231. ЖИЗНЬ ТРАКТОРИСТА. Гайко Александр

 Родился в 1954 году в деревне Далики Лепельского района. После Свядской средней школы окончил Ветринское сельское профессионально-техническое училище по специальности «Тракторист-машинист широкого профиля». Работал на тракторах в Березинском спецотделении районной «Сельхозтехники», Свядской средней школе, мелиорации, экскаватороремонтном заводе, райсельхозхимии, льнозаводе. Живёт в Лепеле.

 Трактористом я мог и не стать. У меня не было такой розовой мечты детства, как любили писать в советских газетах. Я вообще никуда не собирался поступать. Вернее, не знал, куда мне кинуться. После десяти классов временно пошёл в колхоз «Прожектор» на разные работы. Тут и зачастили ко мне инструкторы Лепельского райкома комсомола уговаривать поступать в институт иностранных языков. Всякий раз наотрез отказывался, поскольку и не хотел, и немецкий язык по школьной программе знал посредственно. А тут учебный год наступил, и я по пятам брата поехал в Ветрино и стал учиться в СПТУ-13.

 Год проучился и в 1972 году пошёл в райсельхозхимию, которая тогда называлась Березинское спецотделение Лепельского районного объединения» «Сельхозтехника». Руководил им Александр Матюшенко. Четыре года на тракторе МТЗ-50 под бригадирством Ивана Герцика возил навоз, торф, сенаж, камни на камнедробилку в Пышногоры, потом в Слободу; таскал бочку с жидкими удобрениями и ядохимикатами, вносил их.

  Моими коллегами были Генка Евтушевский, Петька Лазарь, Андрончики, Драницы, Костюк.

 Когда уволился Витька Урбан, Герцик уговорил меня сесть на его грейферный погрузчик с вилами собирать и загружать в тракторные прицепы валуны. Работал вместе с Петькой Воюшем, который управлял погрузчиком ЮМЗ. На пару все поля от камней очистили в нашей стороне (колхозы «Прожектор» и «Родина»). Точнее будет сказать так: с полей валуны убрали ещё наши деды, а мы грузили большие камни с давних куч на опушках и в кустах. Когда собиралось много каменных глыб, которые были не под силу грейферному погрузчику и ЮМЗ, приезжали подрывники и аммоналом разрывали глыбы на куски.

*   *   *

 В 1976 году Свядской школе, которую к тому времени совсем некстати переименовали в Слободскую, выделили трактор Т-40. Вызвали меня в райком комсомола и обязали пойти преподавать тракторное дело и быть инструктором по вождению в родную школу. Я мог запросто отказаться, но предложение меня заинтересовало. Директором был Алексей Ефимович Сакович. Принял меня хорошо, и я взялся учить девяти- десятиклассников материальной части и работать на тракторе. Колхоз отпустил нам для тренировок урочище Каплановка, и я по очереди возил учеников учить обрабатывать землю.

 Преподавать не проблема – трудно планы писать. С помощью учителей я постиг это дурное дело. Вёл классный журнал. Опрашивал школьников. Выставлял оценки.

 В школе я проработал года два. Не нравилось школьному начальству, что я временами помогал колхозу управляться с сельхозкомпаниями. Председатель просил, а я не только не был против, но был обязан делать это, поскольку школьный трактор работал исключительно на бесплатной колхозной солярке. А причиной разногласий послужило то, что колхоз мне за работу платил. Но трактор ведь не мой – школьный. То, что я за свои деньги покупал запчасти к нему, не учитывалось. А тут из пединститута приехала работать физичка Лариса Тихоновна (фамилию не помню). Как техническому специалисту ей отдали мои часы тракторного дела. Из 148 рублей преподавательско-инструкторской зарплаты у меня остался оклад инструктора в 90 рублей. Даже в те времена этого было мало.

*   *   *

 И пошёл я в мелиорацию на трактор Т-130. Гусеничный бульдозер. Спереди навешивал кусторез в форме утюга и как бритвой срезал кусты и деревья примерно до 15 сантиметров в диаметре.

 Но это получалось исключительно зимой, пока корневища сковывала мёрзлая земля. Когда она оттаивала, деревья от давления ножа выворачивались с корнями и ложились на землю. Сзади шёл Борек на Т-130 с навешенной фрезой и дробил всю срезанную древесину. Измельчённая, она оставалась перегнивать на месте. Работали на болоте Старобань. Восстанавливали поросший лозой, березняком, олешником, осинником ещё в 60-х годах мелиорированный торфяник. Следом за нами восстанавливали каналы, но это уже было не наше дело, и в процесс я не вникал.

 Дренаж прокладывал. Прицепленным к трактору огромным клыком нарезали траншеи для укладки керамической трубочки. Её следом помощник экскаваторщика ручной лопатой присыпал, а мы на С-130 боковыми отвалами засыпали траншею полностью. Ложбины нарезали. Кавальеры разбивали, ровняли. Что только не делали!

 В конце концов, мой Т-130 списали, а меня посадили на «Кировец» К-700 ещё с передним мостом на рессорах. Это потом пойдут безрессорные К-700А, К-701. А пока я на своём «старичке» занимался сельхозработами, хотя и работал в мелиорации. Таковы правила. Положат дренаж, а нам следом нужно вспахать, задисковать, спланировать и сдать объект. Работали сообща, одну операцию вслед за последующей одновремённо выполняли пять «Кировцев».

*   *   *

 Проработал я в мелиорации три или четыре года. Потом моего «Кировца» списали. Дали бы лучший трактор, но мне надоело жить в болоте, и я вступил в жизнь городскую – пошёл на экскаватороремонтный завод обкатчиком «Кировцев», которые там капитально ремонтировали. Уже готовый трактор я прямо в конце конвейера заправлял, заводил и сгонял на землю. Устранял мелкие недоделки – могло не быть какой-нибудь трубочки, переключателя, лампочки… Обкаточного полигона не было, поэтому гонял огромные трактора по территории – вокруг цехов, по ремфонду. Во время движения обнаруживались незначительные дефекты, в основном подтекание масла. Поджимал, добавлял прокладки… Подводил готовую продукцию заказчикам, объяснял им нюансы машины.

 В конце конвейера был обкаточный стенд на каталках. Однако он что-то до меня не пошёл, и я им совсем не пользовался. Начальник техотдела постоянно бегал вокруг него, но всё без толку.

 Пять или шесть лет обкатывал я «Кировцы» на ремзаводе. Одно время начальником цеха на ремзаводе был Евгений Фёдорович Пацей. Поставили его управляющим райсельхозхимией. Уходя, пообещал рабочим: мальцы, я вас всех перетяну к себе. И слово сдержал. Всех, не всех, но несколько человек, в том числе и меня, перетянул.

*   *   *

 Был я в отпуске. Иду по улице. Останавливается машина. Вылезают второстепенные начальники райсельхохимии Лазарь и Коля Прокофьев.

 - Садись в машину, - приказывают.

 - Куда? – спрашиваю.

 - Не твоё дело! Поехали!

 Привозят в кабинет к Пацею. Тот объясняет: купили где-то в Гродно добитый «Кировец» К-701 и сдали в капиталку на ремзавод. Мне нужно уволиться с ремзавода, устроиться в райсельхозхимию, самому курировать ремонт трактора и потом работать на нём. Я мог и не согласиться. Но я согласился.

 Дал мне Пацей денег, и я как начальник стал являться на вчерашнее своё предприятие. Куплю мальцам бутылку – они мне в первую очередь дело делают. На совесть работу исполняют. Вдобавок я контролирую – для себя же стараюсь.

 Так от начала и до конца ремонта протолокся на ремзаводе, хотя по документам работал в сельхозхимии. Хоть тогда и было всё на складе, не то, что сейчас – ничего нет, а 150 рублей райсельхозхимии потратил на подкуп ремонтников.

 Коль завёл разговор про обеспечение запчастями, хочу вспомнить снабженца Федю Мазало, царство ему небесное. С шофёром Торговцом Васей практически жили в ленинградском Тихвине, где детали к «Кировцам» делали, и в самом Ленинграде, где на Кировском заводе трактора собирали. Поедут, нагрузят машину, привезут. Пару дней побудут в Лепеле и снова поехали. Новых запчастей было – хоть пруд пруди.

 …Отремонтировал я себе «Кировца». Подцепил к нему трал и стал развозить тяжёлую технику по объектам. В основном это были драглайны - одноковшовые экскаваторы со сложной канатной связью. Они вычищали навозохранилища, выкопанные возле каждой фермы. Драглайны – тихоходы на гусеницах, поэтому самостоятельно добираться на работу не могли. Работали экскаваторы в паре с гусеничными бульдозерами – перемешивали навозную жижу с торфом, загружали, подчищали. И бульдозеры нужно было подвозить тралом. Так что работы мне хватало.

 Потом экологи стали запрещать навозные ямы возле ферм. Самое ужасающее положение было в озёрном Сушанском крае – старые фермы специально возводили у озера, чтобы животные могли самостоятельно на водопой ходить, и кабы все нечистоты сами уплывали в даль безбрежную. Перевезу технику на одну из сушанских ферм, день поработает, утром звонят Пацею: Фёдорович, поплыл другой сарай в соседнее озеро. Мчу туда делать передислокацию гусеничных машин, поскольку охранники природы постоянно шастают по околицам. Директору совхоза «Сушанский» выписывают штраф. А что он может сделать? Лишь выпросить у Пацея выгребную технику. Что и делает. Не успевали содержать в порядке все фермы района три драглайна (Марченко, Миша Аношко, Баранов). После им в помощь пришли фронтальные колёсные погрузчики ТО.

 Развалился Союз. Стала валиться райсельхозхимия. Одних «Беларусов» было где-то 90, а другой техники даже сказать не могу, сколько. В общем, до чёрта. Затянули всё в Боровку. Где что делось – не наше дело.

 Пацей ушёл вроде как по болезни. Руководителем стал Мозго Валерий Васильевич. А руководить-то невозможно – всё разваливается. Я продолжаю работать на «Кировце» с плугами, чизелем, дисками – где делся трал, неизвестно. Колхоз «Парижская коммуна» с центром в Горках считается подшефным у сельхозхимии. Как уеду весной на посевную с чизелем, посеем, возвращусь в город на неделю-две, ну, пускай на три – закладка сенажа начинается. И я снова возвращаюсь в Горки сенаж топтать 13-тонным «Кировцем».

 Аж покуда белые мухи не полетят, сную по сенажной яме туда-сюда, взад-вперёд. С ума сойти можно от напряжения и монотонности. Но я не сошёл. Зиму, чтобы возвратиться в химию, ждал как избавление от мук невыносимых. И так года четыре в «Парижской коммуне» находился больше времени, чем дома.

 Лет девять отработал в райсельхозхимии на «Кировце». Потом пришёл приказ предприятиям согнать все «Кировцы» в мелиорацию. Штук восемь или 10 собрали, только колхоз «Прожектор» и совхоз «Боброво» свои не отдали. А те, что оказались в мелиорации, разобрали на узлы-детали.

 Загнал я свой «Кировец» в мелиорацию, немного поработал на «Беларусу» с бочкой ядохимикатов и пошёл в котельную. Но работал в тёплом месте недолго.

*   *   *

 Во время постсоветской неразберихи, наверное, единственным местом, где более-менее сохранялся порядок, была военщина. Взяли меня машинистом в котельную госпиталя. В ней три котла работали посезонно на отопление лечебных корпусов, и один – паровой – грел воду круглый год. Пять или шесть лет отогревался возле отопительных котлов. Может, и до пенсии дотянул бы так, если бы в 2006-м или 2007-м не закрыли и госпиталь.

*   *   *

 Вокруг безработица – нигде не берут на работу. Встретил на базаре своего земляка Василя Пшенко, разговорились. Спрашивает, где я работаю. Говорю: пока нигде – был в госпитале, его ликвидировали. Зовёт на трактор – директором он на льнозаводе.

 Конечно, на «Беларусу» работать полегче, чем на «Кировце». А работа та же – сеять, проводить уходы, убирать. Как везде, где работал, только культура единственная – лён. Так прошло шесть лет. Потом сел на проходную, а в экстренных случаях садился на временно оказавшийся бесхозным трактор. В посевную и уборочную – в обязательном порядке.

 Это только считается льнозавод промышленным предприятием, а порядки и режим труда там целиком сельскохозяйственные. С началом посевной сбор трактористов назначается на заводе в шесть часов утра. Рабочий день продолжается до 20 часов обязательно. Выходных нет. Правда, кормили – обеды возили с Лепеля. Даже несколько лет и вечером ужин давали. Высчитывали за питание 50 процентов его стоимости. Но это не достижение – в Советском Союзе колхозы кормили бесплатно.

 Директор не любил пьяниц. Словит выпившего, крику наделает на всё поле и тут же объявляет увольнение нарушителя. Утром вызывает провинившегося в кабинет. Ногами топает, кулаками по столу стучит, подтверждает увольнение с завтрашнего дня, а сегодня - немедленно работать. Вздох облегчения вырывается у сочувствующих, ожидавших товарища – значит, не уволил. Но наказал – провинившийся за месяц питания заплатит 100 процентов. И не обижались – радовались, что работать остались.

 На льнозаводе я отработал 10 лет и ушёл на пенсию.

Записано в 2016 году.