Сведения об авторе смотреть здесь.
(Продолжение. Начало смотреть здесь).
В сумерках осеннего дня 1943 года в Валову Гору из похода в Свядицу возвратилась большая группа партизан. Они совершали рейд за боеприпасами, ранее спрятанными на Свядицком кладбище. К нам зашли Манька Шуневич со своим гражданским мужем Михаилом Черновым, начальником штаба партизанского отряда №3 бригады имени Сталина. Их встретили на нашем дворе её сестра Михалина с сыном Янаком.
Пока тётя Агнеша, мать Броника, и моя мама собрали ужин, мы втроём – Янак, Броник и я заняли наблюдательный пункт на печном щите и делились своими новостями.
Заглянул к нам и дед Юзик не с пустыми руками, поскольку передал тёте Агнеше что-то завёрнутое в лоскут ситца.
К деду подошла Манька. Плача, обняла старика за шею и сквозь слёзы сказала:
- Дзядзечка родненькі, чаму маёй сям’і выпаў такі лёс? Па ўсім свеце сям’я рассыпалася, і шчасця няма ні ў каго. Бацька раней часу ў іншы свет трапіў, невядома, якое шчасце чакае мальцаў, і ходзім бы па лязу нажа. Не ведаю, што будзе з Антосем пасля дэзертырства амаль усёй роты з брыгады Камінскага. А цяпер амаль кожны дзень баі, кроў,смерці. Калі ж гэта ўсё скончыцца? У Свядзіцы зноў нашыя сышліся ўрукапашную…
- Маруся! – почти закричал Чернов. – Пока эта мразь по нашей земле ходит, топчет наши тропки и дороги, не будет нам покоя. Я успокоюсь только тогда, когда возьмут за горло главного змея в его логове. И никакой жалости к фашистам, в руках которых оружие нацелено в сердца наших людей.
Понятное дело, мне неизвестно было, про какого змея говорит дядя Миша Чернов. Однако я видел в углу у нас икону красивой женщины, кормящей грудью младенца, и рядом, на другой иконе, богатырь прокалывает копьём трёхглавого змея, а конь смельчака передними копытами давит отрубленные головы клыкастого гада, чтобы тот не помешал кормить малыша, которого бабуля называла Иисусом Христом. В самом низу иконы была написана большими буквами молитва «Отче наш». Бабуля Анэта учила нас перед сном вместе с мамой повторять слова той молитвы.
А за столом взрослые, попробовав угощения деда, слушали рассказ, почему Манька (Маруся, Мария) в плохом настроении. Рассказывал начштаба Чернов:
- Разделили отряд на две половины – мальцев посильнее и более молодых добровольцев. Последние должны были добраться до Свядицы, открыть схрон с боезапасом, находившимся на деревенском кладбище, поскольку у отряда было своих патронов не более, как продержаться сутки. На сбор получили час. Восемь десятков бойцов почти бегом за час одолели путь до шоссе Минск – Витебск. Там выслали в обе стороны дозоры. Ничего подозрительного не заметили. Перебежали шоссе. Перейдя Эссу возле Рудни, правым берегом дошли до большака Лепель – Борисов. С большой осторожностью перебежали его, покинув на перекрёстке засаду из трёх человек на случай какой-либо неожиданности и для установки фугасов с двух сторон от съезда на Свядицу. Один из бойцов должен был со всех ног бежать предупреждать остальных в случае появления фрицев.
Только неприятности ожидали нас не с той стороны. Как только на кладбище открыли один тайник, по нам ударили от крайних хат. Сразу был ранен один боец. Покинув Марусю с раненым и с ними охрану из двух хлопцев, сами охватили Свядицу с двух сторон. Левый фланг очистил деревню, а правый перекрыл пути отхода. Бежали фрицы по полю, будто те зайцы, бросали даже оружие. Преследовать врага в сторону Слободы, где находился гарнизон, в наш план не входило, тем более что главная наша цель – забрать боеприпасы.
Сельчане сказали, что немцы и полицаи часто устраивают грабежи, кур переловили, да и домашних животных всех забрали. Сегодня последнего петуха застрелили. Около полусотни злодеев занимались грабежом. Благодарили нас, что мы тех здорово шуганули. Мы посоветовали крестьянам стащить убитых фрицев в картофельную яму и хорошо закопать, а когда будут допрашивать, говорить, что ничего не видели.
Я побежал на колхозный двор, где оставил Марусю, а тут - выстрелы пистолетные в районе пуни, где должны находиться раненый боец и санитарка наша. Навстречу уже бежал командир взвода разведки. Виновато разведя руки, сказал, что на них выскочил старый немец, так пришил его и побежал осматривать другие строения, а тут – выстрелы. Раненый боец сказал, что этот гад прицелился, но почему-то не выстрелил. Комвзвода поднял автомат и увидел, что в нём закончились патроны. Поменять рожок фриц не успел. Но, когда охранник сразил фрица-старика и побежал осматривать соседние здания фермы, возле Марии с раненым появился второй фашист. Санитарка успела мгновенно выхватить пистолет и навести на него. Однако разглядела лицо врага, которому, возможно, было лет 16, как и её брату Антоське, только ростом оказался выше. Оттого палец её на курке как бы омертвел. Но раненный партизан закричал: «Ды страляй ты, курыца! Ён нас зараз на той свет скіруе!» И Маруся смогла, почти не целясь, нажать на курок три раза. Немчик выпустил автомат и упал ниц. Раненый понял состояние женщины и успокоил, как мог: «Ты не перажывай, так бывае ўпершыню. Мог пацан нарабіць бяды і табе, і мне».
После рассказа Чернова дед Юзик тихо проговорил:
- Ты, пляменніца, паплач. Са слязьмі часта выцякае нуда. Гэта, вядома, датычыцца жанчын, мужыкам плач – ганьба. А цяпер ідзіце адпачываць, маці Кацярына змаркоцілася, чакаючы вашага вяртання.
Уже на выходе Мария, обращаясь к Черному, тихо сказала:
- Міша, ён жа зусім дзяцёнак, толькі выцыбаўся хлопчык, як і наш Антоська. Ты папрасі Фаміча (комбриг Дубровский), каб дазволіў яму пакінуць кодлу Камінскага. Ходзіць дзіцё, як па лязу нажа. Няхай разведчыкам зашле ў тое логава каго-небудзь са старэйшых мальцаў”.
Выходя в сени, Чернов отметил, что плохи дела у фрицев, если призывают на войну и старых и малых – кончается человеческий ресурс.
Тётя Агнеша согнала нас с наблюдательного пункта на печном щите, и, пока закрывала двери в хату, я докучал своей матери расспросами:
- Чаму гэта мальцы-жабракі з Вокана гавораць неяк дужа смешна: тутацька, тамацька?
Возвратившись в спальню, тётя Агнеша дополнила, что в Домжерицах и Ствольне говорят «чага», «кага» и даже не «глядзіць», а «пуляе вочы», а пошло это оттого, что у населения расположенных среди болот хуторов время вырабатывало свой диалект.
- А цяпер спаць, цікаўныя варвары, - строго приказала Агнеша. - У тых хлопчыкаў з Вокана такіх пытанняў не ўзнікае, бо ім трэба хворую маці накарміць і самім з голаду не памерці - іх татку ў гарадку фашысты расстралялі.
2013
(Продолжение следует.)
![]() НРАВИТСЯ 9 |
![]() СУПЕР |
![]() ХА-ХА |
![]() УХ ТЫ! |
![]() СОЧУВСТВУЮ |
Лучший комментарий
Блукач ВАЛАЦУЖНЫ, в России есть такой историк Радзинский или считающий себя историком. Как то попробовал его читать, но дочитал до предложения: "Екатерина подумала" и три страницы текста о том, что подумала Екатерина. Как вам историк.
А потым немцы не пакаралі жыхароў Свядзіцы і Слабады за свае страты ў баі з партызанамі?
Марцiн , пытанне дарэчы. А я і не здагадаўся аб тым спытаць у аўтара. Цяпер спецыяльна патэлефанаваў. Канкрэтна не ведае. Масавых расстрэлаў у Свядзіцы не было. Ніхто ж "не бачыў", што адбывалася. А Слабада ўвогуле як бы ні пры чым - каля 4-х км іх падзяляе.
Марцiн , аўтар дадаў, што караць у Свядіцы не было каго, паколькі ў вёсцы засталіся толькі старыя ды малыя. Усе мужыкі пайшлі ў партызаны, падлеткаў часткова вывезлі ў рабства, астатнія хаваліся ў лесе. Такая дэмаграфічная сітуацыя была ва ўсіх вёсках.
Ураджэнец Верабак Васіль Азаронак каментуе з Юрмалы:
Блукач ВАЛАЦУЖНЫ, в России есть такой историк Радзинский или считающий себя историком. Как то попробовал его читать, но дочитал до предложения: "Екатерина подумала" и три страницы текста о том, что подумала Екатерина. Как вам историк.
Терентий, у мае школьныя гады нашая мамка дужа любіла чытаць кніжкі доўгімі зімовымі вечарамі. Памятую, чытыла раман Іллюка Эрэнбурга "Бура". Прачытала і мне абураецца на аўтара, што на працягу ўсёй тоўстай кніжкі ён падрабязна распавядаў аб тым, што думаў галоўны герой, аб чым перажываў, як кахаў, а пад канец кніжкі яго забілі: адкуль хто ведаў і данёс аўтару аб усім гэтым? З таго часу страціла цікавасць да мастацкай літаратуры.
Калі следаваць яе логіцы, то трэба пісьменнікам не прыводзіць да трагічнага канца іх герояў. Я Азаронкаву рэцэнзію ў душы не прымаю, але даў, паколькі той напісаў. Дарэчы, ён па даўняй працы літаратурны крытык, гэта ў яго натуры замацавалася навечна. А прычапіцца можна і да ляжачага камяня. Я гэта таксама ўмею, аднак не прымяняю.Блукач ВАЛАЦУЖНЫ, так я же подчеркнул, что историк, а не писатель. Я в своё время был без ума от Пикуля, но он писатель, а не историк, а как преподносит историю.
Терентий, именно этот пример с "историком" Радзинским я тоже однажды приводил здесь на сайте. Было время, когда только такие и были в фаворе. А что касается мемуаров и воспоминаний... Я всегда с уважением относился к свидетелям прошедших событий. Тем более участникам. Но... Читая их воспоминания всегда делал, что называется, "поправку на ветер". Когда мне в горячем споре,пытаясь что то доказать буквально кричат - "А ты почитай воспоминания такого то и такого то!" Я только улыбаюсь. Иногда отвечаю - "А ты сам читал? Тебе понравилось? Вот и читай дальше!"
Терентий, так, і я адолеў "Фаварыта" Пікуля і прылічыў яго да гісторыкаў, па меншай меры - да пісьменнікаў-дакументалістаў. Да такіх твораў адношу і мастацкую дакументалістыку Шуневіча ў адпаведных маштабах.
Юрмалец Васіль АЗАРОНАК - лепельцу Блукачу ВАЛАЦУЖНАМУ:
Лепелец Блукач ВАЛАЦУЖНЫ - юрмальцу Васілю АЗАРОНКУ:
Юрмалец Васіль Азаронак - лепельцу Блукачу Валацужнаму:
Лепелец Валадар Шушкевіч - юрмальцу Васілю Азаронку: