончил учительскую семинарию. Преподавал в земской школе.

 Учительская биография Марка Спиридоновича Полонского была недолгой. Началась кровавая Первая мировая война. И младший унтер-офицер, участник русско-японской войны, конечно же, был призван из запаса в первые дни мобилизации летом 1914-го года.  Отважно и храбро воевал, был ранен, награжден многими орденами.

Пережил смутные, тяжелые времена. Призван краскомом в армию РККА. Но вскоре уволен. Умер от болезней, прожив всего 42 года, а затем умерла и моя бабушка. Круглыми сиротами осталось трое малолетних сыновей.

 Просил бы любопытствующих «загуглить» в Интернете «МАРК СПИРИДОНОВИЧ ПОЛОНСКИЙ, офицеры Русской императорской армии». Там на основе документов из архивов, на основе других документальных источников и добрых, знающих и неизвестных мне далеких краеведов-историков - подробная статья. К слову говоря, я на практике немного узнал, как создается Википедия. С миру по нитке собирается информация, максимально проверяется достоверность и обнародуется.

 Благодаря Википедии узнал, как и все любопытствующие, ряд неизвестных подробностей. Иные могут оценить совместную поездку генерала и унтер-офицера, их обыденный разговор как невозможное в то «царское» время панибратство. Офицеры русской императорской армии в нашей историографии рисовались этакими держимордами, унижающими солдат. Не жил тогда, не служил в той русской армии.  Были, конечно, и держиморды. Но можно предположить, что все лучшее и худшее в вооруженных силах, в армиях всех стран передается традициями. И взаимоотношения генерала и унтера было скрепленным жестокими, кровавыми боями в русско-японской войне – боевым братством.

 Конечно, я не ехал в том вагоне первого класса вместе с унтер-офицером и генералом. Но версия - не на пустом месте. Мне было лет десять, когда один из пожилых мужчин в деревне Юрковщина сказал мне:

 - Твой дед Марк Спиридонович меня когда-то учил. И Марк Спиридонович рассказывал, как в одном вагоне с генералом ехали к царю…

 Понятно, что молодой учитель делился такими воспоминаниями с учениками еще до Первой мировой войны.  А уже потом, когда преподавал в начале двадцатых годов, то благоразумно молчал про эту поездку, про короткий разговор с Императором...

 …На Новгородчине служили мы с дедушкой в разные времена. Но военный округ был один и тот же: в его годы - Петербургский, а в мои – Ленинградский. Уже в наше время территория округа вошла в  огромный, вновь созданный Западный военный округ современной России. В архивах документы о боевых, военных, кровавых годах службы унтер-офицера, а затем штабс-капитана Марка Полонского, кавалера многих боевых орденов русской армии, как видим, сохранены. И где-то в тех же архивах и мои документы о солдатской службе по охране ядерного арсенала стратегической авиации Советского Союза.

 - Не нюхал ты пороха, внук, ох не нюхал, - как бы говорит мне дед, вспоминая свои бои под градом японских пуль, свои годы в атаках, окопах и госпиталях Первой мировой, а затем и Гражданской войн и добавляет:

 - Ну, и хорошо, что не нюхал…

 На фотографии 1934 года - учителя и группа учеников Старолепельской семилетней школы. На этом снимке вполне мог быть и мой дедушка Марк Спиридонович Полонский. Среди учителей - его сверстники и учителя помоложе, может быть, даже из его учеников. Преподавать в семилетку Старого Лепеля они приходили из Юрковщины, из Матюшины. Об этом мне рассказывал мой папа — Артем Маркович Полонский. По именам, отчеству, фамилиям он помнил всех учителей, помнил, какие предметы они преподавали. «Надо будет записать», - думал я, но все откладывал, откладывал… Так и ушли имена учителей старолепельской семилетки в неизвестность. Впереди для этих сельчан – и учителей, и учеников - были тяжкие, трагичные годы. Война, послевоенное лихолетье. Да и эти, тридцатые годы, были, как мы знаем теперь, достаточно горькими.

 Не так давно на сайте «Лепель-бай»  учительница Надежда Гончарова (Богданова) опубликовала волнующие воспоминания о своей работе в школе Лепельской областной больницы медицинской реабилитации для детей с заболеваниями опорно-двигательного аппарата. Написаны они с душевной теплотой об учителях и медиках настоящих, благородных служителях своему долгу и людям. Интересна статья о Лепельском педучилище Алины Стельмах, директора лепельского краеведческого училища. В материале названы имена некоторых учителей лепельщины.

 К сожалению, множество других таких людей остаются неизвестными.

 Так случилось, что я, родившийся в семье сельских учителей, с детства знал очень многих их коллег. Родители работали в школах деревень Заболотье, Камень, Свяда, Осье, Острово (сейчас Ушачский, а тогда Лепельский район). После войны надо было восстанавливать систему образования – учителей переводили на работу из школы в школу не по желанию, а по необходимости. К месту напомнить — в первую очередь демобилизовывали в победном 1945-ом именно учителей.

 Известные мне имена учителей лепельщины Интернет чаще всего показывал на сайте «Лепель-бай». Однако догадавшись, что преимущественное большинство учителей тех лет – это бывшие фронтовики, уцелевшие в смертельных боях, начал искать их на сайте «Память народа». И на его страницах, как правило, находились эти имена, боевой путь, наградные листы учителей, а тогда солдат и офицеров Красной армии.

 Перечислю  по памяти имена этих учителей Лепельщины:

Дмитрий Артемович Субач, Кузьма Моисеевич Михно, Алексей Васильевич Седин, Иван Карпович Лях, Николай Федорович Хвощ, Михаил Дмитриевич Быков, Ефим Григорьевич Когон, Александр Ефимович Павловский, Александр Лукьянович Шнитко, Дмитрий Кузьмич Магеро, Варвара Степановна Миронович, Николай Сергеевич Беркутов, Павел Михайлович Устинов.

 Не нашел на сайте «Память народа» имя Георгия Степановича Сушинского. Он фронтовик – наш учитель  немецкого языка в Пышнянской средней школе. Георгий Степанович служил переводчиком, скорее всего был в звании офицера. Но не помню ни одного его воспоминания перед нами, учениками, о военных годах. Впрочем, в те годы - конца 40-х, начала 50-х, 60-ых как то не приняты были в школах встречи с ветеранами войны.

 В моем архиве и этот снимок. На фото - учительница Заболотской начальной школы Пышнянского сельсовета Татьяна Константиновна Полонская. Это моя мама в конце 40-х годов, после окончания Лепельского педучилища.

 Учительница босиком. Может быть, и есть где-то какая обувка, но её надо приберечь к занятиям.

 Здание школы в Заболотье было. Было до войны. В годы оккупации там стоял вражеский гарнизон. Где-то весной 44-го здание школы  сгорело, подожжённое то ли отступающими врагами, то ли партизанами.

 В этом гарнизоне служил переводчиком довоенный учитель немецкого языка Александр Иванович Савич. Мама рассказывала, как на виду согнанных к школе сельчан Александра Савича расстреляли. За связь с партизанами.

 Более десяти лет начальная школа в деревне Заболотье Пышнянского сельсовета ютилась в крестьянских домах, чудом уцелевших в годы войны. Деревня находилась на границе известной Лепельско-Ушачской партизанской зоны. Затем самодельные парты перевезли в новую просторную хату, что построил, вернувшись с войны, фронтовик Лаврентий Вашкевич. Так что этим послевоенным ученикам начальной школы повезло: у них было приличное здание.

В центре - их учитель Артем Маркович Полонский, мой папа. Благодаря его увлечению фотографией у многих односельчан хранились снимки сделанные учителем хранились снимки сделанные учителем.

 …Мои родители какое-то время работали в средней школе деревни Камень. Квартировали у кого-то из сельчан. Помню, к нам приходил Дмитрий Артемович Субач – директор школы. Договаривались об оформлении портрета товарища Иосифа Виссарионовича Сталина в траурном варианте. Да, это был март 1953-го. И я, ещё дошкольник, стоял в траурном карауле у этого портрета в школе. А на следующий мартовский день по каким-то делам с родителями уезжали в Лепель. Помню мартовский снежок, и мы стоим на остановке у автобусного павильончика в деревне Камень, ждем автобуса из Витебска на Лепель. Помню молчание всех ожидающих и, кажется, было слышно, как падают снежинки на промерзлую землю.

 Годы и годы спустя много раз я проезжал мимо этой автобусной остановки, сделанной сразу после войны из красного кирпича. И всегда вспоминал тот мартовский день. Совсем недавно здесь поставили другой, более современный павильончик автобусной остановки «Камень».

 В те мартовские дни 1953-го я, шестилетний пацаненок, был отдан под присмотр тети Тани – моей крестной в деревне Заболотье. Родители уехали на работу в Камень.

 - Тетя Таня, - говорю ей. - Умер Сталин…

 И дословно помню ответ:

 - Помер Максим и хрен с ним!

 У тети Тани нашлось ещё более крепкое слово для моментального комментария к этой трагической новости.

 Жила тетя Таня – ей тогда не было и двадцати пяти лет – в миниатюрной деревянной хатке с папой и мамой. Работала дояркой. Два её родных брата не пришли с войны. И теперь неизвестна их судьба. Все собираюсь и собираюсь написать в архивы. Скорее всего они пропали в первые дни войны  где-нибудь в Белостокском, или Минском окружении, когда так успешно гремел гусеницами танков блицкриг.

 Три долгих года оккупации пережила Беларусь и моя деревенька Заболотье пышнянское. Деревня, которая находилась на границе партизанской зоны. В которой стоял  немецко-полицейский гарнизон.

 И уж совсем глухой была деревенька Острово теперь Великодолецкого сельсовета Ушачского района. Тогда район был Лепельским, и сюда направили поработать моих родителей-учителей. Школа в Острове была семилетней. Помню вечерний разговор учителей в хате, в которой мы квартировали. Говорили о войне. Нет, не о прошлой, о будущей. Говорили об атомных бомбах, что взрывали, испытывали в США. Говорили с надеждой, что и они у нас есть. Такое было время, такие были годы.

 Директорствовал в семилетке деревни Острово крепкий мужчина с примечательной фамилией Могучий. Имя и отчество, к сожалению, не помню.

 Он был охотник и рыбак. Зимним вечером меня взяли в сани, лошадка потянула эти сани через густой лес. По-моему, тянулось несколько саней с сельчанами. А за лесом было озеро. Топорами прорубили в них приличные лунки и стали ловить рыбу. Снасти я не помню. Но улов оказался очень приличным. Не зря ведь ехали на санях.

 Весной и летом из деревни Острово до моего Заболотья добраться было проблемой. Расстояние всего ничего — напрямик километров шесть-семь. Пышнянская деревня Осье и Острово в общем-то - соседи. Через лес, через болото.

 Но на  пути зловеще колыхалася приличный кусок трясины. Через нее кем-то и когда-то была проложена гребля - конструкция из бревен, уложенная поперек преграды. И меня несли по этой гребле, рискуя оступиться. Порой выбирали дорогу из Острово через Воронь: в три раза дальше, но надежнее и безопаснее. Во всяком случае, прыгать по гребле, по полузатопленным скользким бревнам не надо.

 Зима в деревне Острово для меня, дошкольника, запомнилась…

 - Толя, беги сюда – зверя покажу, - позвал меня директор семилетки и охотник Могучий.

 В клетке сидел красивый, но очень уж огромный кот.

 - Это енот, - объяснил учитель. - Подобрал покалеченного в лесу. Сейчас поправляется. Весной выпущу на волю.

 Классы семилетней школы деревни Острово размещались в нескольких соседних  крестьянских избах. То есть, ребят выросших среди горьких послевоенных отав, ходило в школу много. А между тем, деревня Острово в пятидесятые годы была меньше моего Заболотья Пышнянского. А в Заболотье работала всего только начальная школа и в одной хате. Почему? Спустя годы задавал себе такой вопрос. Можно ответить и так: мое Заболотье в годы оккупации было как бы на линии фронта. С одной стороны – партизанская зона, а в деревне, на её границе – полицейско-немецкий гарнизон. Столь же глухая деревенька Острово находилась все-таки в глубине партизанской зоны, под защитой партизан. Здесь шла более спокойная жизнь до апреля 1944-го, когда началась карательная операция врага против партизан.

 В мемуарах  партизанского вожака Владимира Елисеевича Лобанка о тех голах я находил названия деревен Острово, Заболотье. Но  подробностей о них было мало.

 …Между тем, в детстве из возвышенности в деревне Заболотье я часто смотрел в сторону Острово. В дымке над зеленым густым лесом, кажется, видел даже хату на горе в Острово, где квартировали мои родители, и жил всю зиму я. Однажды в руках оказался бинокль. И я отчетливо увидел ту хату в Острово, а возле нее деревянную вышку – геодезический знак  - триангулятор. Вышка стояла и тогда.

 Многие годы спустя на автомобиле я пробовал доехать до Острова, увидеть ту хату на горе, где жил в далеком детстве. Но в центре сельсовета, в Великих Дольцах, говорили: не проедешь.

 Недавно позвонил Олегу Леонидовичу Сысу, председателю сельсовета.

 - Доехать туда ни летом, ни зимой на автомобиле невозможно. На днях туда добирался пешком.

 - И никого из сельчан не встретили?

 - Там теперь скорее медведя встретишь, - грустно пошутил Олег Леонидович.

 …Этот офицер - Семен Моисееевич Пирожок. В средней школе деревни Кубличи тогда Лепельского, а теперь Ушачского районов, он преподавал немецкий язык. Фотография фронтовых лет.

  А на фронте капитан Пирожок был военным переводчиком.

 Короткое время очень юным я работал пионервожатым в Кубличской средней школе. Помню, как на скамейке возле школы сидели и беседовали два фронтовика – Семен Моисеевич Пирожок и Василий Владимирович Быков. Писатель приезжал в те дни на свою родину в деревню Бычки (она рядом с Кубличами) и пришел в свою школу. О чем говорили бывшие фронтовики, я не слышал – стоял на почтительном расстоянии. А вскоре в сельском клубе деревни Кубличи показали художественный  фильм «Альпийская баллада», снятый режиссером Борисом Степновым по одноименной повести и сценарию Василия Быкова. Уверен, что Василий Владимирович Быков попросил кинопрокат, чтобы одними из первых зрителей этого фильма были его земляки.

 …Теперь в эпоху мобильных телефонов, поистине космических средств связи, когда у большинства в кармане смартфоны, без проблем говоришь с друзьями и знакомыми в разных странах и на разных континентах.

 - Что делаешь, чем занят? – интересуются далекие собеседники.

 - Да вот, вспоминаю своих и чужих учителей, школьные годы, смотрю фотографии прошлых лет…

 И мой давний товарищ и земляк, и много лет как уже москвич Эдуард Козловский предлагает:

 - У меня есть более чем полувековая фотография. На ней два учителя – наши папы – Болеслав Козловский и Артем Полонский. Высылаю…

 Ольга Телепень из Новополоцка:

 - У меня есть фото учительницы русского языка и литературы Марии Кирилловны Урбан и пионервожатых пионерского лагеря в деревне Двор-Плино теперь Ушачского, а тогда Лепельского района…

 - Высылай, Оля, - говорю ей.

 Из Гомеля Галина Дубровская – многолетний преподаватель немецкого языка:

 - А у меня мои однокурсники – выпускники тогдашнего Минского  института иностранных языков… Там есть и молодые учителя из твоей сторонки…

 Студенты тогдашнего Минского педагогического института иностранных языков.

 Брестчанка Людмила Александрова поделилась школьными фотографиями со своей малой Родины. 

 С берегов Средиземного моря, из города Нетания всегда звонит мне Саша Черномордик – мой сослуживец: вместе охраняли секретный ядерный арсенал стратегической авиации СССР в Новгородской области.

 - Какие воспоминания посетили  сегодня? — любопытствует гражданин Израиля.

 - Да вот, Саша, вспомнились «школьные годы чудесные»…

 - И я здесь в Средиземноморье смотрю старые черно-белые фотографии. Поделиться?

 И вот узнаю в светлом пиджачке и при галстуке своего сослуживца Сашу Черномордика, пионера. Его папа, офицер-фронтовик Михаил Александрович Черномордик оставил яркие воспоминания «о боях пожарищах, о друзьях-товарищах» в Интернете. Почитайте. А после войны офицер служил в разных гарнизонах. Мой сослуживец Саша Черномордик родился в Черновцах, затем семья офицера откомандирована в Советск (прежнее название Тильзит). После школы Саша окончил институт киноинженеров в Ленинграде. Работал  в Минске, на киностудии «Беларусьфильм». В начале девяностых годов большая семья – родители Саши и его жены Сусанны переехала  на постоянное место жительства в Израиль

 Иногда по видеосвязи мы с Сашей не только говорим, но и поём дуэтом. Вот, например, строчки из песни «Школьные годы»:

 - Плывут морями грозными, идут путями звёздными любимые твои выпускники…

 …Вот так, на основе собственных воспоминаний и личного архива, а также с помощью друзей и знакомых в разных городах и весях, написал эту заметку.

 У каждого есть немало фотографий о школьных годах. Поделитесь ими с нашим сайтом, вспомните свое…

2021