27. Гордеева Ефросинья. ФРАГМЕНТЫ ОККУПАЦИОННОЙ ЖИЗНИ (45)

Родилась в 1931 (записана - в 1932-м) году на Макаровом хуторе, позднее сселённом в деревню Гадивлю, в семье крестьян Александра и Матруны Мозго. Отца необоснованно репрессировали. Отсидел на Колыме 10 лет. Выжил благодаря тому, что был фурманом у начальника лагеря. Ефросинья вышла замуж и уехала на Сахалин в город Долинск. Развелась с мужем и возвратилась на родину в середине 60-х. Живёт в Гадивле.

Немцы в начале войны через Гадивлю гнали пленных красноармейцев. Сразу за мостом устроили временный лагерь. Обнесли его колючей проволокой и никого не подпускали.

Когда снова погнали колонну, гадивляне выстроились вдоль улицы с заранее приготовленными скудными съестными припасами и стали бросать их в колонну. Голодные пленные начинали драться за картофелину или кусок хлеба. Немцы пробовали их разгонять, не получалось, и тогда стреляли в кучу сцепившихся людей. После ухода колонны гадивляне собрали 27 трупов. Вытащили из их гимнастёрок документы, а тела похоронили на Гадивлянском кладбище.

Михалка Кунчевский, не знаю, по каким причинам, не мобилизованный 43-летний мужик, забрал документы, пообещав их надёжно спрятать до лучших времён. Однако после войны, когда гадивляне стали говорить ему, что пришло время обнародовать имена погибших военнопленных, Михалка ответил, что не помнит, где их спрятал. У всех сложилось одинаковое мнение, что трусливый мужик просто уничтожил документы сразу же, чтобы немцы каким-то образом не обнаружили их. Если бы его допросили надлежащим образом, то вспомнил бы, где дел очень важные для идентификации убиенных документы.Умер Михалка в 1979 году в 81-летнем возрасте.

Гадивляне с окончания войны чтили погибших в нашей деревне советских военнопленных. Обозначили место их захоронения земляной насыпью, убирали братскую могилу, на праздники возлагали на неё цветы. Уже в новом тысячелетии жительница Гадивли Ольга Прусская организовала памятник и надпись на братской могиле военнопленных.

*

Поскольку на шоссе Минск - Витебск были взорваны мосты, из-за чего она не использовалась, немецкие войска продвигались по Борисовскому большаку. Однажды партизаны заминировали отрезок тракта между Гадивлей и Калаур-горой. Фашисты наткнулись на первую мину, подорвались, прекратили дальнейшее продвижение, собрали население Гадивли мужского пола всех возрастов, заставили обняться и следовать по всей ширине заминированной дороги.

Загремели взрывы. На куски разорвали мины Михаила Пытько, Никифора Казака, Владимира Юхновского, Константина Передню. Больше партизаны мины в Зимнике не ставили. А порванные тела несчастных «сапёров» до этого времени покоятся на кладбище.

*

Мост через реку Эса однажды подорвали партизаны. Поскольку Борисовский тракт имел стратегическое значение для передвижения оккупационных войск, его быстро отстроили и поставили круглосуточную до зубов вооружённую охрану. Выкопали поблизости окопы, а на строительный материал для возведения укрытий разобрали хаты Михалки Кунчевского, Юлика Тарнавского, Макара Мозго, нашу и ещё не помню, чьи.

Если быть точной, то нашу хату не полностью разобрали, а разрезали напополам - жилую часть увезли в укрепрайон, а тристен без одной стены оставили. А что поделаешь? Всё же лучше, чем совсем ничего. Так и жили долгое время, заменив увезённую стену частоколом из жердей да всякого рода досок.

*

Возводить оборонительные укрепления вдоль моста согнали гадивлян. Юлька Юхновская (1906 - 2007) копала окоп. Подошёл к ней надзиратель и стал цепляться. То ли её прелестей фрицу захотелось, то ли стал делать выволочку за плохую работу, не знаю. Женщина со всей мочи огрела его по голове лопатой. Из рассечённой раны брызнула кровь.

Все переполошились. Даже свои начали ругать Юльку, испугавшись, что и им придётся отвечать за её безрассудный поступок. Другие конвоиры сгрудились возле раненного товарища. Подошедшему офицеру начали рассказывать о происшествии, то и дело показывая на Юльку. Та стояла, потупив голову в землю, в ожидании неминуемой расплаты.

Неожиданно офицер начал орать на побитого солдата, также показывая на Юльку. Накричавшись, указал подчинённому на караульную землянку и ушёл. Юльке не сказал ни слова.

Уже потом, обсуждая происшествие, очевидцы его пришли к заключению, что офицер сделал солдату выволочку за то, что позволил себя побить хрупкой молодице. Негоже так пасовать слугам фюрера.

*

Не знаю, как это получилось, но немцам пришлось отступать в соседнюю Велевщину. Ушли, прихватив с собой всех гадивлянских коров. Но вскорости перешли в контрнаступление и с победой возвратились в Гадивлю в том же составе. И что удивительно - вместе с коровами. Не было только нашей бурёнки.

Всех коров возвратили хозяевам. Пошла мама к главному немцу требовать свою скотину. Офицер развел руками - успели съесть нашу бурёнку.

Мама и плакала, и кричала на офицера, и требовала возместить нанесённый нашей семье материальный урон. Но компенсации так и не добилась.

*

Перед мостом стояла немецкая сторожевая вышка. Однажды возле неё появился танк и начал обстреливать смолокурню, где мы жили у Бужинских. Тогда наши быстренько собрались, отошли на Макаров хутор и спрятались в ямах, где картошку на зиму прятали. Слышали, как гитлеровцы строчили из автоматов, прочёсывая лес.

Сидим, притаившись. Вокруг тишина. Но не вылезаем из ям, боимся. Вдруг слышим голос Миколашки Мильчанина из Сталюг:

- Попрятались, как кроты, а в Гадивлю наши пришли.

Выглянули из ямы. Миколашка восседает на телеге с впряжённым немецким тяжеловозом. Верим, не верим, но в смолокурню возвращаемся. Садимся на берегу реки, ноги свешиваем с обрыва. Просимся с братом Шуркой у матери отпустить нас в Гадивлю в разведку. Она же, большая трусиха по жизни, не соглашается.

Всё же уговорили её. Прибежали в деревню, а там партизаны разворачивают пушку, чтобы обстрелять смолокурню, в которой якобы немцы людей расстреливают. Мы с Шуркой крутимся возле солдат и просим, чтобы не стреляли по смолокурне, там наша мама. Нас не слушают, готовят орудие к бою. Тогда нас начинают поддерживать взрослые сельчане.

Командир задумался и выслал в смолокурню разведку. Возвратились разведчики быстро - менее километра дотуда. Подтвердили, что за рекой находится мирное население, а врага нет. Пушку сняли с наводки.

Уже после стал понятен переполох красноармейцев. Тонька Прусская, которая также ютилась в смолокурне, пошла в уборную как раз в то время, когда немцы начали наступление на смолокурню. Один немец заметил это и выстрелил в нужник. Тонька кубарем выкатилась из него и опрометью помчалась в кусты. Всё обошлось благополучно, но, когда немцы отошли, девка первее нас оказалась в Гадивле и заявила, что за рекой немцы расстреливают людей. Хорошо, что всё обошлось благополучно, а то погибли бы люди от снарядов освободителей.

*

Немцев в Гадивле не было. Решили женщины собраться у Козловских на совместную пьянку. Конечно, опасались нежданного появления оккупантов, но очень уж хотелось встретиться, скопом обсудить положение дел, решить, как действовать в условиях оккупации.

Выпивают, значит, и вдруг кто-то приносит известие: немцы в Гадивле. Выскакивают бабы из хаты, а на улице серо от униформы. Толпятся во дворе, растерялись.

Заходят немцы в ворота и спокойно говорят:

- Цурюк, цурюк. Домой, домой.

Руками размахивают так, что все понимают: их разгоняют по домам. Мирно расходятся.

После долго удивлялись, что вреда фрицы не причинили людям. А удивительного ничего не было. Просто тогда ещё не набрало силу партизанское движение, и оккупантам не было нужды мстить гражданскому населению.

*

На 1-е мая партизаны водрузили на ферме красное знамя. Этот подвох немцы давно раскусили, поэтому схватили в Гадивле первую встречную женщину и погнали её снимать флаг.

Ей повезло. В это время из Рудни ехали на подводе украинские националисты. Увидели вопиющее безобразие, один соскочил с воза и с матерщиной побежал показывать немцам свою преданность фюреру. Его даже не пробовали остановить.

Со всего разгона верный гитлеровец заскочил на хлев и рванул за древко. Раздался взрыв. Украинца разметало на куски.

Женщину отпустили, не забыв заметить, что жизнь ей спас случай.

*

После захвата района немцы взялись восстанавливать оккупационную власть. Зная, что у Пётры Прусского раскулачили отца, назначили его старостой Гадивли. Пётра не хотел, отказывался, понимая серьёзность ситуации, в которой может очутиться. Но его слушать не стали, поскольку понимали, что добровольно никто не возьмётся за опасное управление деревней.

Пётра не успел совершить ни хорошего, ни плохого дела, связанного с его руководящей деятельностью. Через короткое время после назначения его старостой в Гадивлю заявились партизаны и схватили Пётру. Понимая, что ему пришёл конец, несчастный ухватился за забор и начал слёзно проситься не убивать его. Однако обречённого силой оторвали от изгороди, завели в конец деревни и в лощине перед Зимником закололи штыками. Многие слышали, как Пётра кричал от предсмертной боли.

Уже после войны в своих мемуарах основатель партизанского движения на Лепельщине Линьков писал, что очень рьяного старосту Гадивли партизаны изловили, связали, затащили на мост и взорвали вместе с ним. Это самая настоящая ложь. Одна из дочерей Пётры, то ли Зенка, то ли Тонька, украдкой огородами последовала за партизанами, уводящими отца. Видела, как его резали. Весь кровавый процесс смотрела молча, от ужаса даже боясь дышать. После обо всём увиденном рассказала матери Авдакеи, которая не стала скрывать от односельчан правду о смерти мужа.

А партизаны в оправдание потом распустили слух, что Пётра будто бы заявил немцам на партизан, которые находились поблизости Гадивли. В эту ложь никто не поверил. Все были уверены, что закололи человека за то, что его назначили старостой.

*

Немцы не очень цеплялись к мирному населению. Вредными были украинцы. А ещё более лютовали литовцы. Это они изнасиловали дочь Михалки Кунчевского Феньку, 1928 года рождения. Михалчиха, её мать, просила извергов:

- Вы лучше меня возьмите!

Не послушались, совершили-таки своё гнусное дело.

А муж Феньки, дурень, всю жизнь упрекал её этим.

*

Однажды пришли к нам в хату два немца. Не кричали, не ругались, но обыскали кладовку. С собой унесли кош зерна. Мама пошла следом и через некоторое время принесла отобранное у нас обратно. Рассказала, что выследила, куда понесли фрицы наше добро, а потом пошла к главному в Гадивле офицеру и запричитала, будто его солдаты оставили семью без средств к существованию. Начальник выслушал её через переводчика, вызвал адъютанта, дал ему задание и приказал маме вести туда, куда солдаты унесли зерно. Назад его отдали, даже слова против не сказав. Молча выслушали нагоняй от мамы и угрозы кулаком.

*

Молоко у нас брали, пока была корова. Но не отбирали, а обязали нас приносить им каждый день определённый объём. Даже платили деньгами. Сколько это было, я не понимала, помню лишь, что мама была недовольна: то ли мало, то ли деньги негде было применить.

Иногда приходили требовать яйца, сало. Но всегда что-нибудь за это давали: хлеб, сахар, соль, деньги, сигареты. Когда мама приносила продукт, спрашивали, всё ли это в доме. Мама, конечно, обманывала, божась, что отдаёт последнее. Тогда солдаты брали половину со словами:

- Киндер нужно ест.

А вот нашествие партизан считалось страшнее самого жуткого стихийного бедствия. Выгребали всё, что было в сусеках. Ни крошки не оставляли детям.

*

Я решала продовольственную проблему как немцев, так и партизан. Чистила картошку и тем, и тем. Делать это заставляли и те, и те. После работы кормили обе стороны - это считалось хорошим расчетом, и дети, девчата и женщины очень старались, чтобы заслужить похвалу и хорошее угощение. Конечно, лучшее питание было у немцев - всё фабричное. А у партизан еда состояла из отобранных у крестьян продуктов, практически то, чем мы питались дома.

Кухня у партизан была в хате Александрины Якубовской. Туда они доставляли мясо, картошку, а мы её чистили. Готовили опытные хозяйки.

Ольга Прусская (1928 - 2008) любила рассказывать, как однажды наготовили партизанам клёцок большущий свиной котёл. Пришёл голодный партизан с задания (тут же уточняла, что из разведки, и объясняла, что партизаны единственно, чем занимались, это ходили в разведку), уселся за стол и сразу съел 13 клёцок. Это до сих пор считается немыслимым обжорством. А дети Ольги Прусской до сего времени безрезультатно стараются побить рекорд партизана по пожиранию клёцок.

Моя мама пекла партизанам хлеб. Въелся он в печёнку и нам с братом Шуркой. Принесут утром сырое зерно, его нужно за день высушить на печи, а за вечер смолоть. Последнее было вменено нам в обязанность. А жернова были только у Козловских. Перетащим туда зерно и мелем. А миниатюрная мельница-то рассчитана на взрослого человека. Поэтому нам приходилось мостить всякие чурбаны, чтобы доставать до камня и рычага. Упираемся изо всех сил, а хлипкие подмостки так и норовят ускользнуть из-под ног, что иногда и делают. Падаем, ушибаемся. До полуночи возимся. В награду получаем краюху хлеба. Мало, но мы очень довольны и несказанно благодарны нашим кормильцам.

*

Часто у меня спрашивают, когда больше голодали: до войны, в войну или после войны. Здесь и думать нечего.

До войны работали в колхозе бесплатно. Хорошо, если бы хлебом из полученных крох зерна пропитаться половину срока до нового урожая. Овощи из своего огорода заканчивались ещё раньше. Продукция животноводства считалась неимоверным деликатесом, а её употребление - праздником живота.

В войну засевали огорода столько, сколько могли потянуть. Овощи и животные продукты были бы всегда, если бы их не грабили партизаны. Нам стало тяжело после того, как немцы съели нашу корову. Но военный голод в мою память не вселился.

А вот послевоенный голод не забуду до конца жизни. Все продукты за зиму 1944-1945 года съели сами, немцы и партизаны. Самый мизер зерна наскребли на семена, а весь урожай государство забрало на пропитание красной армии. Озимые в 1944-м и яровые в 1945-м даже не сеяли - не было чем. Вот когда голодали! Ели лебеду, жёлуди, листья берёзы, сосновые почки, мокрицу, одуванчики, шнитку. Заячья капуста, щавель, грибы, ягоды считались очень калорийной пищей.

Да какой прогресс в колхозной жизни мог случиться, если председателем колхоза поставили Юлика Тарнавского, который не имел ни одного класса образования? Ему показывали какой-нибудь циркуляр из района, а он его очень внимательно рассматривал… вверх ногами. И вот такие председатели-юлики были в каждой деревне, то бишь колхозе.

Записано в 2013 году.