Родилась в 1954 году в деревне Олисово Подпорожского района Ленинградской области. Работала уборщицей на Лепельском ремонтно-механическом заводе. Живёт в Лепеле.
Когда мне в 1958 году исполнилось четыре года, мои родители переехали из Ленинградской области на постоянное место жительства в Лепельский район. Причину такого их решения не знаю. Сначала поселились у родственников в Матюшиной Стене. Но не в хате, а в дворовом склепе. Не помню, насколько плохо жилось в подземном жилище, поскольку мама пошла работать в ремонтно-строительный участок и сама себе строила первую от гастронома двухэтажку по улице Данукалова. В её двухкомнатную квартиру мы и въехали в 1961 году. Отопление было печное. Нужно было самим заготавливать дрова и хранить их во дворе в костре. Туалет находился на улице. Воду брали из дворового колодца. Но такая неблагоустроенная квартира в то время считалась неимоверным благом, поскольку лучших бытовых условий лепельчане попросту не видели.
В доме был один подъезд с восемью квартирами. Они назывались проходными, поскольку в спальню можно было попасть, пройдя через зал. Не так давно во время капитального ремонта дома в квартиры подвели холодную воду, оборудовали туалеты. Но планировка комнат осталась прежней. После того, как жильцы выкупили квартиры, они провели себе газ, и не стало проблем с отоплением. Но я там не живу - мама умерла, и по обоюдному согласию с сестрой Валей квартиру мы отдали её дочери Тане.
Вместе с нами дом заселили Демко, Скачковы, Нейманы, Жерносеки, Шнитко, Свидинские, Быковы. Кто-то из членов каждой семьи обязательно работал в ремонтно-строительном участке, он и получил первоочередное жильё. До сего времени из старожилов дожила одна тётя Нина Быкова.
В детстве мама сдала меня и старшую сестру Валю в детский дом, который находился по улице Интернациональной, напротив старого двухэтажного здания средней школы номер три. Теперь там территория психбольницы, а тогда учреждение охраны здоровья располагалось дальше. Два двора были разделены высоким деревянным забором, через щели которого нам нравилось наблюдать за психами.
Из моего пребывания в детдоме наиболее запомнилась хорошая воспитательница, которая заступала на работу в выходные дни. Она любила детей, а дети её. Особенно те из них привязывались к любимой воспитательнице, у которых не было родителей. Таких часто забирали в бездетные семьи после соответствующего оформления. Казалось бы, усыновлённые или удочерённые малыши должны радоваться обретению семьи, а они плакали, расставаясь с воспитательницей, цеплялись за неё и даже во весь голос голосили. Запомнила подружку Тамару, которую удочерил врач Акулов. Однажды и меня чуть не удочерили. Приехала семейная пара из Ленинграда. Оформили меня быстро, поскольку тогда это делалось просто, обули меня, одели и за руку повели. Неожиданно на пороге появилась та добрая воспитательница и спрашивает:
- А Галочку нашу куда? У неё родители есть - и мама, и папа.
Удочерявшие меня супруги начали уговаривать воспитательницу отдать им меня. А та твёрдо стояла на своём:
- Я за неё отвечаю. Придут родители, потребует дочь, а её нет. Мне ничего не останется, как в тюрьму садиться.
Потом детский дом расформировали. Сестру Валю, которая была на три года старше меня, увезли в детское воспитательное учреждение города Поставы, где она находилась до окончания восьми классов. Меня же мама сдала в первый класс Лепельской школы-интерната. Получилось так, что это общеобразовательное учреждение находилось как раз напротив нашего дома, на противоположной стороне улицы Данукалова. Но это не значит, что я могла свободно бегать домой. С этим было строго, и такую вольность удавалось совершать редко. Побег считался подсудным делом для воспитателей, и они внимательно следили за воспитанниками. Но я, когда начинала сильно скучать по маме, выбирала момент перед сном, после самоподготовки уроков, и на пять-десять минут удирала домой. По выходным я даже ночевала дома. Но это нужно было оформить официально. Мама писала заявление, и меня отпускали.
Из интернатовской жизни запомнилась надпись на красной двухэтажке, в которой последнее время находился Центр детского творчества, а теперь она перестраивается под музей: ДОПТ. Эта аббревиатура нам казалась страшной, поскольку считали её происходящей от слова «допыт». Значит, людей здесь пытали и убивали, что соответствовало действительности, поскольку в войну там находилось гестапо. Но аббревиатура никакого отношения к войне и истязаниям людей не имела. Её полной расшифровки я не знаю, а вот две последние буквы сокращали слова «педагогический техникум», который находился там до войны, а после - педагогическое училище. В моё время там учились младшие классы. На переменах, особенно в холодную погоду, мы любили залезать на чердак, где почему-то было тепло.
Жили мы в довоенном белом здании напротив, через улицу Советскую.
Раньше в школе-интернате было 11 классов, это потом из неё сделали восьмилетку. Поэтому, когда я пришла в первый класс, старшеклассники малышне казались вполне взрослыми дядями, важно разгуливающими по школьным коридорам. Запомнилось, что они никогда не обижали младших, вроде как по-отечески к ним относились. Даже представить не могли, чтобы старшеклассник толкнул или ударил младшеклассника, нагрубил ему. Наоборот, большие воспитанники нас любили, чуть ли не на руках носили, помогали во всём. Вряд ли такое бывает в настоящее время.
У школы-интерната был подсобный земельный участок за Минским шоссе в сторону Великого Полсвижа. Но работали на нём только старшеклассники, а малышня лишь организованно ходила купаться в выкопанном там пруду.
Будний день проходил так: поднялись, помылись, пошли на занятия. Потом обед, тихий час, полдник, подготовка уроков, ужин, свободное время, сон. Было много кружков. Я ходила в танцевальный, пока не получила двойку по какому-то предмету, и меня сразу исключили из кружка. Учиться старались, уважали учителей, хотя и боялись их. Сказать плохое слово про педагогов, считалось дурной манерой.
Мы долгое время жили без папы, хотя мама в разводе с ним не была. Причину таких семейных отношений назвать не могу, хотя знаю, что мой родитель был большим забиякой, гонял всех подряд и в Ленинградской области, и здесь. Так вот, приехали на Лепельщину мы без папы, а потом явился он и после пятого класса забрал меня из школы-интерната, и в шестой класс я пошла во вторую городскую среднюю школу.
Затрудняюсь сказать, дома или в интернате лучше жилось. Это уже теперь рассуждаю, что в интернате не было проблем с питанием, кормили регулярно, вкусно и вволю. А послеинтернатовская детская жизнь запомнилась очередями за хлебом. Меня будили в пять часов, и я шла занимать очередь за хлебом. Следом вставала Валя и становилась через несколько человек за мной. Последний поднимался брат Юра, который был старше Вали, и завершал семейную очередь. Родители стоять в ней не могли, поскольку уходили на работу. В руки давали по две буханки. Таким образом, мы сразу покупали шесть буханок, чтобы хватило надолго, и часто не выстаивать в очередях. Не помню расписания работы магазина, однако, купив хлеба, мы успевали к первому уроку.
Записано в 2014 году.
НРАВИТСЯ |
СУПЕР |
ХА-ХА |
УХ ТЫ! |
СОЧУВСТВУЮ |