215. СТАЛЮГИ: в ложбине жизни

По долгу службы мне часто приходилось бывать в сельских населённых пунктах Лепельщины, описывать жизнь крестьян. Многое осталось в памяти. Постараюсь воспроизвести быт сельчан в прежние времена. Многих уже нет в живых, но, благодаря моим воспоминаниям, память о них эта книга сохранит на века.

Еле теплится жизнь в деревеньке Сталюги, приютившейся на обочинах современной дороги Черноручье - Краснолуки, которая, начиная с довоенных времён, именовалась Борисовским большаком и служила единственной связующей артерией Лепеля с центром Великого княжества Литовского, а впоследствии с югом Северо-Западного края Российской империи (шоссе Минск - Витебск построено в 30-е годы ХХ столетия).

Книга «Память. Лепельский район» подаёт скудные сведение об этой деревеньке: на 1997 год в ней имелось 11 подворий с 14-ю жителями. Я же расскажу о том, что представляли Сталюги в 1998 году.

Оседлала эта деревня лощину между Калавур-горой и Аношками. Деревянные хаты прилепились к гравийке Черноручье - Латыголичи, одетой в асфальт на протяжении населённого пункта. Вдоль единственной улицы, занявшей старый Борисовский большак, доживают свой век берёзы-патриархи, которые, несмотря на гигантские размеры, дряхлый вид и старческий возраст, ещё способны одаривать местный люд берёзовым соком да огромными тенями в знойный день. Однако время этих бело-зелёных памятников природы сочтено. Большая часть их уже упала, не выдержав напора ураганных ветров, ударов вероломных молний да нашествия неумолимой старости.

Сталюжане ошибочно считают, что берёзы те вдоль стародавнего шляха садила Екатерина Вторая. Характерно, что жители деревень, прилежащих к Березинской водной системе, строительство гидротехнических объектов также приписывают известной царице. Не знают люди, что знаменитая властительница царила раньше. Это её сын Павел на рубеже 18 и 19 столетий подписал приказ о строительстве легендарного водного пути. Вдоль него, чтобы не разрушались берега каналов и дамб, были посажены берёзы. Современный внешний вид уцелевших на дамбах деревьев полностью идентичен сталюжанским. Так что Павловскими, а не Екатеринискими их нужно называть.

Сами же Сталюги и не должны помнить седой древности, поскольку родились они относительно недавно. В 1938 году власти согнали в свободную от лесных чащоб лощину жителей окрестных хуторов Бусяны 1-е и 2-е, Калавур 1-й, 2-й и 3-й, Радишевка, Подобеды, Кузьмичёв, Ширневки 1-е и 2-е. 33 хаты за какой-то год выросли на Борисовском тракте.

Удивительно, хоть и характерно почти для всех деревень, что жители Сталюг не знают происхождения названия молодого селения. Услышав о том вопрос, некоторые начинают предполагать, что корень здесь может быть единственный - стол (по-белорусски в множественном числе «сталы»), а всё слово отражает ласкательную или пренебрежительно-унизительную характеристику известного предмета. А может советские активисты того времени имели в виду свою стальную деятельность относительно уничтожения многочисленных хуторов, мешающих развитию колхозного строя? И никому не придёт в голову ещё одна версия, самая правдоподобная. Деревня строилась на пустом месте одновременно. Борисовский большак облепили станки для продольного распиливания бревён на доски, во времена Великого княжества Литовского называемые сталюгами. Именно так трактует это слово “Тлумачальны слоўнік беларускай мовы”.

Не знаю, каково было новосельное настроение сталюжан. Однако ни в какое сравнениё оно не шло с тем, которое принесла война. Мужиков забрали на фронт, некоторые пошли в партизаны. Сталюги стали женской деревней. Путь завоевателей на восток проходил по Борисовскому большаку. В Сталюгах оборудовали что-то вроде материальной базы. Потому и уцелела деревня. Только две хаты в ней сожгли. Зато, убегая, побеждённые германцы бросили заполненные склады. Местное население растащило ценности на свое нужды.

Много сталюжан осталось лежать на взрытых снарядами фронтовых позициях да в мрачных лепельских лесах. Пересилив горе, уцелевшие мужики да обессиленные неимоверно тяжёлой работой женщины взялись налаживать мирную жизнь.

По деревенским хатам разместили классы семилетки. Училась переросшая молодёжь за столами из неотёсанных досок. Писала на пожелтевших немецких газетах. Со временем школа переехала в новое здание отстроенной деревни Замошье. В Сталюгах остались четыре класса. В 1961 году и они переселились в просторную постройку из желтых смолистых бревен. Радовались сталюжане - на виду жизнь улучшается.

Промышленность убежала далеко от захолустных Сталюг. Сталюжанам ничего не оставалось, как бесплатно горбатиться на непосильной колхозной работе. Как и везде, молодежь убежала из деревни в города. А вот Захар Кривко побродил-побродил по миру, да и вернулся с семьей назад. Поселился в материнской хате-развалюхе. Начал строить новую. Что тут сделалось! Налетело начальство из колхоза «Родина», Слободского сельсовета, потащило Захара в райсовет. Чуть ли не во враги народа зачислили человека. Заявили, что сами перетащат дом в центр колхоза Велевщину. А все дело в том, что Сталюги зачислили в неперспективные деревни, всякое строительство в которых было запрещено. Однако и Захар не лыком шит: мир объездил, в тюрьме сидел. Не привык он плясать под глупую дудку. Фигу показал придирчивому начальству. А за неё человека не осудят. Отстали. Поставил Захар хату. В колхоз пошел работать. И трех сыновей за собой повел. Вот тебе и «неперспективный» мужик. Умер дед Кривко пять лет назад.

То было давно. А что представляли Сталюги и сталюжане в 1998 году, когда я их посетил? В деревне девять жилых дворов. Десятую старую хату купила под дачу минчанка Капитолина. Новую шикарную дачу построил витеблянин Толик, далекие корни которого кроются где-то в сталюгской земле. Два дома опустели навечно, но сохранились. От школы и других усадеб и следа не осталось.

Есть характерная особенность у Сталюг - безводность. Хотя расположена деревня в ложбине, вода в единственном колодце прячется в бездонной темноте. Сейчас ее хватает. А в то время, когда колодцем пользовались три десятка семей, иногда приходилось довольствоваться желтым илом. Другой колодец не стали копать из-за чрезмерно глубокого залегания водных слоев. И технической воды в Сталюгах нет. Река Эса и озеро Аношки отбежали по разные стороны на два километра.

А лесов хватает. На все четыре стороны можно ходить по грибы да ягоды.

А где же сами сталюжане? На первой хате висит замок. На второй - тоже. Но ко второму двору с тыла сунется согнутая старуха с палкой в руке. Бросаюсь ей навстречу. Сталюжанка, ссылаясь на старость и болезни, рассказывать о себе и Сталюгах отказывается. Однако, продвигаясь ко двору, как на духу излагает свою жизнь. Ольга Васильевна Демко, 78 лет. Сколько горя перенесла за жизнь! За партизанство брата немцы посадили её в Лепельскую тюрьму, потом загнали копать и сушить торф в Кулеши. Повезло убежать. Муж Иван только осилил трехлетнюю кавалерийскую службу в Самарканде, как грянула война. Снова оставил семью на четыре года. Но, слава богу, вернулся. В последнее время болел очень. Дочь Надя оставила городскую работу, квартиру с семьей и приехала за отцом ухаживать. Умер он в июне. Увидела дочь, что и мать больная, не потянет одна хозяйство, осталась. Сегодня побежала на колхозную свеклу. Голова, сердце досаждают бабу Ольгу. А работы у дома - задохнуться можно. Недаром, умирая, наказ давал Иван, чтобы корову продавала. Понимал, что не управятся с ней две женщины. Надоело все. Скорее бы дождаться смерти!

Второй встречный сталюжанин оказался самым молчаливым - ни слова не сказал. Молча прислонился к Павловской березе и застыл, будто манекен. На выручку сыну со двора вышла мать. Мал совсем Сережка. Правнук он Захару Кривко, который объявлял войну указу о неперспективности деревень. А сама она Ольга Пашкевич, внучка его. Живет пока у бабы. Муж налаживает жизнь в Борисове. Оставить Сталюги собирается Ольга.

Хотя и обложена кирпичом, однако убого выглядит окруженная пустым двором хатка Юзефы Игнатьевны Заголович. Глухая совсем она. Поэтому, взявшись кричать в самое ухо, махнул рукой и только слушал трогательный монолог старой. 76 лет бабе Юзефе. Война мужа загубила. Двадцатилетней на всю жизнь вдовой осталась с младенцем на руках. Без жилья. Никто ничем не помог. Один только человек охапку соломы бросил в бункер для снарядов, где поселилась Юзефа. После войны все делала. Депутатам была. Теперь старость одолела. Оглохла. В ушах частушки поют. Голова болит. Давление скачет. А живет одна. Невестка сына за неуплату алиментов осудила. Разве это справедливо, чтобы за 8 миллионов человека на свободное поселение загонять? Никто не наведывается, не поинтересуется старческой долей. Хата холодная. Картошка - с горох, к тому же червивая выросла. За всю жизнь такого плохого урожая не видела. Записалась в колхозе на 200 килограммов, однако пока добралась в Велевщину, продали всю. Насобирала несколько на перекопанном колхозном поле. Наелась. А клубни те зелеными были. Отравилась. Курка и петушок есть. Но резать надо голосистого, поскольку соседи злятся, что их кур ублажает. Наверное, одной курки ему мало. Кто-то гектар земли имеет, лошадь держит. А она, чтобы несколько соток перепахать, трактор нанимала за бутылку. А где тех бутылок накупишься? Власть бесплатный проезд сделала старой и по Лепелю, и по Витебску, и по Минску. Но дальше Слободы уже много лет не приходилось бывать. Председатель сельсовета хороший…

Разрыдалась баба Юзефа. А как успокоить глухую? Скорее пошёл дальше.

Софья Петровна Кузьмич шинковала капусту. Прямо с радостью встретила меня. Рассказ повела основательный. Родилась в Красновке (была такая деревенька рядом со Сталюгами). В школу ходила в Сталюги. Семь лет дружила с Сергеем Кузьмичом: четыре из них он служил в армии, после три года платонически влюблялись, прежде чем пожениться. И никакого секса, как теперь молодые поступают. Настоящая любовь было. Потом спешили побольше детей наделать. После Миши и Раи близняшки Ира с Ларисой получились. Только на Тамаре остановились. А под конец занемог муж Сергей. Три года болел, год парализованным лежал. И все равно говорил, что жить хочется. Умер в июне, в один день с Иваном Демко - мужем сестры Ольги. Надо же такому случиться, чтобы свояки вместе пошли на тот свет. Одной жить тяжело. Помочь некому. Единственный мужчина на все Сталюги - Иван. Газ прикрутить - к нему бежишь. Пенсию Софья получает миллион двести тысяч. Полеводом мало зарабатывала. Болела. А бюллетень в зарплату не пошел. По соседству живет Сергеева сестра Дарья. Еще хуже ей, одной. Детей не имеет. Ослепла. Полиартрит руки скрутил. Даже картошку чистить не может. Никакое хозяйство не держит. Кто ж это думал, что старость будет такой тяжелой?

Внес я Софье Петровне баллон, который газовщики недавно сбросили во дворе, в сарайчик и поспешил ближе к цивилизации. Как раз в тот момент цивилизация сама пожаловала в Сталюги - автолавка приехала.

Я часто посещал исчезающие деревни. И оставлял их без особых эмоций. Сталюги же навеяли на душу и сердце какую-то непонятную печаль своей убогостью и запущенностью. Может, потому, что хорошо знал деревню шестидесятых годов, когда она полна была непрекращающимся усердием сельчан на своих хозяйствах и гремела несмолкаемым гомоном местной детворы.

Как же помочь Сталюгам выжить? А никак! Поздно уже. Спасать теперь нужно соседние Велевщину да Слободу, чтобы и их не постигла судьба Сталюг. А вот помочь оставшимся в живых сталюжанам можно. И нужно сделать это обязательно, прямо сейчас, через 16 лет после рассказанных мной событий. Чтобы не травились они зеленым картофелем. Чтобы не чувствовали себя в ложбине жизни.

Ваўчок ВАЛАЦУЖНЫ (Валадар ШУШКЕВІЧ). ЛЕПЕЛЬ. 2014 год.