68. Светлый путь. «РАМА» БОМБИТ НАШУ ХАТУ. Шуневич Анатолий

Сведения об авторе смотреть здесь.

(Продолжение. Начало смотреть здесь.)

 Для жителей деревни Валова Гора блокада 1944 года началась после ухода последних отрядов бригады “Дубова” на прорыв в Ушачско-Полоцкую зону. В тот майский день дядя Миша Чернов с Манькой Шуневич или, как он её называл, Марусей распрощались с её матерью Катериной и сёстрами Михалиной, Алиной и Яниной.

 Затем на подводу погрузили инструменты начальника боеобеспечения отряда Александра Стрижёнка.

 Поместились сами и подались на место дислокации отряда, в деревню Оконо. Оттуда с большей частью отряда направились в Ушачско-Полоцкую зону, где в это время шли тяжёлые бои с врагом, почти в три раза превосходящим партизан в живой силе, имеющим на вооружении бронетехнику и авиацию, достаточное количество боезапаса. Партизанам приходилось удерживать место прорыва, защищать беженцев (в основном семьи партизан), бригадные госпитали. В своих мемуарах Лобанок рассказывал, как немцы, захватив один из партизанских госпиталей, расстреляли раненых. Тогда из толпы беженцев выскочил пятилетний мальчик и набросился на палача со словами: “Што ты нарабіў, гад? Гэта ж мой тата, ён такі добры!”

 Никто по сегодняшний день не скажет, сколько трагедий произошло в лесах Полоцко-Ушачской зоны. Известно только, что вся земля там полита кровью наших людей, беларусов.

 Однако возвратимся в зону Лепельщины, а конкретно – в деревню Валова Гора. Теперь, когда основные силы партизан пошли на прорыв, сразу днём появились каминцы и сожгли хату Катерины Шуневич, поскольку её дочка Манька была в партизанах, а сын Антось с другом дезертировал из бригады Каминского, убив при бегстве во время затеклясского боя двоих немецких службистов. В огне сгорели документы, часть одежды, соседи спасли только хлевки, стоявшие на отшибе. Самих же хозяев не расстреляли, и им пришлось жить в школе, что находилась рядом с усадьбой родителей.

 Теперь каждый день являлись каминцы или каратели, устраивали засады, ожидая вышедших из окружения партизан. Однако война войной, а жить как-то надо. И моя мать с тётей Агнешей выбирали картошку-сеянку в своём склепе, построенном в дамбе рядом с мощным многовековым дубом. Занявшись работай, не заметили и не услышали, как возле хаты Лотьки Драгуна остановилась машина. Из неё высыпали каминцы. Женька Драгун прибежала к нам и предупредила, что бы мы бежали в лес, поскольку приехали фрицы и на дамбе копают ямы.

 Однако бежать было поздно. Тётя Агнеша, мать Броника и Тони, приказала нам забиться в конец истопки и сидеть тише мыши, возможно на эту сторону дамбы каратели, как всегда, не заглянут, а с дамбы нас не видно.

 Некоторое время мы молча сидели в нашем подземелье, однако, моя мать не выдержала и тихонько приоткрыла дверь. Через щели было видно поле до самого леса, в котором были наши шалаши. С левой стороны было видно подворье Левановичей с высоким журавлём над криницей и часть поля деда. С правой стороны виднелись деревенские хаты почти до двора Зинькевича, десятого по счёту.

 Мама хотела подняться на дамбу, однако тётя Агнеша не одобрила такого намерения и посоветовала ещё подождать, поскольку над аэродромным полем со стороны тропки на пожню Разлив появились какие-то люди. Среди них были женщины и дети, один даже верхом на светло-сером коне, толпа всё увеличивалась, и в ней были хорошо видны вооружённые люди.

 А в это время из леса напротив хаты Болотников вышли женщины, остановились, и одна из них, сорвав с себя белый платок, начала махать в сторону вышедшей толпы. В проёме дверей нашего склепа встала тётя Агнеша и, сорвав платок, тоже стала махать. Только первую женщину было видно со всех сторон, а тётю Агнешу закрывала дамба и старый дуб.

 Не понимали люди, какие сигналы белыми платками передают сельчанки, и небыстрым шагом приближались к деревне. И тут нервы сидящих в засаде не выдержали, с дамбы по колонне ударил пулемёт, застрочили автоматы от партизанского штаба, бабахнули винтовочные выстрелы.

 Упал с коня партизан, раненный в ноги, а люди побежали к близкому лесу. На их место, минуя хату Левановичей, пришли военные в немецкой форме. Однако солдаты в лес не пошли, ибо из чащи кустов началась стрельба, и они, забрав раненого партизана и коня, схватили и женщину, что подавала партизанам сигнал об опасности. Оставили коня в конце деревни и, погрузившись в грузовик, направились в сторону Нивок.

 Тётя Агнеша сказала, что платком махала Вандя, у которой сын Володя в партизанах, и она, наверное, думала о нём. Дома у неё остались дочка Ленка и сын Франок. Дети, скорее всего, останутся без матери, поскольку немцы не простят ей подачу сигнала. Потом, как рассказывал один из полицаев, партизана после допроса расстреляли в Лепеле, а Вандю вместе с другими арестованными отвезли в Витебск и только там расстреляли. До конца войны дети Ванди жили у тётки, затем в Лепельском детском доме. Конь, оставленный на волю судьбы, нашёл дорогу (возможно по запаху) на хутор Марьяново, где в то время находился кавалерийский эскадрон Лепельской бригады имени Сталина под командованием А.П. Панкратова.

 В хату мы ходили только ночевать, и то, когда сильно сгустятся вечерние сумерки, а на утренней зорьке уходили в шалаши досыпать. А Валька говорил, что там мы только кормим комаров. 

 Он же научил меня и Броника лакомиться сладковатой мездрой осины. Когда взрослых не было возле шалашей, мы брали большой нож, срезали у осины верхнюю кору, а затем под ней отскребали лезвием белую мягкую мездру. Языком слизывали с ножа сладковатый сок и жевали мягкую прослойку между корой и древесиной. Взрослые в это время готовили к посадке картошку. Разрезать её нужен был нож с тонким лезвием, и мама, в поисках его, застала нас за ненужным на её взгляд занятием. Понятное дело, я сполна получил «берёзовой каши» за двоих. Обиженный на весь мир, я покинул лесную стоянку и подался к хате, на ходу бормоча:

 - Мама-яма, мама-яма…

 Мне казалось, что таким образом я мщу главному обидчику в образе собственной матери.

 Вдруг раздался звонкий звук мотора со стороны озера Плавно. Низко над землёй пролетела «рама» и над хатой Левановичей сбросила что-то блестящее. Крышу охватило пламя, а «рама», долетев до шлюза, поднялась выше и полетела обратно. Пролетая над нашей хатой, снова сбросила блестящий предмет, но крыша не загорелась. Скатилась такая «блестяшка» и с крыши партизанского штаба, что располагался в Лотьковой хате.

 Я в это время брал комки засохшей почвы и бросал в сторону рамы. И когда самолёт полетел дальше вдоль дамбы, я подошёл с южной стороны к хате деда Юзика. А «рама» сделала разворот над хатой Зинькевича и полетела назад уже выше старого дуба. Ещё самолёт не покинул пылающую усадьбу Левановичей, как над нашим огородом высоко поднялась земля. И меня какая-то сила прижала к стене дедовой хаты, на голову посыпались трески повреждённого бревна жилища. «Рама» больше не возвращалась, а меня в своём дворе нашёл дед Юзик.

 Возле хаты Левановича усердствовали двое партизан и сыны деда – Яська и Фредя. 

 В отдалении молча стояли хозяева горевшей хаты – дед Леванович с бабой и их сын Стась.

 Партизаны принесли две бутылки с горючей начинкой и бросили в догорающее жилище когда-то старательных хозяев. На мгновение пламя вспыхнуло и стало затухать. Люди не дали огню уничтожить всё хозяйство. По-сиротски смотрелся высокий журавль криницы с пустым деревянным ведром на цепочке.

 А из леса уже бежали женщины. Броник не выдал меня, а возле хаты дед Юзик на чём свет стоит ругал маму и тётю Агнешу. Показывая на повреждённую стену, утверждал, что малец был всего на волосок от смерти:

 - А вам нейкі нож даражэй за жыццё сына!

 Старик подвёл женщин и присутствующих ближе к стене хаты, показывая на повреждение. Как раз в это время подошла моя крёстная Павлина с сыном Казиком. Все с удивлением и страхом смотрели, как осколок «сотки», авиабомбы, пробил стену хаты между двумя венцами выше моей головы на четверть (это около 20 сантиметров), затем пробил дверь дедовой части хаты, доски двери нашей половины и засел в спинке деревянной кровати на многие годы вперёд.

 Я тогда ещё не понимал, что действительно чудом спасся от неминуемой гибели.

*   *   *

 Изложенные в моих воспоминаниях о войне факты так же основаны на рассказах очевидцев и участников описанных событий. Десятилетиями я по крупицам собирал сведения путём опросов жителей и уроженцев Валовой Горы, Лепеля, Барсуков, Черницы, Затеклясья и других деревень Лепельского района.

2024