375. КАПИТАЛЬНЫЙ РЕМОНТ ТРАКТОРОВ. Мастицкий Эдуард

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Придя из армии в 1968 году, я устроился слесарем по сборке тракторов в районное объединение «Сельхозтехника». Так в ремонтной мастерской и отработал до пенсии. А теперь более подробно остановлюсь на процессе восстановления «беларусов».

 Мастерская была специализирована на капитальном ремонте именно тракторов Минского тракторного завода. Район обеспечивала в первую очередь, однако работала на всю область.

 Ещё беларусские трактора ремонтировали в Толочине, но там дело было поставлено значительно слабее. И не потому, что не умели, а попросту так было первоначально задумано.

 Сразу поясню, что ремонтное дело повсеместно убыточное. Убытки были запланированы в определённой сумме. Если она оказывалась меньшей, работникам выплачивались премии за экономию. В основном они доставались начальству.

 Однажды трактора в ремонт притащили даже молдаване. На угощение, а по сути, на взятку привезли канистры вина виноградного. Рабочим его особо не досталось – очень уж начальству понравился гостинец.

 Месячный темп работ был разный – 40 – 50 капитальных ремонтов. Более всего однажды отремонтировали 70 тракторов – по четыре в день сходило с конвейера. Это было начало 70-х, когда заведующим мастерской вместо ушедшего в отпуск Владимира Гайсенковича стал старший технолог Иван Галкин, за пьянку изгнанный из армии майор. Вступал в запой, но человеком был умным. Даже у пьяного мозги работали трезво. Правильно организовал производство. Вечером спрашивал у рабочих, что им нужно для завтрашней бесперебойной работы. Затем шёл к поставщикам необходимых деталей или ремонтных работ, давал им задание и изучал их запрос. И так до самого начала техпроцесса. Назавтра бесперебойная работа налажена. Обкатчик отремонтированных тракторов не справлялся с обкаткой, помощников ему давали.

 Я привёл пример рекорда мастерской. Постепенно ремонтники темп сбрасывали по причине перебоев с поставками запчастей, которые завозили с Минского тракторного завода. Многое реставрировал собственный механический цех, но этого было недостаточного, да и качество реставрации ни в какое сравнение не шло с заводскими деталями. В общем, капитальный ремонт стабильно падал, а план покрывали за счёт текущих ремонтов. Это когда колхозники привозили добитый трактор и сами его ремонтировали. Сельхозтехника лишь запчасти давала. Короче, план ковался чужими руками. Ежемесячно в отчёт записывались более сотни ремонтных единиц.

 На сборке люди не задерживались – работы много, а платили мало. Поработают несколько месяцев, иногда – лет и уходят. Один я всю трудовую жизнь продержался. Сборщиков было по-разному – от двух до четырёх.

 Собирали трактора из помытых и отдельно отремонтированных  узлов и деталей. Вот беру я готовый задний мост и ставлю на конвейер. Но у меня нет определённых операций. Провожу сборку от начала до конца, постепенно подгоняя конвейер, чтобы сзади освободить место следующему сборщику. Если у меня получился срыв из-за отсутствия деталей, перехожу в начало конвейера и начинаю сборку второго трактора. Поступят запчасти – возвращаюсь к недоделанной работе. В конце ставлю облицовку, колёса, и конвейер сбрасывает готовый трактор на обкатку. При хороших темпах работы на сборку одного трактора МТЗ-50 у меня уходило в среднем часов 10. Когда пошли более сложной конструкции МТЗ-80, производительность упала.

 Менялись названия предприятия, руководители. «Сельхозтехникой» руководили управляющие, а уже райагропромтехнику возглавляли директора. Больше всех продержался управляющий Владимир Галушко. Директор Владимир Бурень внедрил бригадный метод труда. Раньше каждый работал на себя, теперь стали результат труда сваливать в кучу и делить его соответственно трудовому вкладу каждого. Но обычно он был одинаков и оценивался единицей. А это значит, что получать стали поровну и лентяй, и трудяга.

 Бригада называлась сквозной. Включала в себя разборку и сборку тракторов, ремонт узлов. Бригадиром поставили сборщика Толика Ломача. Эффект получился такой, какой и должен был получиться – бригада собирала столько тракторов, сколько раньше их собирал один Ломач. Сам он говорил, что при одиночной сборке у него трусы были мокрыми от работы, а бригадиру работать стало некогда, нужно руководить. Вдобавок с Буренем сдружился, начальником стал считать себя.

 Когда Толик Ломач уволился, сквозную бригаду разделили на несколько. Меня назначили бригадиром над сборщиками Володей Баевым, Витей Азарёнком, обкатчиком Васькой Мисником, ремонтником колёс Колей Пшенко и слесарем по ремонту гидравлики Толиком Провадо. Я не был освобождённым бригадиром, работал, как и все, но Провадо любил меня подковырнуть. Не однажды как закричит на весь цех:

 - Эй, смотри, Азарёнок твой пьёт!

 Ладно, думаю, кричи. И однажды подловил его выпившего. Говорю:

 - Ну, что, Толик, пьяный? Что с тобой делать?

 Тот промычал:

 - Согласен, пьян.

 Я ему коэффициент снизил. Это было настолько редкое явление, что даже мастер Валерий Рюмин спросил, отчего так. Отвечаю: пьяного его заловил. Мастер согласился. После того Провадо перестал кричать и хихикать, что Азарёнок пьёт, а я мер не принимаю.

 Я пробовал доказывать, что бригадный метод неэффективен. Приводил пример из практики больших предприятий. Скажем, огромную турбину собирают десятки, а то и сотни людей, вклад каждого там учесть невозможно, разрулить можно, лишь свалив труд в общую кучу. А в нашем случае работяга руки опустил от нежелания работать на лодыря, а тот воспрянул – можно получить больше, работая ещё хуже. Но меня не слушали.

 В общем, инициатива Буреня только навредила общему делу. А вот Пётр Гиль был хорошим главным инженером. Своё дело делал, не вмешиваясь в дела низов. И всё было нормально. Конечно, Бурень не по злому умыслу создавал бригады, чтобы уничтожить ремонтную эпопею, а действовал по черномырдинскому принципу: хотелось как лучше, а получилось, как всегда. И если бы не развалил ремонтное дело крах экономики в 90-е годы, это сделал бы бригадный метод труда.

 Последний год перед пенсией я перешёл слесарем по общим работам в отдельный маленький цех по изготовлению прокладок, в котором поочередно перед уходом на пенсию работали Тамара Хованская, Василь Быстрицкий, Иван Хрол. Изготавливал картонные прокладки, сверлил всё по мере необходимости, вулканизировал камеры. Там было немного тепло – по соседству в конторе нелегально подключали батареи, и ещё старинную электроплитку для отопления использовал. А мастерскую отапливать перестали. Поставили буржуйку в токарном цеху, переехавшем из новой мастерской, ставшей ненужной. Очередь истопников создали из рабочих. Но потом даже для такого примитивного отопления дров не стало хватать, и все перебрались греться ко мне.

 Работать в моём цеху было ещё миримо. Но поставили холодный арочник для ремонта комбайнов. Приходилось много времени проводить в нём. Буржуйку поставили, но от неё ноги горели, а в спину радикулит забирался. Сквозняк по арочнику гулял. Выдержал до 2006 года, получил пенсию и уволился. Просили остаться, поработать, но не послушался из-за холода.

 Уже при мне всё пришло в крайний упадок. После моего ухода заниматься ремонтом остались два слесаря. Коля Демко был хорошим специалистом, но и ему делать было нечего. Стась Глинский работал честно, но по-советски – лишь бы день к вечеру. Потом вообще ремонтников из мастерской убрали, ремонт прекратили. Говорят, теперь даже заходить в былую ремонтную зону запрещают – потолок сыплется. Как-то грустно становится, вспоминая жизнь прошедшую.

Записано в 2016 году.