Зинаида Кицер. Родилась в 1940 году в деревне Михалово Лепельского района. Работала полеводом в колхозе. Живёт в деревне Горки Лепельского района.
КАК УМИРАЛИ ПУНТЫ
Хронику деревни Пунты я составить не могу, поскольку родилась за полтора километра от неё, в Михалово. А вот хронологию умирания Пунтов знаю хорошо потому, что в 1957 году вышла замуж за пунтовца Петра Кицера и поселилась у его родителей.
К тому времени, когда я стала пунтовкой, в деревне было 10 или 11 хат. Все они были заселены, ни одна не пустовала. Моим жилищем стала усадьба Сергея Трофимовича и Анастасии Анисимовны Кицарей, родителей моего мужа Петра. Другие члены семьи жить нам не мешали, поскольку взрослые дети свёкра и свекрови до меня сбежали из лепельского захолустья: Катя и Мария в Молдову (до сих пор там живут), а Коля умер в республике Коми до моего переезда.
Я прочно вжилась в небольшую деревню, поскольку практически постоянно находилась в ней - работала полеводом в колхозе. Даст бригадир ежедневное задание - я его выполню одна или же в составе небольшого женского коллектива. Изредка посылали на поля или фермы в центральную усадьбу Горки, но это проблемы не представляло, поскольку соседние деревни разделяло расстояние в пару километров. Так что за какой-то в год я для пунтовцев стала в доску своей пунтовкой. Можно даже сказать, что меня сельчане полюбили, хорошие отношения были и с родителями мужа. А самого его я практически не видела - председатель кричал на мужа, чтобы в пять утра уже был в гараже, готовился к перевозке откормленных бычков на Витебский комбинат, намолоченного зерна на заготовительное предприятие, приступал к выполнению десятков других неотложных дел, которые завершались всегда почему-то в полночь.
Но Пётр не жаловался на трудности будней, хотя они были бесконечны, не прерывались никогда. Дело в том, что в колхозах выходных не бывает, а отпуск он никогда не брал - боялся, что на время отдыха его машину отдадут другому водителю, который её обязательно угробит. Даже оказавшись на больничной койке в областной клинике по причине болей в позвоночнике после производственного травмирования спины, говорил: «Когда поправлюсь, мне обязательно дадут новую машину, и я буду на ней ещё долго работать». Однако Пётр не вылечился, умер в 1933 году. Конечно, нет предела горю нашей большой семьи (я успела родить пятерых сыновей, которые до сих пор живы и здоровы), однако рассказ начала не о себе, а об упадке нашей деревни. Так что возвращаюсь к Пунтам.
Ни магазина, ни школы в Пунтах никогда не было. Дети по восьмой класс ходили за четыре километра в Черцы, а в девятый и десятый - за семь километров в Заслоново. В Горках тогда была лишь начальная школа. Школьных автобусов и в помине не было. А по какой дороге ходили! Это теперь урочище Пунты зелёным оазисом выделяется среди полевых просторов, а тогда деревня Пунты терялась среди таких же зелёных бесконечных кустов, занимавших склоны возвышенностей и заболоченных лощин между ними. Просёлки были в несколько рядов изрезаны глубокими тракторными колеями и заполненными водой выбоинами. Без резиновых сапог нечего было и думать выбраться в соседнюю деревню практически на протяжении всего года. Исключение делали если только непродолжительная летняя засуха и бесснежный морозный период на стыке осени с зимой. Проезжающий возле урочища Пунты транзитник даже не представляет, что лежащая под ним широкая и ровная гравийка - это чрезвычайное благо цивилизации, о котором не могли даже мечтать пунтовцы.
Но в то время считалось, что иначе и быть не может. Дороги проложили предки сельчан, и такими они останутся до окончания мира. Хотя нет, всё больше просёлки портила с каждым годом набирающая мощь сельскохозяйственная техника. А люди лишь вздыхали: то ли ещё будет…
Не безоблачной была моя жизнь в Пунтах. Много плакала. Но деревня в том не виновата. Слёзы мои родила коммунистическая система - двух моих сыновей загнала воевать в Афганистан. Но рок был милостив ко мне и им, возвратились.
Первой опустела усадьба Ивана Прокофьевича и Аньки Лесунов. Купили они себе хатку в Михалово и переехали.
За Лесунами в Горки последовал бригадир Федя Зеленин. Дали ему квартиру в двуэтажке, поскольку пунтовская хата прохудилась и протекала. Её хозяин забрал с собой на хозяйственные нужды. Но пожил он на новом месте недолго - много пил и умер. А его жена Катя до сего времени живёт у сына Феди.
Первой при мне в Пунтах умерла старуха Мария Шатырёнок. Её хата осталась зарастать бурьяном на горе.
Следующей покинула деревню одинокая Мария Федосовна Шайтор - переехала к дочке в Минск. Хата её долго стояла, а потом сын перевёз обветшавшее строение на дачу под Минск.
Умерла Елизавета, фамилию не помню. Кто-то вывез её хату из Пунтов. Дочка Елизаветы под фамилией Каптюг живёт в Саратовской области.
Далее на горе жил Генька, фамилию не вспомню. Он с женой отправился искать лучшую долю на Украину.
Мы жили в низине. Соседкой была бабка Евгения Шайтор. Сын забрал её в деревню Людчицы. Увёз и хатку, из которой получился хлев.
Я была самой молодой жительницей Пунтов. Поэтому старики просили меня не уезжать, поскольку я контролировала их состояние и в случае необходимости вызывала медиков. Меня так и называли - Скорая Помощь. Получилось по-ихнему. После Евгении Шайтор мы с Петром стали единственными жителями Пунтов. Но одни жили недолго. Вскорости нам дали дом в Горках, в котором я живу сейчас. Было это в 1987 или 88 году. Точно не помню, который из них стал годом смерти деревни.
Все строения вывезли. Осталась лишь наша хата и хлевок. Как-то весной нам передали, что в Пунтах горит наш сарай. Дома были мои сыновья. Бросились они в бывшую деревню. Там увидели полностью сгоревший хлевок. К хате огонь подобраться не успел. Причиной пожара стал поджёг сухой прошлогодней травы. После этого случая я начала ругаться на детей, что так может и она сгореть. Тогда младший сын разобрал избу и в Черцах на усадьбе родителей жены поставил баню.
Раньше вокруг бывших Пунтов траву косили, колхозный скот выпасали. А теперь ни то, ни другое не делают. Трава одичала, превратилась в бурьян. Заросли бывшие улицы, огороды, дворы. Бобры в низине сделали запруду, и она создала болото, берёзы в нём засохли от переизбытка влаги, стоят, словно каракатицы, без листьев. Некоторые яблони не успели засохнуть и плодоносят. Кое-где из травы выглядывают валуны фундаментов. Над бывшей улицей нависли кроны больших деревьев, и она превратилась в тоннель.
Пройдёт ещё несколько лет, и о Пунтах некому будет вспомнить. Уже ближайшее поколение местного населения даже знать не будет, что урочище Пунты взяло название деревни, стоявшей на том месте.
Может, мои воспоминания оставят хоть какой-нибудь след в истории Лепельского края.
Ваўчок ВАЛАЦУЖНЫ (Валадар ШУШКЕВІЧ). ЛЕПЕЛЬ. 2014 год.
НРАВИТСЯ |
СУПЕР |
ХА-ХА |
УХ ТЫ! |
СОЧУВСТВУЮ |
Ляды, амаль не пакінулі сляды.
Как-то раз, в одном из ответов Блукач Валацужны рассказал про хутор ЛЯДЫ.
-"Ці ведаеш, дзе хутар Ляды? Ну вось. А на ім нарадзілася мая маці, і месца яго цяпер называецца па імю майго прадзеда Захара Прускага - Захараў хутар."
Из рассказов старожилов знаю, что был ещё один хутор или деревня под названием ЛЯДЫ. Скорей всего хутор, так как на карте 1860г он не обозначен. Часто бываю на месте бывшего поселения, но на этих выходных решил заснять остатки, так сказать для истории. На фотографиях мало что понятно, но как есть- так есть.
Примерное место расположение деревни-хутора
Ля́до (ляда, лядина, лядинка, от праслав. *lędо) — место вырубки и выжига леса при разделке лесных угодий под посевы в подсечно-огневом земледелии[1] (лядинном хозяйстве)[2]; пустошь, окружённая лесом, покинутая и заросшая лесом земля[2]. Понятие использовалось в традиционной культуре народов европейского северо-востока, а также во внутренних центральных губерний России (например, Псковской, Витебской, Смоленской) вплоть до XIX века.
Назва распаўсюджаная. Адсюль Новае і Старое Лядна. Месца Мінчанін знайшоў, безумоўна, цікавае. Каб там палазіць ды распытаць старажылаў - атрымаўся б цікавы рэпартаж. Але ж табе, Мінчанін, прасцей за ўсё гэта зрабіць з Зацяклясся. Яшчэ мядзвёдаўскія жыхары могуць штосьці сказаць. на жаль, з ужывання знікла возера Бабоўе. Яго цяпер лічаць шырокай пратокай Бузянкі (Сергуча) паміж азёрамі Вольшыца і Плаўна.
Мінчанін, нядрэнна было б мне з табой, як следапытам Зацякляскага краю, паблукаць па тых глухіх мясцінах ды рэпартаж зрабіць. У лясных нетрах за Мядзвёдаўкай рэдка хто быў.
Да пожалуйста, только уже весной.
Мой дед, Тимофей Шайтор, родился в этой деревеньке. Автор упоминает двух однофамильцев. Есть возможность связаться с автором? Спасибо