393. РОДИЛИСЬ В КАЗАРМЕ. Ягур Эмилия

  Родилась в 1952 году в деревне Сивый Камень Борисовского района Минской области. Живёт в Лепеле.

  Лепельский железнодорожный тупик считается 132 километром железнодорожной ветки Лепель-Орша. На 128-м километре в сотне метров от рельсов стоял жилой барак, называемый Казармой 128-й километр. Я в нём жила.

 Когда с мужем приехали жить в Казарму, дочке Алле было год и три месяца. Жутко казалось поначалу, когда гремел проходящий состав. Воспринимался грохот, как землетрясение. Хотелось бежать, неизвестно куда. А потом привыкли, хотя тогда поезда ходили часто – много было грузовых. Копаемся в огороде, время пройти пассажирскому, а его вроде и не было. А может, был? Спрашиваем друг дружку, проходил ли поезд и обе пожимаем плечами: не заметили.

 А начиналась моя «казарменная» жизнь так.

 Брат Эдик работал бригадиром на железке. Жил в такой же казарме на 121-м километре (полустанок Лозовики). А в моём захолустном Сивом Камне на Борисовщине негде было учиться. Поэтому в старшие классы пошла в Заслоново и поселилась у брата в Казарме. В 10-м классе познакомилась с солдатом Леонидом Ёгуром. Поженились. Совместную жизнь начали в Сивом Камне. Работать там было негде. Брат подсказал, что есть пустующая квартира в казарме на 128-м километре. Мы и приехали в 1973 году. Муж устроился рабочим на железную дорогу. Дали комнату в девять квадратных метров с чуть меньшей кухней. Печь не грела. Нужно было топить её беспрерывно. Хорошо, дров хватало – рядом был осинник, рубили деревья и жгли. Автобусы межицкие ходили через час. Поэтому за хлебом, солью, спичками ездили в Лепель. За час успевали закупиться и сесть на обратный рейс. Так было удобней, чем тащить мешок хлеба на корм свиньям из более близкого магазина в Боровно (Казарма находилась между Боровно и Жерствяниками). Однако транспортные проблемы вырисовались, когда дочка пошла в первый класс. Утром в автобус, следующий на Лепель, пассажиры из пригородных деревень не влезали. Я каждое утро, где просила, а где и платила водителям, чтобы впустили Аллу в салон через свою дверь и себя. А на дорогу выволакивала девочку на саночках. Случалось, что и по шпалам приходилось топать в Лепель.

 Казарма считалась перевалочной базой для неимущих, впоследствии получающих квартиру или уезжающих вообще. Нашими предшественниками были десятки семей. Когда заселились, в соседних квартирах жили баба Зина Волкова, Сильванович Лёнька, Пятко Василь Петрович, его брат Пятко Онуфрий. Если кто-то уезжал, оставшиеся захватывали освободившуюся жилплощадь. Когда в город переехала баба Зина, мы пробили в стене дверь в её «хоромы», и у нас получилась трёхкомнатная квартира. Однако с нашей стороны такие действия не были самовольными – ездили за разрешением в Оршанскую дистанцию пути.

 Муж отработал 10 лет на железной дороге, и, согласно существовавшему положению, квартира в Казарме утратила статус ведомственной, как бы закреплялась за нами пожизненно, независимо от места работы её жильцов. Лёня уволился и пошёл выгружать вагоны в райсельхозхимию. Я не работала, воспитывала детей. Вторая дочка Иночка родилась в 1976 году, Виталик – в 1982-м. Рожала его в Витебске. Работников роддома сильно удивил мой адрес: Казарма 128 км. Спрашивали, не на поселении ли я срок отбываю. Записали, как сказала. И у Димы так в документах указано место рождения (в 1986-м появился), и у всех соседских детей, родившихся в Казарме.

 Поскольку я на работу не ходила, держали корову, свиней, кого только мы не держали… У меня и нутрии были, не было только индюков – я их боялась. Поросят от свиноматки возили в Лепель продавать, телят продавали.

 Неизвестно, сколько бы мы прожили в Казарме, если бы в полукилометре не начали строить асфальтовый завод.

 Заверяли, что всё будет нормально. Мы не верили, тревожились. И когда запустили производственный процесс даже не на полную мощность, сохнувшее на улице бельё стало покрываться чёрными хлопьями, дым полез в форточки. И я написала письмо в Москву: у нас такая и такая ситуация, построили завод, обещали одно, а получилось обратное, не можем дышать, дети малые… Думала, что письмо не дойдёт, но оно дошло. Моё обращение переслали на Минск, Минск – на Витебск, а Витебск – в Лепель. Пошли комиссии, расспрашивали нас, что к чему. Соглашались, что действительно на Казарму наседают сажа. Приказали райсельхозхимии дать нам трёхкомнатную квартиру в новом доме – по месту работы мужа, и в 1989 году мы справили новоселье. У Пятко дочка работала в больнице, так им возле озера купили дом у художника Зямы. Вторым Пятко так же улучшили жилищные условия, но дед Нупрей заявил, что никуда не уедет, будет жить в Казарме. Года через два умерла баба Лена, а ещё примерно через столько – и он.

 После того, как Казарма опустела, тогдашний председатель колхоза «Парижская коммуна» Михаил Баранов разрушил строение и перевёз брёвна на Ксендзов остров, якобы строить баню. Там они и сгнили, хотя были очень прочные. Если бы не инновационные прожекты председателя, мы бы продолжали использовать казарму как дачу. Огороду было полно, хотя при жизни там разрешали иметь лишь 15 соток, поскольку земли принадлежали совхозу «Лепельский», а жильцы работали на иных предприятиях. Для дачи этого было предостаточно, а тогда не хватало. Для заготовки сена отводили участки на пикетах - в пределах трёхсот метров от рельсов земля считалась железнодорожной. Однако в большинстве полосу занимали болота. Казармщики для совместной пастьбы коров включились в объединённое стадо Жерствяников и Глыбочицы.

 Прожила я в Казарме 128 километр 16 лет – с 1973 по 1989 год. Вспоминать тамошнюю жизнь – кошмар. А ностальгия есть – всё-таки лучшие годы жизни прошли там.

2017 год.