СТЕНАНИЕ ДУШИ ВМЕСТО ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЯ. Валацуга

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Что я родился в эпицентре 20-го века и «расцвета» красной эры (1952 год) известно из моей биографии. Слава мне, что появился на свет и теперь могу тому самому свету рассказать о существовании небольшой веси Лепельского района Витебской области страны Беларусь. Погнали!

 Угораздило меня пообещать своему другу детства плюс троюродному брату, а теперь жителю Латвии Ваське Азоронку пробежаться по тропкам нашего детства и написать о том ностальгическое воспоминание о невозвратном детстве. И сам же загорелся этой идеей. Намедни даже сон увидел, как тусуемся с Васькиной семьёй в его хате, а вокруг полыхают естественной красотой уникальные окрестности Веребок.

 Утром выглянул в заоконную темень: термометр показывает 10 градусов тепла. Возрадовался, помня метеопрогноз погоды в Лепеле: день будет солнечный. Однако после окончательного рассвета немного приуныл: небо покрывал стопроцентный висяк пасмурности. Успокоил себя, что день утра будет погодливее.

 Мотоциклом подпёр стену гостиницы придорожного сервиса «Гостиный двор». До Веребок остаётся пару километров – нельзя минуть тропинки детства, а они впустят на себя лишь пешехода. И как не узнать нынешнее состояние звена общей цепи Березинской водной системы примерно 220-летнего Веребского канала?

 Каждый его метр неузнаваемо знаком. А неузнаваемо потому, что изувечен временем и современной хозяйственной деятельностью человечества. Про каждый такой метр можно писать отдельный мемуар, но он получится бесконечным. Поэтому покажу лишь фрагмент низовьев Веребского канала.

 Слева – сохранившийся фрагмент шлюза, с которого веребская детвора с невиданным для современника успехом сотнями таскала окуньков, остановленных разноуровневым перепадом течения канала.

 Ждал, что уже первая встреча с каналом возбудит восторг от встречи с детством. Ан нет. Осознание быстрой кончины исторического объекта, усугубленное пасмурной погодой, усилило его запустение. Ещё в 2009 году дамба канала представляла удобное пристанище для туристов.

 Сейчас оно преобразовалось в пристанище для кучи навоза на узком поле частника.

 Повторюсь: ожидал, что каждый метр пути в детство по дамбе Веребского канала будет ублажать моё сердце уютным ностальгическим уголком, однако глубоко ошибался. Всё заросло сорной растительностью, нехожено, выглядит душераздирающе, плачевно. А ведь я не хаживал Веребскими околицами лишь пару последних лет. Экипировался соответственно последним воспоминаниям о родном крае. И глубоко ошибся. Совсем не подходящие для замысла берцы насквозь промочила мокрая поникшая трава. Камуфляжный костюм рвали колючки ягодных бесплодных кустов, репейника. 

 Срезана бульдозером горка на дамбе с миномётными гнёздами, используемыми фашистами для обстрела древнего городища Плоская Гора, на котором укрывались партизаны. Используемая в моём детстве дамба в качестве автомобильной дороги не имеет на себе даже пешеходной тропинки. Параллельное каналу низовье реки Береща напоминает о себе лишь не успевшими высохнуть дождевыми лужами.

 Приговорили Берещу к смерти в середине 70-х советские проектировщики торфоучастка «Берещанский мох», а послушные экскаваторы и бульдозеры умело перенаправили воду в Веребский канал. Низовье древней реки умерло. Безвозвратно.   

 Не узнать и гору Репище, на которой купальские костры доставляли веребской детворе не только забавы, но и травмы. Тяжко даже представить, что в этом тихом уголке ежегодно, на меже июня и июля, бушевали недетские страсти моего поколения.

 А как мы с разгона прыгали в омут Берещи с берегового обрыва в урочище Олешник! Теперь даже смотреть на это место жутко.

 Долго думать над безалаберностью современников вынуждает Шушкевичев омут, в котором всегда успешно сидел с удочкой местный старожил и наш общий далёкий родственник Иван Степанович Шушкевич.

 А вот и мы с Васькой Азоронком восседаем под его родительским домом. Пивко потягиваем.

 Ой, пардон, маху дал, мысленно залезши в фотоальбом 2010 года. Лавочка та, а вот нас с Васькой Азоронком на ней вот уже 11 лет как нет. Вернее, лавочка есть, и даже я перед ней стою, а вот Васька в этот момент безвыездно заточен в нелюбимой им Латвии ковидными и политическими ограничениями.

 Поностальгировал по далёкому и не совсем прошлому да подался к своему отчему углу. Вот и Анэтин омут, носивший название от имени моей бабы Анэты Шушкевич (Парфинович). Запомнился он мне по купающейся в нём мамке и вытаскивающим меня из проруби Васькой Гарбузом, в которую прицельно заехали саночки с береговой горы. Кстати, чтобы дома избежать взбучки, я оправдался тем, что это Гарбуз вбросил меня в прорубь. Но ныне нет не только проруби, но и омута, и реки, и вообще воды.

 Я почти у цели. Остаётся лишь взобраться на гору, с которой меня в детстве саночки оттранспортировали прямо в прорубь для забора воды.

 Пару десятков метров – и я стою на тыльной стороне двора, перед которым, может, столетие растёт, не умирая и не множась, милый сердцу куст сирени.

 Не буду вздыхать и охать о безвозвратно убежавшем начале моей жизни, дабы не наращивать объём текста, ограничившись лишь мгновением моего конкретного появления на свет. Как и все мои ровесники, я уже рожался не в родительском доме, а в районном роддоме. Так вот, коротко сообщу про самый ответственный момент начала моей жизни, благодаря которому я пишу эти строки.

 Дверь палаты Лепельского роддома, в которой лежала моя мамка, открылась, и злая акушерка, безжалостно держа новорождённого за ногу, нервно вбросила его в палату. Так появился на свет я, поскольку в руке акушерка держала меня. Через год дверь палаты того же роддома открылась, и доктор Вечерский осторожно в сумочке доставил к мамке мою сестрёнку Аньку. Вот почему у нас такие разные характеры. Не я придумал – мамка рассказывала.

 Уходя в близкий лес для обеденного привала, непонятная сила заставила меня оглянуться. Хата бабы Анэты и моего папки Кости стояла на прежнем месте, как и в моём детстве.

 И куст сирени под окнами. Наваждение? Возможно. Ибо через мгновение на месте хаты оказался пустырь, по которому пару минут назад топтался.

 Спустившись в лощину между деревней и лесом, ещё раз оглянулся. Не случайно. Знал, что взору предстанет ещё одна дорогая мне хата, в которой прошла значительная часть моего детства.

 Жил там мой один из лучших друзей детства Валерик Демко. В 50 лет он по-пьяни перерезал себе вены, заподозрив, что жена уехала в отпуск с любовником. На похоронах за столь опрометчивый поступок все осуждали его, а не Ленку, в том числе и я. Дурак ты, Валерик, и теперь тебе это скажу.

 И хата его и моего детства не пустует. В ней живёт с мужем Лорка, сестра Валерика, переехав из надоевшего Новополоцка как бы на дачу. И про неё память сохранила яркое детское воспоминание. Сидела она в песочке, положив на камень тонкое ламповое стекло, измельчая его ударами другого камня. Я пришёл важно как старший на два года и рассыпал результат её труда. Лорка, долго не думая, обрушила камень в руке мне на темечко. Я заревел горькими слезами и с окровавленной головой побежал жаловаться мамке. Спасибо тебе, Лариса уже Вершаловская, за интервью для моего блога, на которое ты согласилась несколько лет назад.

 В последний раз окинул взором Веребки уже с лесной опушки «Падхрастом».

 Обедать расположился в светлом молодом бору. Место уютное. Только вот на душе было совсем неуютно. Мрачное небо усиливало неудовлетворённость увиденным отношением современников к исторической веси. В берцах неприятно облегали ноги мокрые носки. Даже приходила мысль укатить на обед в тёплую квартиру. Однако что ж тогда за блуждание по отчему краю получится без традиционного огонька и пропахшего дымом сала?

 Совсем рядом был крутой спуск в лесной массив Эсеровская Делянка с Тарентовой горой в её недрах, которую распахивал мой дед Тарента до расстрела Советской властью в 1937 году. Но посетить дедов огород, превратившийся в старый бор, желания не было ввиду мокрых ног и непременного болота в Эсеровской Делянке. Пусть простит меня дед, обещаю, что его Гору посещу в лучшую погоду и уже скоро.

 Осталось спуститься с горы Репище на одноименную равнину и не спеша преодолеть километр до мотоцикла.

 И ещё одно препятствие ожидало бы меня впереди, если бы не была уничтожена Береща – это брод через неё. А так нет реки – нет брода и нет препятствия. На его месте лишь грязь, а грязь – это не бурное течение, её легко обойти можно.

 Всё время исследований современного состояния тропинок детства понимал, что моё восприятие будет искажено в худшую сторону под воздействием влияния неприветливой пасмурной погоды и мокрой осенней растительности. Так и получилось в итоге. А на следующий день, как и накануне вылазки в Веребки, день был солнечный, яркий. Однако то, что увидел вчера под свинцовым небом, из сознания не вычеркнешь.

Октябрь – ноябрь 2021 года.