39. Светлый путь. УБИЙСТВО ЛЮДЕЙ НА ХУТОРЕ МАРЬЯНОВО. Шуневич Анатолий

Сведения об авторе смотреть здесь.

(Продолжение. Начало смотреть здесь.)

 Проснувшись июньским утром 1943 года, я, как уже привык, схватился за овчинку под собой. Она была суха. Быстренько побежал искать маму, дабы похвастаться, что бабуля Юличиха вылечила меня от последствий испуга, вызванного видом вывороченных партизанской пулей внутренностей кота. И, надо сказать, в дальнейшем довольно неприятная болезнь покинула меня навсегда.

 Маму я нашёл в толпе наших родных и соседей. И снова продолжались между ними споры о том, где спрятаться и в какую сторону бежать от предстоящей блокады. Однако какая-то сила держала людей возле родных углов, несмотря на смертельную опасность. Из состояния бездеятельности людей вывела моя крёстная Павлина Сидяка. Перебежав мост, она, подойдя к толпе, сказала, что оконских мужиков немцы вчера расстреляли, и умно поступил дядька Юзик, что не стал ожидать, когда немцы возьмут всех за шкирку.

 - Хватайте самое ценное и - в лес, - заключила Павлина свою тираду.

 Два выстрела, долетевшие со стороны озера Береща, ещё более подогнали сельчан, и те бросились хватать всё, что попадало на глаза. Помню, что мама стащила с забора мои штаны с длинными колошинами и шлейками, пиджачок, свою плюшевку и какое-то ведёрко, закрытое доскутом от чьей-то юбки. И вот мы бежим через огород с прорастающей картошкой, по грядкам с овощами. Маме нелегко тянуть меня за руку, а в другой руке держать почему-то тяжёлое ведёрко, и мы отстаём от беглецов.

 От дамбы валовогорцы бежали в лес, который отстоял не более чем на сотню метров от огородов, отделённых пожней и мелколесьем, где на всякий случай были построены шалаши, чтобы переждать опасность.

 Вот и первый ручей. Шлёпаю босыми ногами по довольно холодной воде. Кричу маме:

 - Я сам!

 Однако она не выпускает моей руки.

 Впереди остановился дядя Франик Леванович с тётей Антей, и, как только мы поравнялись с ними, подхватил меня на левую руку. Правой он держал свою жену Анцю.

 Вскоре мы догнали дядю Ватика и тётю Агнешу.

 Дядя Ватик держал на плечах своего сына Броничку. Тоню, его дочку, за руку вёл дядя Броник. А тётя Агнеша несла какие-то узлы из того, что успела схватить дома.

 Моя щека раз за разом тыкалась в щеку дяди Франика, жёсткая щетина небритого лица мужика колола моё тело, и я старался отворачивать голову от дяди и видел, как бежали наши соседи Болотники. Аню, мою ровесницу, нёс отец на одной руке, другой помогал жене бежать с котомкой.

 Вот и Разлитие, пожня среди лесного массива. С востока она заболочена, с запада поросла осинами в два обхвата, заселёнными гнёздами орланов и воронов. Вершины деревьев, казалось, достают до облаков. Перебежали пожню, где ещё стояли неизвестно с какого времени не свезенные стожки сена. После очередного лесного бездорожья воткнулись в реку Кесту.

 Русло в этом месте довольно широкое, и мужики, жердями проверив глубину, заявили, что надо быстро искать брода или кладок. Дядя Ватик посоветовал повернуть на юг и идти вдоль реки. С ним согласились и остальные беглецы.

 Со стороны Валовой Горы раздалось несколько выстрелов, и стал слышен собачий лай. Переправы на пути не попалось, и люди дошли до нескольких небольших землянок, что кто-то построил на противоположном берегу Кесты. Дядя Ватик сказал, что их построили партизаны ещё в начале войны.

 Сзади приближался собачий лай. Люди бросились убегать от звуков погони. Через некоторое время в редколесье беглецы вышли на выкопанные кем-то карьеры. Далее шла прогалина с дорогой со следами колёс.

 - Это дорога на хутор Марьяново, - сказал дядя Броник.

 - Это дорога в мышеловку, - пробормотал дядя Франик. – На дороге следы машин и мотоциклов.

 И действительно, со стороны гати и дороги Нивки – Валова Гора были слышны звуки моторов. Через короткое время оттуда вынырнул броневик. Одновременно с правой стороны, от мохового болота, появилась длинная шеренга солдат в касках. А оттуда, где мы только что пробегали, на гребне карьеров нарисовался отряд немцев с собаками. Из него вышел человек в чёрной одежде и с довольно выразительным польским акцентом приказал подняться и по три человека направиться в сторону хутора, за неподчинение расстрел на месте.

 Дважды людям повторять не пришлось. Под страхом нацеленного на нас оружия и рвущихся с поводков страшных собак по три человека в ряду колонна двинулась в сторону хутора Марьяново. В одном ряду были дядя Франик со мной на руках, его жена тётя Анця и моя мама с ведёрком. Впереди шёл переводчик, а может, и полицай, поскольку разговаривал с рядом идущим офицером по-немецки, а с нами – по-русски, но с польским акцентом. А польский язык я немного понимал, поскольку бабуля Анэта и мама перед сном шептали молитву «ойча наш», а бабуля читала книжку  Нострадамуса, написанную по-польски. Меня в ней интересовали больше рисунки, однако что-то оставалось в памяти и от прослушанного текста.

 За колонной задержанных медленно двигался броневик с пулемётом, направленным на колонну.

 Наконец показалась крыша дома, построенного на берегу Кесты. Дом был разделён на две квартиры, размежеванные просторными сенями, в тёмном углу которых стояли жернова. Я это видел, когда однажды с дядей Фраником возил овёс для коней кавалерийского эскадрона. Дядя тогда уговорил маму отпустить меня прогуляться на новое место.

 Колонна перешла мост.

 Люди растянулись от дома лесников и почти до пуни, стоявшей в сотне метров от жилища. Возле неё лежала небольшая скирда прошлогодней соломы. Может на полдесятка метров дальше стояла тёмно-голубая большая бочка и рядом с ней подвода, к которой был привязан огромный конь, что-то жующий. Дед Юзик сказал, что он бельгийский. Я уже видел таких коней в начале войны, когда через Валову Гору немцы везли мортиру для бомбёжки Москвы. Дальше, за пуней, шла дорога на Брусничное. А на восток, может, на полкилометра вдоль Кесты растянулся луг. Теперь он по всему периметру был занят солдатами вермахта в касках, блестящих под лучами солнца.

 К толпе, что устроилась с детьми на земле, подошли переводчик и офицер, слезший с броневика. Он перчаткой показал на мужиков, и уже переводчик приказал им отойти в сторону от мужиков и детей.

 Когда с помощью полицая-переводчика были отобраны мужчины, немец обошёл их небольшой строй, показывая на молодых. Шлёпнул по лицу крайнего подростка и приказал:

 - Вэк да матки!

 Мальцам дважды не пришлось говорить – бросились к своим родным. За кустами лесной смородины полицай приказал взрослым мужчинам лечь на землю. В их число попал и дядя Броник. Мама подбежала к офицеру, показала на деверя и запричитала:

 - Пан ахвіцэр, гэтаму мальцу ўсяго 16 год, ён проста выцягнуўся высокі. Адпусці яго!

 Немец адказаў:

 - Вэк!

 И сам пошёл за кусты, где лежали взрослые мужики. Проходя вдоль лежащих мужчин, фашист стрелял каждому в затылок.

 К дяде Бронику подбежал полицай и, видя, что офицер сделал своё страшное дело, прокричал:

 - Становись на колени, благодари господина офицера за дарованную жизнь!

 И вдруг малец рассмеялся, глядя на офицера и полицая. Не прекратил хохот даже тогда, когда немец поднял на него пистолет. Пуля вошла Бронику в ухо. Снопом лёг на родную землю юноша, красавец, любимец всей Валовой Горы, однако не стал на колени перед палачом и его наёмником на глазах всей деревни, а принял смерть стоя.

2023

(Продолжение смотреть здесь.)