Родился в деревне Заболотье Пышнянского сельсовета Лепельского района. Ходил в начальную школу в своей деревне, за пять километров - в семилетку деревни Заозерье, за семь - в среднюю школу деревни Пышно. В детстве научился играть на баяне. Работал музыкантом в пионерских лагерях, в туристических поездах, в художественной сельской самодеятельности, пионервожатым в средней школе деревни Кубличи ныне Ушачского, а тогда Лепельского района. Затем - литературный сотрудник газет в Лепеле, Витебске, Минске. Более четверти века - репортёр белорусского телевидения и радио -- был собственным корреспондентом Гостелерадио Беларуси на Брестчине. Живёт в Бресте.
В Федеративную Республику Германию, к ветеранам войны приехали наши ветераны: группа бывших солдат Красной армии в гости к бывшим солдатам Вермахта. Встречу организовала одна из общественных организаций ФРГ. А было это в Баварии, в предгорьях Альп в декабре месяце без малого 30 лет назад. Меня позвали как представителя наших, тогда еще советских СМИ. Ветераны обоих армий тогда были относительно молоды – каждому может чуток за 70 лет всего. Позже с ответным визитом они приезжали в Брест.
Нашим ветеранам в один из дней показали ближайшую воинскую часть нынешней армии ФРГ - Бундесвера. Из легкого тумана выглядывало здание казармы с толстенными кирпичными стенами, построенное, думаю, еще до Первой мировой войны. Металлические уголки на каменных ступенях входа в казарму были не просто отшлифованы до блеска, а сточены до заметных миллиметров подошвами и каблуками солдаткой обуви. Много тут служило воинов Рейхсвера, а затем и Вермахта, а теперь вот шлифует ступеньки молодежь Бундесвера.
Спальное помещение казармы. Конечно, чисто, светло. В одном из углов – пирамида, отливающая вороненой сталью карабинов. Да-да, не в специальной оружейной комнате, а прямо в казарме штатное стрелковое оружие и именно карабины. Деревянные приклады отшлифованы руками солдат многих предыдущих лет. Тяжелый карабин пахнет оружейным маслом. Впрочем, это далеко не главное оружие части. Главное оружие – вон в тех тяжелых грузовиках, что застыли в ровной линии чуть поодаль от казарм. Их кузова, видимо, насыщены электронным оборудованием связи. Компактно сложенные в чехлы антенны в нужный час могут распуститься словно гигантские зонтики или вытянутся верх бамбуковой рощей.
Военные люди из противостоящих армий и блоков подозрительно ощупывают друг друга, оглядывают один одного неслышными всплесками электромагнитных волн. «Связь всегда большое дело, а в бою еще важней» - вспомнилась поговорка.
Конечно же, командиры здесь офицеры-связисты, военные инженеры. С одним из них мы сфотографировались на память на фоне зеленого военного автобуса. Зеленый цвет, вероятно во всех армиях НАТО, как, впрочем, и нашей – самый подходящий.
Вот такие мы, сверстники – бывший ефрейтор Советской армии и подполковник, тогдашний командир части Бундесвера. Наши отцы -солдат Красной армии и солдат Вермахта, значит, вернулись с той войны.
Как повезло и тем ветеранам, что встретились сегодня. В штатских плащах и пальто, прикрыв свои седые волосы беретами и шляпами, шагали бывшие солдаты и офицеры Красной Армии вдоль зданий чужих казарм.
Офицеры Бундесвера взяли под козырек, приветствуя этот необычный парад ветеранов по территории их части. А командир протянул руку каждому. Спеша, заговорил какие-то обычные слова, которые говорят людям приезжим. И переводчик едва успевал переводить этот залп словесного дружелюбия.
Вечером все собрались за большим столом в одном из пансионатов баварских предгорий Альп. Было несколько переводчиков. Они помогали вспоминать «о боях-пожарищах, о друзьях товарищах». Выпили по рюмке из угощенья ветеранов Вермахта, по второй — из запасов ветеранов Красной армии.
«Налей, дружок, по чарочке, по нашей фронтовой»… Порой обходились без переводчиков. Понимали друг друга с полуслова. Тем более, что этими словами были географические названия городов и местностей, а значит, вполне понятные слова. Шли дорогами войны, шли дорогами своих горьких воспоминаний.
А потом кто-то догадался открыть крышку рояля и взять несколько аккордов. Звучавшая сама по себе мелодия вдруг стала аккомпанементом к тихому, а затем все крепчавшему голосу певца. Это был поистине хороший лирический тенор. Пел много раз израненный и много раз горевший танкист вермахта Макс Штольц. На его изуродованном глубокими шрамами лице вдруг убавилось этих шрамов. Макс знал о своих способностях к пению и пел все смелее и смелее. И вдруг к этому голосу добавился еще один. Он вступил точно в той музыкальной паузе, в которой должен был вступить. И повел именно ту партию, которую должен был повести. Это запел Георгий Гальпуков, бывший артиллерист Красной армии. Он пел, приближаясь к небольшой площадке у рояля, на которой находился Макс Штольц. И став рядом, вместе они обняли друг друга, улыбнулись один одному и продолжали петь. Звучала «Катюша». Это была импровизация, но это был и вполне состоявшийся дуэт в прошлом, видимо, армейских запевал воюющих армий. Конечно же, песню подхватили все.
Кто бы из этих солдат, безжалостно, с лютой ненавистью уничтожавших друг друга, мог подумать тогда, в годы войны, что соберутся когда-нибудь вот так?..
Тем временем Макс Штольц и Георгий Гальпуков откланались под дружные аплодисменты и вышли в вестибюль. Конечно же, и я заговорил с бывшим танкистом Вермахта. Спросил, через какие города шли на Москву танки его дивизии летом кровавого 41-го?
- Да-да - Вильнюс, да - Минск, да - Смоленск, на Москву… - отвечал он.
- А Белоруссия, Лепель?..
- Лепель? Не помню…
Макс Штольц, конечно же, после войны, как и большинство ветеранов, стремился восстановить в памяти те географические места, где воевал. Это забыть невозможно. Вспоминал сам, помогали книги мемауров бывших офицеров и генералов Вермахта, что выходили в послевоенные годы в ФРГ. Слово «Белоруссия» он не помнил потому, что война была не с Белоруссией, а с Россией, с русскими. Ну, а мой родной Лепель и Лепельщина не запомнились. Сюда его танковая дивизия вступила без боя.
- А какая дивизия, господин Штольц? - спросил я.
- 7-ая танковая дивизия. Командир - генерал Ханс Функ.
На следующий день я попросил своего немецкого коллегу, журналиста газеты «Швабише цайтунг» Зигфрида Кассекерта посмотреть на книжных полках, что у него есть из мемуаров бывших офицеров Вермахта, навести по своим источникам справки о 7-ой танковой дивизии Вермахта. Знаток истории Кассекерт выполнил мою просьбу быстро. Да,конечно же,танкисты дивизии, в которой воевал Макс Штольц, рвались на Москву через Беларусь.И 20-летний танкист Макс вел свой танк через мою родную Лепельщину.
7-ая танковая дивизия действовала в составе 39-го мотокорпуса 3-й танковой группы генерала Гота. Наступала в Литве вдоль дороги Сувалки — Калвария — Алитус — Вильнюс, участвовала в сражении за Алитус с советской 5-й танковой дивизией. В результате врагом были захвачены важные мосты через Неман. Продолжив наступление, 24 июня заняла Вильнюс. После этого корпус повернул на юго-восток в направлении Минск — Борисов.
26 июня 7-я танковая дивизия вышла на автостраду северо-восточнее Минска и заняла Смолевичи, однако здесь была остановлена, при этом её коммуникации севернее Минска были перехвачены в результате контрудара советской 100-й стрелковой дивизии на Острошицкий Городок.
Буквально через четыре дня после нападения гитлеровцев на СССР Острошицкий Городок стал местом ожесточенных боев. Здесь проходила одна из оборонительных линий беларусской столицы — северо-западная. Три дня красноармейцы 100-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Ивана Руссиянова удерживали в его окрестностях свои позиции, ведя тяжелые бои с захватчиками. Уничтожив около сотни танков противника, они нанесли сильный контрудар, заставив врага отступить, и тем самым не позволили ему сходу овладеть Минском. Здесь серьзные потери в технике и живой силе понесла и 7-ая танковая дивизия Вермахта.
Этот памятник видели многие лепельчане. Он стоит возле Острошицкого городка – по старому большаку из Минска на Лепель, буквально в километре от автострады на Логойск-Лепель-Витебск. МКАД-2, что вторым кольцом опоясала не так давно Минск, выведет прямо к памятнику.
В начале июля 1941 года 7-ая танковая дивизия Вермахта продолжила наступление на восток. В интернете мне пришлось просмотреть немало источников, порой противоречивых. Как я понял, возле Бегомля 7-ая танковая повернула влево от прямой дороги на Лепель. Повернула потому, что мост через Березину был взорван. Захватчикам пришлось искать проселки, что бы выйти к верховьям Березины и там переправиться.
Краевед и журналист Василий Азаронок опубликовал в интернете очерк о поиске места этой переправы. И, кажется, вместе с лепельчанами, в том числе и Владимиром Шушкевичем, нашел его возле деревни Липск теперь Докшицкого района, чуть западнее Пышно.
Этот снимок из Интернета сопровождает надпись «7-ая танковая дивизия Вермахта на марше».
После переправы танки 7-ой вышли на большак из Докшиц в Лепель. Оказать им сопротивление тогда было некому. Малочисленный личный состав Березинского погранотряда уже отошел по приказу к Боровке. Так дивизия Вермахта мимо Пышно, Слободки, Поплавок шла на восток.Услышав рев моторов любопытные мальчишки, этих деревенек подбежали поближе к большаку и увидели ранее невиданное — полчища танков, танкеток. Причем, чужих – не с красными звездами, а с крестами. Со стайской горы танкисты выпустили пару снарядов по Лепелю и вошли в наш районный центр.
Это произошло 3 июля 1941 года. Снимок из ресурсов интернета. Судя по дате, он сделан 7 июля 1941-го. Лепель уже оккупирован. Возле разбитой советской автомашины от Стай в сторону Лепеля движется мотоциклист и автомобиль. На втором плане —геодезичская отметка – триангулятор. Здесь он отмечает высоту над уровнем моря в 177,3 метра. Я помню, видел это же сооружение мальчишкой уже после войны. Может быть, триангулятор теперь обновлен, но он должен быть там и сейчас.
Очевидец и свидетель тех июльских дней 1941-го Иван Рисак в своем замечательном очерке «Память о прошлом» пишет так:
«Немцы появились в городе сразу и много. Вчера еще ничто не предвещало нашествия зеленой орды. Вокруг было тихо и по-летнему жарко. Обыватели, в большинстве своем, заперлись в домах в ожидании чего-то страшного. К вечеру народ понял – город без власти. Люди те, что посмелее и покрепче, пошли в злачные места запасаться продуктами и промтоварами. Брали все, но в основном съестное: муку, крупу, сахар. С военного городка тащили мешки с сухарями. Благо их там было очень много. Страна, готовясь к войне, хранила свой неприкосновенный запас в укрепрайонах.
Немцы вливались в город, заполняя собой улицу за улицей. Повсюду слышалась незнакомая речь, напевы губной гармошки, запахи еды полевых кухонь и непривычный грохот, лязг и шум военной техники. Передохнув какое-то время, основная махина удалилась в сторону фронта. Часть войск осталась в городе на неопределенное время. Заняли они все пустующие помещения учреждений, школы, детсады и ясли. Лепель стал опорным пунктом на стратегической дороге Минск – Витебск».
Так пишет очевидец Иван Рисак, мальчишкой наблюдавший момент оккупации Лепеля и Лепельщины и проживший в этой оккупации все годы.
А дальше будем цитировать другого очевидца тех событий. Это Ханс фон Люк. Вот обложка его книги на русском языке, вышедшей не так давно в одном из московских издательств. Перевод с немецкого. Теперь эта книга есть и в Интернете.
Автор – в 1941-ом году капитан вермахта, один из штабных офицеров 7-ой танковой дивизии.
В предисловии Ханс фон Люк заметил, что его работа не предназначена для курсантов танковых училищ. То есть, он не пытается разложить по полочкам тактику и стратегию каждого сражения, в котором участвовала его дивизия. И может быть, поэтому не написал ни строчки о боях под Сенно. А ведь его дивизия шла именно туда, поэтому не задержалась в Лепеле даже для короткого отдыха. По данным разведки Вермахта здесь Красная армия готовила контрудар с применением множества танков, в том числе и новых. По некоторой информации последних десятилетий в Лепельском контрударе должно было принять участие более 1000 советских танков. Огромная силища!
Да, нашим военным и всей стране так нужна была здесь, под Сенно, под Лепелем победа – успешный контрудар с целью не только остановить продвижение Вермахта на восток, но и отбросить, погнать его назад. Да, к нашему контрудару спешно готовились наши танковые соединения, другие виды войск. По свидетельству ряда историков победу можно было одержать. Но… Главная из причин неудачи, если не поражения - в слабой подготовке операции и отсутствии времени на получение необходимой разведывательной информации. Очень плохо была налажена связь, в результате чего участникам контрудара зачастую приходилось действовать вслепую.
Более того - значительной части советских танкистов пришлось вступать в бой буквально с колес. На момент поступления приказа о проведении контрудара многие части направлялись по железной дороге в Киевский особый военный округ, а некоторые эшелоны уже успели разгрузиться западнее столицы Украины.
До недавнего времени в нашей историографии почти не было подробностей о том сражении. Не запомнился наш край, как вы помните, и рядовому танкисту дивизии Максу Штольцу, с которым мы говорили в Баварии. Не запомнилось сражение и офицеру Хансу фон Люку. Захватчики пока что воевали «малой кровью».
Теперь военные специалисты и историки пишут о Лепельском контрударе так: «Неудача танкового прорыва на Лепель привела к потере боеспособности двух советских механизированных корпусов, которых очень недоставало в ходе последующего Смоленского сражения. Кроме того, в результате этого поражения на Западном фронте образовалась огромная брешь, которой сразу же постарались воспользоваться немецкие ударные соединения. Потери были поистине невосполнимы.
По подсчетам современных специалистов, в ходе указанного контрудара советская армия потеряла свыше восьмисот танков и около 5 тыс. солдат и офицеров. Однако и противоположная сторона оказала изрядно потрепанной.
Несмотря на то, что Лепельский контрудар и не достиг своей цели, советским танковым частям удалось временно отбросить противника на 40 километров в сторону Лепеля и несколько дней оборонять занятые рубежи, оттянув на себя значительный резерв неприятеля. В результате чего немецкие войска потеряли целую неделю, и наступательный темп вермахта первых дней войны сильно замедлился.
Еще одним косвенным итогом Лепельского контрудара стала постепенная перестройка Красной армии. Согласно Директивному письму от 15 июля 1941 года, кроме решения о расформировании неповоротливых мехкорпусов ставился вопрос о необходимости перехода к системе небольших армий в пять, максимум шесть дивизий без корпусных управлений и с непосредственным подчинением дивизий командующим армий».
Автомобильная дорога из Лепеля в Витебск пересекает небольшую речушку Черногостица. Она была важным рубежом в начале июля 1941-го. Вот воспоминания одного из участников Лепельского контрудара: «Речка Черногостица узкая и мелководная, но дно илистое, берега заболоченные, а западный берег обрывистый. Весь вечер и ночь наши танкисты готовили импровизированные переправы из бревен, а немцы им совершенно не мешали. Они в это время на западном берегу вкапывали в землю свои танки и расставляли противотанковые батареи напротив возводимых русскими гатей. Поскольку приготовления обеих сторон велись практически на глазах друг у друга, то полковник Васильев и весь его штаб понимали, что атаковать придется в самых неблагоприятных условиях. Утром 7-го июля 14-я танковая дивизия двумя колоннами начала фронтальное наступление через реку на хорошо оборудованную противотанковую оборону немцев. Советские танки преодолевали водный рубеж, поднимались на крутой противоположный берег и падали вниз, сбиваемые перекрестным артиллерийским огнем противника. Над переправами непрерывно висели немецкие пикировщики. Около сотни советских танков продолжали бесперспективную атаку»…
И вот что пишет о тех днях Ханс фон Люк: «Витебск, как и Минск, мы тоже широким охватом обошли с севера и с юга. Образовался еще один, меньший по размеру «котел», зачистку которого мы вновь оставили пехоте – она пока что все больше маршировала, а настоящих боев почти не вела. Начиналось жаркое лето»…
Капитан Ханс фон Люк еще до начала операции «Барбаросса» прибыл к месту службы в 7-ю танковую дивизию на… собственном автомобиле. То есть «мобилизовал» свой личный «Мерседес» на войну. И от Вильнюса до Минска, а затем и до Лепеля, Витебска и даже Подмосковья двигался в колонне бронетехники с относительным комфортом. Да, попадал и под обстрел наших окруженцев. Но и тут автомобиль выручал его – давал возможность уходить от пуль. Надежен был автомобиль довоенного выпуска, надежен был и шофер-денщик у Ханса фон Люка. Вот так выглядел салон «Мерседеса» тех лет.
Конечно, автомобиль изрядно поизносился на фронтовых дорогах. Но, тем не менее, капитан-танкист Вермахта рассчитывал на нем прокатится и по улицам Москвы. Вот что пишет автор мемуаров: «Мы проходили через типичные русские деревни и села, в которых крытые соломой деревянные избы тянулись вдоль проселка; в каждом селе имелась церковь. Правда, все без исключения церкви были превращены в склады, некоторые из них были разграблены. Очень просто обставленные дома имели в центре печи, на которых морозной зимой спала вся семья. Ниже находился очаг, а напротив него стоял деревянный стол с лавками. В углу комнаты обычно висели иконы, а перед ними горели свечи. Посреди села находилась баня, совершенно необходимая здесь, поскольку больше помыться в домах русских было негде. Непосредственно к дому примыкало стойло с несколькими коровами, держать которых для своих надобностей позволялось крестьянину, равно как позволялось и владеть небольшим участком земли для выращивания картофеля и других огородных культур для повседневного потребления. Кроме того, все местные жители работали в колхозе или в совхозе, своего рода сельском или государственном кооперативе. Здесь задача состояла в выполнении «нормы» – то есть в работе на государство.
Улицы в селах находились в еще худшем состоянии, чем те дороги, по которым мы передвигались, потому что их портили небольшие телеги с запряженными в них крестьянскими лошадками. Здесь даже не находилось ничего, что можно было бы «реквизировать» с целью улучшить рацион личного состава. Наоборот, мы делились с детьми и женщинами шоколадом и давали им сигареты из того, что получали у себя в частях.
Будучи дивизионным адъютантом, я нашел время и возможность пообщаться с местным населением, в процессе чего мне, конечно, очень пригодилось знание русского языка. К моему удивлению, в них отсутствовала какая бы то ни была ненависть к нам. Женщины, случалось, выходили из домов, прижимая к груди иконы и восклицая:
– Мы же христиане. Избавьте нас от Сталина, который разорил наши церкви!
Многие выходили и протягивали нам яйца и сухой хлеб «в знак приветствия». У нас начинало складываться впечатление, что в нас и в самом деле видят освободителей».
В «Мерседесе» приходилось и спать. Особенно, когда пришла осень. Надо понимать, что капитан Вермахта Ханс фон Люк рассчитывал осенью быть уже в Москве и жить в условиях достаточного военного комфорта. Но… планы на это рушились. Теперь продвижение 7-ой танковой дивизии на восток, к Москве, замедлялось. Пошли осенние дожди, а за ними грянули морозы. О Блицкриге – молниеносной войне - уже даже не вспоминали. Не до жиру — быть бы живу.
Дивизия потеряла в боях много техники, личного состава. Их танки сгорали, выбывали из строя и в Беларуси, и под Смоленском, и под Волоколамском.
А затем – разгром немцев под Москвой. В своих мемуарах капитан Вермахта подробно пишет обо всем этом. Остатки 7-ой танковой дивизии Вермахта из-под Москвы выводились на отдых, на пополнение. Причем тем, кто остался в живых, после пополнения и отдыха предстояло служить во Франции. В Нормандии.
Капитану Вермахта разрешили возвращаться из морозного Подмосковья на собственном автомобиле. Ханс фон Люк – представляете себе – захотел проехать до Берлина по зимней России, в короткие зимние дни. Без сопровождения, без охраны… Да и кто бы ему выделил это сопровождение, эту охрану?
Читаем мемуары дальше: «Я собирался отбыть 25 января 1942 г. Денщик Бек проверил готовность «Мерседеса» и сделал запасы на несколько суток пути, в том числе позаботился и о канистрах с горючим. Я отбыл в дивизионный штаб, где получил все соответствующие документы и подорожную: «Цель путешествия – Берлин. Всем постам и службам – оказывать всяческое содействие капитану фон Люку». В снабженческом отделении мы собрали всю почту, чтобы отвезти ее домой, а у доктора я взял лекарство-стимулятор первитин. Из района Волоколамска мы двигались на запад по второстепенным дорогам, многие из которых почти не были расчищены, стремясь скорее добраться до «магистрали» Москва – Минск, проехать по которой должно было бы быть проще.
Я обратился к Беку: – Будем гнать без остановки, пока не выберемся из России. Станем менять друг друга через каждые 100 километров, глотать первитин и делать остановки только для заправки.
Мы слышали артиллерийский огонь с обеих сторон, становившийся все слабее и слабее, по мере того, как мы удалялись от фронта. А потом вдруг наступила полная тишина – никакого грома боя, только рокот немногих грузовиков снабжения, следовавших на восток. Путешествие наше стало почти романтическим. Мы проезжали через широкие заснеженные поля и через брошенные села. Метель скрывала следы, оставляемые нашей машиной. Ехали мы, опустив верх, чтобы в случае чего быстрее заметить русские самолеты. На коленях у Бека лежал готовый к бою автомат. Все казалось нам ирреальным. Мы держали путь через первобытный край, захватить который и овладеть которым не мог никто.
Преодолев где-то 200 километров, мы в первый раз остановились для заправки в одной части снабжения.
– Нам не положено отпускать горючее для личных нужд, – заявил «серебряник», как называли мы «героев тыла» из-за их серебряных нарукавных шевронов.
– Послушайте, – отозвался я. – Через пять минут вы меня заправите, если вам жизнь дорога. Кроме того, на нашем участке прорвались русские. Они выйдут сюда к утру, – соврал я.
Он так удивился, что не только заправил меня в считаные минуты, но и поделился деликатесами, которых мы на фронте и в глаза не видели, – дал бутылку коньяка, сигарет и несколько банок тушенки.
То, что творилось в тылу, было нам отвратительно. Вслед за первыми армейскими снабженцами сюда являлись партийные деятели, которые принимали на себя функции администрации и начинали обращаться с населением, которое нередко встречало нас как освободителей, в соответствии с заветами партии и министра пропаганды Геббельса, то есть как с «недочеловеками» и представителями «низшей расы».
Но мы спешили назад, спешили как можно больше увеличить дистанцию между собой и жутким опытом прошедших недель, стремясь поскорее выбраться из страны, в которой навеки остались наши товарищи.
Этот снимок из Интернета – иллюстративный. Здесь не машина Ханс фон Люка. Но подпись под снимком такая: «Дорога Москва-Минск.1942 г.»
И вот мы выбрались на «магистраль». Мы, конечно, запаслись картами, чтобы не сбиться с дороги. Мы устали. Пришлось поддерживать себя первитином, чтобы сохранить способность ехать и ночью. На шоссе движение было более оживленным, что и вернуло нас к реальности. Дорога пролегала севернее Вязьмы и Смоленска. Я решил возвращаться путем, которым мы наступали. С одной стороны, дорога была знакомой, а с другой – мне хотелось посмотреть, как теперь там. Это не стало таким уж отклонением на пути в Берлин.
Никто не обращал внимания на нас, усталых и небритых, когда мы прикатывали на своей выкрашенной белой краской машине. В каждом селе, у каждого моста стояла охрана из призванных на службу стариков. Только однажды, при очередном предъявлении подорожной, старый резервист спросил меня:
– Господин капитан, вы «оттуда», да? Как там? Мы тут ничего точно не знаем. У меня сын в пехоте. Вот уже несколько недель у жены нет от него никаких известий. Скажите мне правду, господин капитан. Мы очень беспокоимся.
Я попытался, как мог, успокоить старого резервиста».
Через Лепель 7-ую танковую дивизию вел с боями до Волоколамска генерал Ханс Фрайкер фон Функ. Разбитую под Москвой дивизию направили во Францию на отдых и переформирование. Генерал был взят в плен союзниками в Нормандии, передан нам. Десять лет находился в русском плену. Возвратился на Родину в 1955-м. Умер в 1979-м в возрасте 88 лет.
Рядовой танкист 7-ой танковой дивизии Макс Штольц был тяжело ранен под Москвой, стал инвалидом. Больше в Вермахт не призывался.
…С профессором одного из университетов ФРГ Зигфридом Ротером мы были близко знакомы. В Вермахт он был призван в 1944-ом году. Вскоре был пленен. За годы пребывания в плену выучил русский язык. После возвращения в ФРГ продолжал изучать филологию. Преподавал русский язык и литературу. Многое сделал для взаимопонимания между нашими народами. Его дом в ФРГ нередко посещали известные россияне, в том числе и великий русский писатель Даниил Гранин.
В подмосковном городе Клин находился в плену Эрих Зобирей. В годы распада СССР был одним из активистов Германского Красного Креста. На грузовике в качестве водителя доставил в СССР многие тонны гуманитарных грузов. Наведался и в город Клин. Нашел место, где был лагерь немецких военнопленных. Посетил городскую больницу. Пытался узнать у медиков старшего поколения что-нибудь о враче Марии, которая обслуживала лагерь немецких военнопленных в конце сороковых годов. Очень был разочарован, что не нашел врача Марию, которая, по его словам, спасла ему жизнь.
В Москве в то время мы с Ерихом Зобиреем встречались с руководителем представительства Красного Креста Германии в России Михаилом Стаховичем. Сын известного русского дипломата Михаил Стахович родился в эмиграции в Австрии. И был призван в Вермахт. Впрочем, о династии Стаховичей много интересного есть в Интернете.
В газете «Швабише Цайтунг» мы с немецким коллегой Зигридом Кассекертом в те годы много писали о тех встречах, о судьбах. Зигфрид приезжал к нам в Белоруссию, на Лепельщину.
История призывает подвести черту под былой трагедией народов, втянутых в безжалостную мясорубку, призывает жить по-новому…
А где-то заступают на дежурство офицеры и солдаты самых разных армий мира. Идут войны…
…У Даниила Гранина есть новелла, написанная им лет 30 назад. Бывший летчик Люфтваффе – воздушного флота Вермахта – приезжает по приглашению в Ленинград. В годы войны он не просто видел блокадный город с воздуха, но и бомбил его. И вот спустя годы, теперь уже гражданин ГДР, прогуливается по улицам, по набережной Невы, перекусывает в кафе…
«Если б они победили, смогли бы мы сидеть так, и стал бы он меня приглашать в Берлин?» - это цитата из той новеллы Даниила Гранина.
Написано в 2017 году.
![]() НРАВИТСЯ |
![]() СУПЕР |
![]() ХА-ХА |
![]() УХ ТЫ! |
![]() СОЧУВСТВУЮ |