Сведения об авторе смотреть здесь.
Ах, как любит Шурка свою красавицу-жену Янину! Любовью неистовой, всёпоглощающей. И она ему отвечает тем же - век бы целовались да миловались.
Да только за занавеской спят-почивают папка с матулей, на топчане за печкой храпят два брата – Иван да Лёнька. Что-то бормочет во сне сестра Люба, а руку протяни – кровать младшенькой Тамары. Сонное царство в хате Прокопа Гурко из Михалово. Любой неожиданный звук может разрушить его, и потому встают молодые и тихохонько, на цыпочках, выходят в ночь, под лунное небо. Здесь, в разнотравье, посреди простора вольно им любить друг друга.
И от такой любви рождается у них сынок Валерик. Ещё тесней становится в хате Прокопа, колыску даже поставить негде.
И решает тогда Шурка строить свою хату. Но денег нет, отцовы сбережения, что были собраны на лечение, потратили на свадьбу. В колхозе совсем не заработаешь. Значит, надо ехать в свет.
А чего? Вон старший брат Анатоль из Сибири пишет, что деньжат заколачивает немало.
- Как в отпуск приедет, уеду с ним, - говорит Шурка.
А матуля Шуркина, Мариля, в плач-голос:
- А любы ты сынок мой! Не пушчу! Ты ў той Сібіры, у арміі, больку сабе зарабіў. Зусім згінуць хочаш? Ты нават дах бацьку, прыбудову сабе ад усіх зрабіць не можаш.
И пока она причитала-умоляла сыночка не ехать, на побывку приехали сёстры двоюродные из солнечного Жданова (теперь Мариуполь):
- Браток, зачем тебе Сибирь? К нам давай, на море.
- На мора пушчу, - согласилась мать. - Можа там і ножку паправіш.
И батька Прокоп согласился:
- Але ж, і не так далёка, а то Анатоль з той сібірскай далячыні ўжо другі год як не едзе.
Бедному собраться – только подпоясаться. Сложили необходимые на первое время пожитки. Сыночка Валерика родителям на попечение оставили. Расцеловались-распрощались с братьями да сёстрами, и – ту-ту – вези, поезд, в жизнь денежную михаловских Шурку с Нинкой.
По приезде встал вопрос: куда устроиться на работу, чтобы побыстрей денег собрать на хату? Шурка пошёл в порт грузчиком. Янину сёстры взяли в столовую кухонной рабочей. Отвели им отдельную комнату: любитесь, молодые, никто не помешает. Таким манером и дочурка через годик народилась, Мара.
Растёт семья. Вот уже четверо в ней членов. А денег на хату не прибавляется. Не густо платят грузчику Шурке, а Янина с малой теперь: какая работа?
Слышал Шурка: хорошо зарабатывают шахтёры. «А что если туда махнуть?» - подумал. Поговорил с Яниной, с сёстрами и, чуток подрастив Мару, через полгода отвезли её к своим родителям в Михалово. А сами – на шахту. Шурка – уголь рубить, Янина – его вагонеткой на-гора вывозить.
И стало у молодых в копилке прибавляться понемногу. Можно было бы и побольше откладывать, чтоб побыстрее собрать на дом – мечту Шуркину, да любил он, чтобы его Янина наряжалась, и сам, поди, не старик, под стать своей жёнушке-любушке; купил сапоги хромовые да пиджак новый и с гостинцами-подарками – в отпуск, на родину малую. А там, как водится, друзья-приятели, и всех угостить надо.
А тут квартиру дали от шахты, и Валерик с Марой подросли. Их из деревни забрали, чтобы и они свет увидели. А это – ого, какие расходы! Хотели было ещё детишек нарожать, но куда там – так и дом не построишь.
Долго ли, коротко ли копили? Начали в 50-х, закончили в 60-х. Почитай что восемь лет.
Приехали в Лепель. Предложили им городские власти на выбор два участка: один в районе Песчанки, второй на Посёлке. Янина склонялась к первому варианту, Шурка выбрал второй. Тут, на Посёлке, жил двоюродный брат. И железка рядом, привычно пыхтит поезд – совсем как в Михалово. И добираться легко – чуть что, сел на вокзале, ту-ту, и вот он, родной кут. Молочко, творожок, картошечка, капустка оттуда – всё ж подспорье семье.
Дом построить – это вам не конуру сколотить. Однако взялся за гуж, не говори, что не дюж. И вот дом стоит.
Не царские, конечно, хоромы, но как у людей – тристен да хата, да веранда кирпичная. И кухня летняя как у хохлов донбасских. А рядом пруд выкопал Сашка (так теперь Шурку зовут) на городской манер. Со временем сад посадит, будут в нём яблоки, вишни, сливы. И будут петь весной соловьи. И будет Сашка любить свою жену-голубушку пуще прежнего уже в своём дому и снова о детишках мечтать. От такой любви детки рождаются красивые да счастливые, люди говорят. Да только донимает его болячка – палец на ноге, ещё в Советской армии отмороженной, болит всё больше и больше.
Когда врачи предлагали палец отрезать – и все дела, не согласился, боялся, что отвернётся от него, беспалого, Янина. А теперь уже ступню отнимать будут.
Ну, что ж, дом стоит, двое детишек есть. И Янина его при нём. Будь что будет.
И стали доктора кромсать ногу по частям – гангрена. Больно Сашке и горько, а так жить хочется… И живёт, скрипит мало-помалу протезом днём и зубами по ночам. Но не показывает виду, успокаивает жену да детишек:
- Всё хорошо, мои дорогие. Главное, дом у вас есть, если помру.
Украдкой вытирает слёзы жена Нина, плачет навзрыд дочушка Мара, стискивает зубы сынок Валерик.
Ах, как хорошо в доме-мечте! Уютный, светлый и тёплый получился. И гостеприимный, как и сам хозяин. Привечал всех подряд. Кто в нём только не побывал: и многочисленная родня погостить-переночевать, и михаловцы посидеть-перекусить до поезда или вечернего автобуса, и соседи, когда ладил Сашка гулянку назло судьбе-злодейке.
Когда ещё был без протеза, танцевал на пару то с женой, то с дочушкой. А как протез одел, притопывал да прихлопывал. И пел. Последнее время всё больше одну песню:
-Не для меня придёт весна,
Не для меня Дон разольётся,
И сердце девичье взорвётся
Восторгом чувств не для меня.
Тяжело пел, надрывно. Вечерами уходил на летнюю кухню и глушил тоску горькой.
А в доме его мечты, слушая печальное пение, плакали жена и дети. Прожил хозяин в своей мечте столько, сколько на неё деньги копил – восемь лет. И когда умер, дом будто осиротел, вроде как ушла из него душа. Дети в свет уехали, как сам Шурка когда-то, строить свои дома. Осталась одна жёнушка-любушка-голубушка Янина. Обливала углы слезами, голосила так, что соседи прибегали утешать. А как-то приехала сестра Сашкина, Люба, да умоляла не плакать. Мол, приснился ей сон, что обижается Сашка с того света: гроб его плавает в слезах Нинкиных, оттого мокро ему в нём и зябко, и нога отрезанная болит.
Стала себя Нина сдерживать, отходить потихоньку от горя. А через несколько лет примака в дом взяла: тяжело одной хозяйство вести да за домом без мужика приглядывать.
А дом глядит на примака, и не принимает его: то доска оторвётся, по башке стукнет, то на гвоздь напорется, неизвестно откуда в стене взявшийся, руку расцарапает. А раз поправляет примак клетки кроличьи, а молоток как живой из рук выскакивает да по пальцу на ноге как звезданёт, что аж посинел палец тот.
Злится примак, негодует:
- Гэта таму, Ніна, што дом не мой. Вось каб ты яго на мяне перапісала, усё было б добра.
А тут дочка приехала, наследница Шуркина. Ещё больше забеспокоился примака: выгонит, поди-ка, куда тогда деваться, попривык уже, обжился в чужом доме. Ну, не в свой же обратно возвращаться, в деревню Беленицу, где жена нелюбая, которой руку косилкой отрезало – потому и опостылела. А здесь баба в соку да с готовым хозяйством.
Так насел на Нину, что та и сдалась. Завещание на него составила. Пригорюнился дом, притих, будто даже пониже стал. А примака давай его кромсать-резать. Дверь прорубил, с другой стороны вход сделал, гараж разобрал, машину «Запорожец» на запчасти продал. Печку-грубку убрал, мол, дров не напасёшься. А грубочка-то была тёплым пристанищем Мары. Бывало, заберутся на неё с братом да читают книжки там запоем. И Шурка с Яниной читать любили: он - перед огнём, она – прислонившись спиной к боку грубки. На дворе мороз, а в доме четверым книгоманам тепло и уютно под треск горящих дров и шелест переворачиваемых страниц.
Но давно это было. Примак книжек не любил. И как стал резать дом, так и книжки сжигать взялся. Хотел даже веранду кирпичную убрать, а на то место бульбу посадить. Но не дала Нина. И стали люди дом, ранее такой приветливый, обходить стороной.
Но так устроена жизнь, что всему рано или поздно приходит конец. Наступил конец и примаковому владычеству. Умер он. А затем умерла и хозяйка. И дом - мечта Шуркина - перешёл по наследству дочке Маре. А она отказалась от него в пользу сыночка своего, Дмитрия. Он теперь полноправный и единственный хозяин.
Заготавливает дрова.
Выращивает овощи.
Поливает их студёной водой из колодца.
И даже устроил себе самодельный тренажёр.
А мама-Тамара как дачница помогает ему.
Вот так не думал, не гадал Шурка, когда строил свой дом-мечту для жены и деток своих, что спустя долгих 57 лет, опять сюда вернётся душа его в образе внука родного.
2021
НРАВИТСЯ 8 |
СУПЕР |
ХА-ХА |
УХ ТЫ! |
СОЧУВСТВУЮ 1 |
Шаноўна Мара!
Лічу, што кожная праца павінна аплочвацца)
ЯК ---- то пытанне) але ж мы жывем у сучасным)))
Перевод на карту банка, на номер телефона и прочее....
А што мяркуюць чытачы?
БАРЫС вАлосаЎскі, Мара не мае банкаўскай карткі.
Блукач ВАЛАЦУЖНЫ, можна не мець сення, заўтра - а праз тыдзень заімець!
БАРЫС вАлосаЎскі, проста займець банкаўскую карту для нас з табой, а не для практычна бязногага чалавека, які мае ногі, што зносіць гаспадара з пятага паверху не хочуць. Спачатку яму трэба крылы займець, альбо ліфт змайстраваць. А гэты працэс не вельмі просты.
БАРЫС вАлосаЎскі, звязаўся з Марай. Яна баіцца дапамогі, паколькі ўжо навучаная. Спачатку дапамогуць, а потым папракаюць тым, патрабуюць жыць і дзейнічаць пад дыктоўку памочнікаў. І свой нумар тэлефона не хоча змяшчаць у каментах. Персанальна табе яго дашлю ў "лічку". Хочаш, сам з ёй размаўляй. Праз два тыдні перабярэцца на зімовую кватэру з кампутарам, тады сама будзе адказваць на ўсе пытанні. А табе ўдзячная за ўвагу да яе.