292. МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЕЙ И ВОЙНОЙ. Хацкевич (Шушкевич) Зося

 Родилась в 1912 году. Батрачила у кулаков. Работала техничкой в Веребской начальной школе. Во время войны находилась в концлагерях. Жила в Веребках. Умерла в 2009 году.

 Мой отец Лукьян Лявонович Шушкевич работал лесником. Мать Луцея справлялась по хозяйству. В семье я была младшей. До меня в 1902 году на свет появилась Волька, 1904 - Антоля, 1906 - Лявон, 1908 - Курила, 1910 - Антон. Когда умер отец, и конь издох. А тогда жили за счёт того, что пахали. Земли у нас была шестина (1/6 волоки). Ещё были две коровы, овцы, свиньи, куры. Когда не стало коня, землю обрабатывал другой хозяин, но половину её возделывал для себя.

 Когда я подросла, мать отправила меня служить хозяину хутора Бусяны, около Велевщины, поскольку дома не было чем питаться. Два года пасла там свиней за прокорм самой. Это было примерно в Гражданскую войну. Помню немцев и поляков. Помню поляка, который дал мне печенье, когда я пришла зимой босая в хату, где они стояли. После двух лет службы меня зимой пешком в лаптях привела домой женщина.

 Потом пошла служить в Юрковщину, где пасла коров. Через год за мной приехал брат на коне, которого уже купила семья. Заплатили мне мешком ржи.

 Дома все дети жили с матерью. Братья зимой заготавливали дрова, возили на коне в Лепель и продавали. Если что было нужно из промышленных товаров (мыло, соль, нитки, иголки, табак), то меняли выращенное на земле у жидовок, которые ходили по деревням.

 Сестра Волька поехала в Ленинград, встретила там хлопца из Кулешей, вышла замуж, и с мужем возвратились в Кулеши. Когда у них начали рождаться дети, я пошла за няньку досматривать их. Там была одно лето, а затем возвратилась домой.

 После пошла пасти коров к Парфиновичам. Там мне было очень хорошо, кормили вволю, мыли в бане. Они жили возле канала в хате, которая потом принадлежала Огаркам. Побыла я там одно лето и зиму.

 Антон пошёл в армию и остался в Витебске. Я жила дома, гоняла коней в ночное: своего и двоюродных братьев Лукаша и Таренты Шушкевичей. Коней водила долго, пока не стал колхоз весной 1929 года.

 В колхоз записывать приехала комиссия из района. Созвали всех на собрание, и почти все записались. Не пошло две семьи. Одну забрали в НКВД, а другая горевала.

 В колхозе было неплохо. Много давали зерна, картофеля. Колхозникам оставляли, в зависимости от состава семьи, 60 - 70 соток земли. Колхоз был один на Веребки и Бусянки. Первым председателем выбрали Василя Шкирандо - отца Володи Шкирандо. Было два бригадира. Василь руководил до самой войны. Был очень хороший председатель. Его жена работала наравне с остальными - возделывала картофель, рожь и другие зерновые, злаки сушила на перекладинах и обмолачивала их на конной молотилке.

 Были в колхозе коровы, свиньи, овцы, гуси и пчёлы. Работали и стар, и мал. Сначала деньги не платили, начали расчет ими перед войной. А поначалу давали хлеб, картошку по количеству членов семьи. Жили перед войной хорошо, но и работали сильно. Рожь жали серпами, картошку копали вручную. Дед был счетоводом, ходил-смотрел, чтобы хлеба убирали. Коммунистами до войны в Веребках были председатель Шкирандо и Якимчик, мой дед по отцу.

 В каждой семье было земли 30 - 50 соток. Корову оставляли всем, а коня забирали в колхоз. Сначала кони обрабатывали колхозную землю, а потом давали возделывать свои сотки.

 Брат Лявон женился и переехал в Лепель. Сестра Антоля вышла замуж в Оконо, затем с мужем переехала в Барсуки. В отцовской хате остались жить я, Курила и больная мать. Я была за хозяйку, а Курила пахал землю. Далее он женился на Ганне, которая была плохой.

 Пришлось мне идти замуж за больного человека в 1933 году. Расписались в сельсовете. Муж Хацкевич Михаил Терентьевич, 1910 года рождения, был родом из Старого Лепеля, окончил в Лепеле учительское училище. Его прислали в 1933 году в Веребки взамен учительницы - сестры Лиды Лукашихи, хотя он ещё не окончил училище, доучивался заочно. После выпуска ему дали 100 рублей. Учил детей в хате Прокопа Шкирандо. Жил он на квартире у моего двоюродного брата Таренты Шушкевича, жена которого, Анэта, была дочкой Парфиновичей, у которых я раньше служила.

 Когда стали молодожёнами, немного пожили у Таренты, потом ходили по хатам веребчан. В конце концов, поселились в старой Миколовой хате, которую впоследствии сожгли немцы. В 1937 году поставили перевезённую из Юрковщины школу, и мы переехали в отведённую нам комнату. Детей было много - четыре класса учились в две смены. Кроме мужа преподавала Анна Гавриловна из Стай. Я родила дочь Альку у Таренты, а Клаву в школе.

 Мой свёкор Терентий был дьяконом церкви в деревне Камень, а потом в Старом Лепеле. Свекровь звали Ольга Петровна. Их дети Сашка и Костя жили в Лепеле, Нюша - в Старом Лепеле, Фруза, Нина и Михаил (мой муж) учительствовали в Заболотье, Стаях и Веребках.

 Мои братья жили хорошо. Летом работали на земле, а зимой ходили в город на заработки. Строили мосты, шлюзы, хаты.

 Перед войной семьи в Веребках были большие. У дядьки Якова было четыре дочки и два сына. Старые деды и бабы жили вместе с детьми. Я помню маминого отца, старого и слепого, который колыхал внука. Сидел он в белой одежде, чистый, добрая невестка за ним смотрела, поскольку жил он у сына.

 НКВД перед войной забирал людей ночью. А на следующий день уже говорили: забрали того и того. В Веребках забрали Рыгора Мисника (деда Анюты Заньчихи, не возвратился), Рыгора Азарёнка (мужа Авгиньи, не возвратился), Миколу Азарёнка (отца Женьки, возвратился), Таренту Шушкевича (мужа Анэты, не возвратился), Василя Прусского (жил возле Тухтовых, его дочь Ольга, не возвратился), Мирона Дивина (дядька Мишки Восипишиного, не возвратился), Павку Дивина (сына Мирона, остался жив, но в Веребки не возвратился, оставив дочь и жену, которая сошлась со вторым).

 Микола, когда возвратился, рассказывал, как ему делали очную ставку с Маслюком. И своего дядьку Маслюк предал: так говорила его жена Настя.

 Церковь в Веребках стояла деревянная, но постоянного попа не было, приезжал на церковные праздники. На праздник «Борис» тут устраивалась ярмарка. Со всех сторон приезжали торговать и покупать люди. Старый дед Павка Парфенов разрушил церковь, потому что после революции поп не приезжал. Иконы разобрали люди по домам.

 Помню, как до войны из овечьей шерсти ткали полотно. Сестра к Колядам сукно делала, а затем натыкала нитями из шерсти. Штаны мужчинам красили чёрной краской. Шили армяки, предназначенные на выход называли кульками. Из овечьей кожи шили кожухи. Пуговиц не было, делали деревянные. Валенки валяли в Великом Поле.

 До колхозов ходили в лаптях, а после стали покупать фабричную обувь. Мне в 15 лет брат купил ботинки. Пошил их на заказ какой-то немой в городе. А до того мне дядька Огарок сплёл лозовые лапти. Я в них пошла на детскую вечеринку. Но мне было очень жалко новую обувку, поэтому её сняла, засунула под лавку и танцевала босой.

 Выращивали коноплю. Пеньку от неё замачивали, сушили, мяли, скручивали в верёвку и из неё вязали лапти на зиму. Самодельные калоши мастерили в Лепеле. Обувь зимой промокала, поэтому каждый вечер сушили на печи и возле неё.

 Хорошо работали, но и отдыхали неплохо. На Коляды приезжали хлопцы из Рудни с помелом из лапок сосны: поют, танцуют. По этому поводу собирались в какой-нибудь хате. Похоже праздновали и Купалье. Костёр жгли на Усохах. Проведывали Пшонку, который жил подле проложенного впоследствии Минского шоссе. До самого утра веселились.

 На свадьбу созывали только родных. Выпивалась лишь одна рюмка. Её наливали сначала молодым на куту, затем по очереди передавали в одну сторону, потом в другую. Если предлагали по две или по три рюмки, то свадьба считалась очень хорошей. К ней резали барана, ловили рыбу, пекли пироги. Купленный белый хлеб обмакивали в воду, посыпали сахаром и уплетали. А на следующий день, в понедельник, готовили щи и все их ели. На свадьбе играли скрипка и цимбалы. Венчаться ездили в Слободу, где церковь была большая и красивая. Гуляли обязательно как у жениха, так и у невесты.

 Когда мой брат женился, ехали на четырёх конях. Невесту он брал аж за Стайском, из Горного. Ехали навстречу друг другу. Когда повенчались, поехали в Горное, там гуляли и заночевали. Была на свадьбе такая игра: воровали у невесты ложки, ночвы, подушки и другое. В Веребки ехали дружина жениха и дружина невесты. И тут продолжили свадьбу. Гостей было человек 30.

 Если сын женился, родители от своего участка отделяли ему кусок земли или, если были деньги, покупали её. Нашу землю разделили на три ровные полосы братьям. Дядька Степан отделял сына Ивана так: вместе построили хату, затем дал Ивану часть хозяйства и земли. Если выходила дочь замуж, давали приданое, у более богатых это были поросёнок, тёлка.

 Ели каждый день щи, приправленные куском мяса. Осенью резали барана по поводу трёх праздников «Деды». К ним готовили похлёбку, кутью, клёцки. Яичницу делали так: в миске взбивали разбитые яйца с крахмалом, на сковороде подогревали молоко, вливали туда яичную массу, добавляли соль. Миски были глиняные. Варили картошку. Пекли драники.

 Перед Колядами шесть недель постили. Ели постные щи, грибы из дежки. Капусту, бывало, тушили.

 Муку для хлеба мололи в Лепеле. Это жители непосредственно Веребок. Но от них отделялась Веребским каналом и рекой Берещей обособленная часть деревни, называемая Бусянками. Население Бусянков мололо в Рудне. За работу мельнику платили рожью. Из ячменя делали крупу перловку. Горох сеяли. Для коней овёс растили. Его толкли в ступе и в ней же давали коню. Из льносемян делали постное масло, возили выжимать в Великое Поле.

 До 30-х годов для осветления жилища жгли лучину. В углу стоял светоч - столбик с железной державкой, а внизу ведро, куда падали угли. Спичек было мало. Прикуривали кресалом. Табак сеяли сами, сушили, листья перетирали, корни измельчали ножом, затем насыпали в кисет. В боковую печурку при печи насыпали угли, засыпали пеплом, а затем раздували огонь, если нужно в печи разжечь, лучину поджечь или прикурить.

 Все жители Веребок жили примерно одинаково. Две семьи были очень бедны - не было мужиков. Богато жили Ильюк и Мирон, которого выслали.

Записано в 2009 году.