45. Малявко Павел. АЭРОДРОМ В КОРЧАХ (71)

Родился в 1928 году в деревне Лозовики Лепельского района. До войны и после работал в колхозе. Живёт в деревне Горки Лепельского района.

На месте заброшенной вертолётной базы советской армии, расположенной по правую сторону асфальтированной дороги Лепель - Заслоново между деревней Зорница и военным городком Заслоново до войны находилась деревня в несколько дворов с названием Корчи. Точнее, она впритык подступала к начавшемуся строиться военному аэродрому. Поэтому, когда он начал действовать, а впоследствии расширяться, сельчан заставили переселиться в другие населённые пункты. Не знаю, оказывали ли им какую помощь, но все перевозили свои хаты сами. Большинство жителей для дальнейшей жизни выбрали ближайшую Зорницу. Происходило переселение то ли в 1939-м то ли в 40-м году. Из жителей Корчей помню Федосиху и Ивана-кузнеца.

Мой сосед перед пенсией начал собирать трудовой стаж и принялся добиваться учёта времени его работы по расчистке канав на аэродроме. Ему пришёл ответ, что в указанной местности Корчи находился истребительный учебный полк, и в нём служили только военные, а гражданские лица не работали.

Я хорошо помню начало строительства аэродрома, поскольку до августа 1940 года находился в родной деревне. А потом мои родители поддались агитации переселяться на отвоёванные у Финляндии земли. Вкратце расскажу о хорошей жизни там, где нас нет.

Переселение было организовано для того, чтобы заполнить населённые пункты, поскольку финны ушли за новый российский рубеж, и на брошенных промышленных предприятиях не было кому работать.

Нам дали возможность погрузить в отдельный вагон корову, овец, кур, сена на несколько дней. Сами ехали в товарном вагоне вместе с такими же двумя переселяющимися семьями из соседних Горок. В Орше сформировали несколько вагонов из жителей окрестных районов. Беларусов же набрался целый состав. На стоянках папа ходил кормить животных, мама - доить корову. Не помню, чтобы в дороге голодали.

Высадили нас в городе Сортавала. Оттуда на подводах перевезли за 24 километра на приграничный хутор из четырёх пустующих хат и бумажной фабрики с взорванной финнами плотиной. Нашу семью поселили в каменном доме. Взрослые пошли работать в колхоз, дети - в школу. Отец сильно простыл и в январе 1941 года умер. Похоронили его за семь километров на финском кладбище.

В мае переселенцам начали давать землю и какие-то семена. Раньше приезжих наделяли 50-ю сотками, а нашей партии, согласно новому указу, дали по 30 на семью. Прикинула мама, что не вытянет на таком огородишке пятерых детей, собрала манатки, и 18 мая мы возвратились в Лозовики к родителям папы. Мама пошла в колхоз. Я взялся помогать двум пастухам пасти колхозных коров. Колхоз дал нам картошки на семена. Мама сходила в Волову Гору и на деньги, вырученные от продажи имущества перед возвращением на родину, купила корову.

Пока мы были в переселении, многое изменилось в окрестностях аэродрома. Огорожен он был всего лишь жердями, чтобы коровы не заходили на территорию, но пастухам не разрешали ближе как на полкилометра подпускать животных к изгороди. Однажды лесник зашёл осмотреть близкий к режимному объекту лес, так его арестовали и долго выясняли личность, прежде чем отпустить.

Чтобы не сносило ветром лёгкие фанерные самолёты, их крылья и хвосты привязывали верёвками к вкопанным в землю пружинам. За день до войны учебные машины стали маскировать в кустах, как будто знали, что утром она начнётся.

Полк был большой - полсотни самолётов было точно. Когда они снялись и улетели, никто не слышал. Оставили только четыре или шесть фанерных учебных самолётов. А может, основные незаметно для гражданского населения, по железной дороге увезли. Ведь сам видел, как их привозили на платформах в разобранном виде: фюзеляжи лежали отдельно, крылья - отдельно. А потом тракторами таскали по частям на аэродром.

На разъезде в Лозовиках, образованном ответвлением от железнодорожной линии Орша - Лепель ветки на артбазу Боровки, стоял ларёк. Мне запомнилось в нём вино «Абрикосовое». А засело оно мне в память потому, что сестра однажды купила в ларьке себе мыла, а мне две бутылки вина. С хлопцами на пожне мы их выпили. Я опьянел и заснул. Вечером сестра еле растолкала меня. Доплёлся кое-как домой. А утром не мог подняться - голова болела. Даже коров пасти не пошёл.

О начале войны я узнал, увидев воочию воздушный бой над урочищем Поле, где пас колхозных коров. Неожиданно появились два самолёта с крестами на крыльях и направились к военному аэродрому. К ним со стороны Заслоново (тогда оно называлось 116-м километром) устремился советский истребитель. Завязался воздушный бой. Вдруг мне несколько песчинок ударило в лицо. Я сначала не понял, в чём дело. Машинально посмотрел в землю. Почти между моих ног почва была расковыряна. Я всунул во взрыхленный грунт руку и сразу нащупал ещё тёплую пулю. Только спустя некоторое время сообразил, что запросто мог быть убитым ей, и начал осматривать стадо - вдруг корова сражена пулей с неба. Но все рогули были целы, только одна использовала растерянность пастухов и улизнула с поля.

Снова начал наблюдать за боем. Немецкие самолёты направились к аэродрому, одновременно наклонились на одну сторону, и от крыльев отделились похожие на крупную картошку шарики. Раздались взрывы. В том месте находились цистерны с горючим для учебных самолётов. Поэтому я ожидал взрыва или пожара, но ни того, ни другого не последовало. Самолёты почему-то оставили аэродром и направились к Горкам. А советский истребитель приземлился на аэродроме.

Пять бомб самолёты сбросили не на саму деревню, а возле неё, испугав мужика, который собирал в поле траву. Четыре воронки получились небольшими, а вот пятая образовалась такой глубокой, что после заполнения дождевой и грунтовой водой женщины приспособили её для полоскания белья.

Хотя бомбы практического вреда людям и постройкам не причинили, но пожар всё же сотворили - загорелся торфяной грунт. Но и он хоть дымил долго, открытого огня так и не показал. А самолёты улетели за Уллу.

Несмотря на начавшуюся войну, мы по-прежнему продолжали пасти коров. И вот однажды под вечер мы увидели, как по Заслоновской дороге продвигалась колонна немцев. Машины тащили орудия. Легковая машина поездила взад-вперёд по аэродрому, и сразу же немцы обозначили взлётные полосы красными и белыми длиннющими лоскутами материи. Вскорости на них приземлились два вражеских самолёта.

Через несколько дней самолётов на аэродроме добавилось. Не переставали прибывать и немцы - в основном на машинах, мотоциклах и велосипедах. А мы, знай себе, пасём коров, не обращая внимания на войну. Даже интерес она вызывала. Но близко к аэродрому подгонять стадо боялись, старались держаться поближе к Горкам.

Однажды то ли на пастухов, то ли на коров направился один самолёт. Мы немедленно спрятались в кустах. А он сбросил несколько бомб на стадо. Бурёнки разбежались, но ни одна не пострадала.

Когда немцы обосновались на аэродроме, начали брать себе на пропитание по одной, а то и по две коровы. Колхозникам же отдали распоряжение работать так, как и работали при Сталине. Однажды высмотрели упитанную корову моего деда и забрали. Тогда дед попросил соседа Данилу Аксеновича, моего будущего тестя, пойти с ним на аэродром к начальству в качестве переводчика, поскольку он с 1914 по 1925 год просидел в немецком плену и хорошо разговаривал по-немецки. Военный начальник внимательно выслушал переводчика и сказал деду примерно так:

- Хорошо, отец, незаслуженно тебя обидели наши солдаты. Но корову-то твою уже зарезали. Возьми вместо неё две сталинских.

Это означало - колхозных. Конечно, дед две не взял, а вот одну присвоил без зазрения совести, ведь животными управляли, практически, оккупанты. Доярки сами подсказали, которая корова больше молока даёт. Ту я и привёл деду.

А молоко хромой староста приказывал отвозить на аэродром. Я сам на телеге доставлял его туда.

Поскольку на аэродроме не было специального покрытия, базировались только лёгкие одномоторные самолёты, наверное, истребители. Говорили, что боезапас каждого состоял из четырёх 50-килограммовых бомб и двух пулемётов.

Немецкий аэродром в Корчах просуществовал недолго - около месяца. Потом самолёты улетели вслед за фронтом. Оставили после себя сложенные в ярус бомбы, будто дрова. Я ходил смотреть, поскольку пасти коров стало легче - много их немцы съели. Как и до войны, стояло несколько советских учебных самолётов из фанеры. Их почему-то не взяли при отступлении. Может, были неисправные, а может, не представляли ценности. Мы в них залезали, крутили педали, рычагами поворачивали хвост и крылья.

После войны место довоенного аэродрома не пустовало. Его заняли заслоновские вертолётчики. Использовали по назначению. Только вместо самолётов взлетали и садились вертолёты.

После ухода советской армии из независимой Беларуси, вертолётчики ушли в Россию вместе с боевыми машинами, оставив недвижимость в виде капитальных строений.

Сейчас бывшие казармы и служебные здания использует для боевых игр Лепельский пейнтбольный клуб «ДжокерПро». На соревнования съезжаются пейнтболисты со всей Беларуси. В расположенном в стороне строении частник в промышленных объёмах изготавливает строительные смеси.

Записано в 2013 году.