124. КОЛХОЗНОЕ РАБСТВО. Ковган Таисия (85)

 Родилась в 1932 году в деревне Завадино тогда Ушачского, теперь Лепельского района. Замуж вышла в деревню Батукалово Лепельского района. Работала в колхозах, совхозе «Сушанский» на разных работах, полеводом, животноводом, дояркой. Живёт в Батукалово.

  В девичестве я была Буржинская. В 1944 году пошла в первый класс. Школа находилась в деревне Пола на противоположном берегу нашего озера Мугирино. Размещалась в хорошо сохранившейся панской усадьбе. По окончании мной двух классов школу сожгли. В третий класс я должна была идти в ушачскую деревню Дубровка за 10 километров. Обувать и одевать было нечего, поэтому на том мои университеты и окончились. Не сидеть же без дела. Пошла помогать маме работать в колхозе. Основной работой было вскапывание лопатой поля, поскольку не было ни коней, ни коров.

 В колхоз детей официально не принимали, поэтому мою выработку записывали маме. После того, как мне исполнилось 16 лет, и стала считаться трудоспособной, в колхоз привезли коней и за мной, как и за другими девчатами, закрепили кобылу, Лыской звали. Я могла даже использовать её на вспашке своего огорода.

 На Лыске я вспахивала землю, бороновала её, свозила сено, урожай на склад. Сено и зерно по госпоставкам вместе с другими возчицами возила в райцентр Улу за 20 километров. В день получался один рейс. Такая работа считалась отдыхом. Здесь сено и мешки с зерном загружают на воз колхозники, сами садимся сверху и всю дорогу практически отдыхаем.

 Но расслабиться не давала мысль о предстоящей разгрузке телег. Подъезжали прямо к берегу Западной Двины. Там была пришвартована баржа. С берега на неё была переброшена шаткая доска. И вот по этой «колыске», как мы её называли, нужно было перетаскать привезённые мешки с зерном. Конечно, самостоятельно мы бы не взвалили их себе на плечи. Друг другу поддавали. А когда мешок уже на спине, тогда идти кое-как можно. Если бы не шаткая доска над чёрным течением. От одной мысли, что можно свалиться, душа в пятки уходила.

 За работу нам ставили палочки в тетрадке. За день я могла заработать три и даже четыре палочки. В конце месяца бригадир подсчитывал палочки, и соответственно их количеству выдавали зерно. Но случались переборы. Тогда целый месяц не получали ничего. Это когда за один раз раздавали весь предназначавшийся для расчета объём зерна, а для следующей раздачи его попросту не оставалось.

 Но нужно же было искать и другие съестные припасы, кроме зерна, обувь, одежду. Для приобретения их каждый изыскивал всякие немыслимые способы. У нас была курица. Снесёт яйцо, мама и несёт его в Уллу на базар. Таким образом, купила мне платье.

 Мама приспособилась табак выращивать. Толстый стебель вырастает высоко. Мы его срубаем, высушиваем, щепаем на тонкие пластины, добавляем табачные листья, толчём в ступе, просеиваем на сито, и табак готов. В Уллу на базар его! Даже в деревне покупали за какой-нибудь продукт. Один завадинский рыбак сам приходил с рыбой, чтобы обменять её на табак.

 Овощи, картофель не выращивали, поскольку не было семян - после войны все в счёт госпоставок конфисковали. Собирали по окраинам довоенных полей головки клевера, сушили, размалывали на жерновах и блины пекли.

 Зимой пришёл в колхоз приказ отправить в леспромхоз столько-то человек на лесозаготовки. В их число попала и я. Мама пошила мне бурки, на них сплела пару лаптей из расчета, чтобы один на другой налезали, и в такой обувке подалась я лес заготавливать.

 В Уллу, где находился леспромхоз, нас привезли на колхозной повозке. Но площадь лесозаготовительной деятельности была огромной. На леспромхозовской телеге завезли нас аж за Витебск. Дали задание заготовить определённое количество двухметровых стоек, окорить их.

 Расселили по хуторам. Самой большой проблемой было дойти до леса. Далеко, света белого не видно за метелью. Пурга с ног валит, ветер до костей пронизывает. А в лесу тишь да благодать.

 Задание выполнили. Отпускают нас на все четыре стороны - как хотите, так домой и добирайтесь. К счастью, на лесозаготовках закончился срок отработки возчиков бревён, которые так же были согнаны со всей области. Один оказался жителем одной из окружающих Завадино деревень. Предложил подвезти нас, а там уж как-нибудь доберёмся. Добрались…

 За две недели на заготовке стоек мне заплатили шесть рублей. На них вышло купить калоши, буханку хлеба и кулёк хамсы.

 Папы долго не было после окончания войны. Мы не знали, жив или убит. А он тяжело раненный лежал в госпитале. Сам написать не мог, а никто и не вздумал сообщить нам о его состоянии. Когда возвратился, жить нам стало легче. Пошёл на лёгкие работы - сторожил, коней пас. Но палочки зарабатывал.

 Мама ходила в бригаду на разные работы. Начали сеять лён. Рвали его, сушили, молотили на специальных приспособлениях с длинным жёлобом, в который вставлялись верхи растения, а коробочки разбивались ударом бревна, соответствующего форме жёлоба. Так же обмолачивали коробочки вальком для отбивания белья при стирке. Позже колхоз приобрёл машину для обмолачивания льна под названием «Эдя». Многие колхозницы стали ходить с расплющенными пальцами - «Эдя» перестарался.

 Работала я на своей Лыске до 20-летнего возраста. На Коляды 1952 года пошли с подругами в Двор-Сушу Терешку женить. Так назывался обряд шуточного соединения молодых пар. Меня «поженили» с незнакомым мне 19-летним Володей Ковганом. До осени дружили, а потом расписались. Кстати, на том народном обряде женитьбы Терешки ещё две пары на самом деле образовали семью. Теперь этнографические коллективы на Коляды женят Терешку ради поддержания народной традиции, превратив её в забавную игру с целованьем, а раньше обряд проводили специально, чтобы молодые люди находили друг друга.

 Мы в Завадино жили в небогатой, но хате. А Ковганы в Батуколово - в землянке. Идти в примаки Володя не захотёл, поскольку дома мать смотрела больного отца. Пошла я в землянку.

 Мой папа сразу сказал зятю, чтобы брал лес, который после войны давали бесплатно, и строил хату. Володина тётка прислала денег на транспортировку стройматериала. Тесть с зятем засучили рукава и поставили хату размером пять на шесть метров, даже коридорчик пристроили. И сразу, в 1953 году, Володю забрали в армию. Нашей дочке Тамаре в день его проводов исполнилось 10 дней.

 Володя служил парашютистом в десантных войсках, дислоцировавшихся в Рязани. За три года однажды был в отпуске. Отец его умер. Свекровь смотрела нашу дочку, а я ходила в колхоз. Навоз грузила и на поля вывозила, торф заготавливала на болоте, овец смотрела.

 Была звеньевой по выращиванию льна, так на телеге с большим ящиком ездила по хатам собирать пепел, чтобы травить им льняную блошку. Никто бы не отдал добровольно это хорошее удобрение, но приходилось подчиняться угрозам бригадира не дать коня огород запахать. Много возни было со льном, пока вырастишь его. Потом нужно было вручную высушить, отсортировать и отвезти на льнозавод сдать. Выгодной культура считалась для хозяйства.

 Трудовой вклад уже измерялся трудоднями. Трудодень - это норма выработки. За день можно было заработать и полтора, и два трудодня. Доярки и животноводы, которые работали без выходных и отпусков, до 700 трудодней за год выгоняли. Их уже деньгами оплачивали, натуроплаты не было. Но зарплаты были мизерные в сравнении с теми, что получали отходники на государственных предприятиях. Однако поблизости Батукалово их попросту не было.

 Демобилизовался Володя. Стал исполнять разные работы. Затем его послали в Лепель учиться на тракториста. Так им отработал до самой пенсии. А я колхозную деятельность завершила дояркой. 24 коровы вручную доила три раза в день.

 Конечно, не только молодёжь, но даже семьями убегали из колхозного рабства. Но куда было трогаться нам с тремя дочерьми? Остались. Хату новую поставили. Да и жить в 70-х - 80-х годах стали в деревнях не так уж и плохо. Но по-прежнему рук не покладая работали до смерти на своих приусадебных хозяйствах, да в колхоз-совхоз ходили на авральные работы по просьбе бригадира.

 Умер Володя в 76-летнем возрасте. А я живу по-городскому - ничего с хозяйства не держу, на зиму к дочери Тамаре в Лепель переезжаю, а как только солнце начинает по-весеннему пригревать, неудержимо тянет в ставшее мне родным Батукалово. В нём уже почти и жителей не осталось, но всё равно жить приятно там, где почти вся жизнь прошла.

Записано в 2014 году.