496. СЛЕПОЙ ХОДИЛ ЗА ГРАНИЦУ. Гордионок (Телица) Янина

 Родилась в 1923 году на хуторе Борок вблизи деревни Барсуки. Работала в Шумилино на кирпичном заводе, на Лепельщине в колхозе имени Ворошилова (впоследствии – Чкалова, «Прожектор», «Барсуки»). Жила в Барсуках. Умерла в 2004 году.

  Отец мой, Юльян Телица, работал в колхозе пастухом, потом конюхом. В семье было трое детей: старший брат Франик, я и младший Вася. Папа плохо видел и, чтобы не потерять коров, брал меня с собой. Я была его глазами и ногами, а он лишь руководил стадом: куда погнать, когда домой направить.

  Зимой папа коней смотрел. Даст им сена, овса, а они голодные. Почему так, понял, когда однажды подкараулил вора-активиста, который воровал из кормушки. Доложил председателю Кубарю. Активисту-вору – ничего, а отец поплатился жизнью.

 Забирали папу как раз в новогоднюю ночь. В хату вломились двое энкэвэдистов и председатель колхоза Кубарь. Кубарь сразу схватил отца и поставил в угол, а потом толкнул на скамейку и потребовал у энкэвэдистов наручники. Наручников не было, и он связал руки верёвкой от лаптей. Сделали обыск. Забрали фотоснимки папы, родни, даже мамин платок. Мать набросила на плечи отцу кожух, кое-как обула лапти. Так и повели. Мы бросились за папой, но Кубарь двери с улицы подпёр доской.

 Доносы в основном подписывали человек пять из числа актива колхоза. Иногда заставляли ставить крестики безграмотных колхозников.

 Носила папе передачи в Лепель, но никогда не видела. Видела Антосю Занько – рукой из-за решётки махала, просила, чтобы за сыном Мишей смотрели.

 Однажды зимой, в страшную вьюгу, с Куновской Эмилией понесли передачу своим. Десять километров прошли и не соображали, куда идём.  Сориентировались лишь тогда, когда очутились возле хаты.

 Как-то хорошо выпив, активист, подписавший донос на папу, рассказывал:

 - Привели меня к следователю на очную ставку, а там Юлик сидит побитый, в слезах. Увидел меня и говорит: «Браток Андрейка, разве я ходил за границу? Я же дороги не вижу. Это же враньё». А меня предупредили, что нужно говорить, так я смотрел в потолок и говорил: «Ходил за границу, связи с Польшей имел».

 Жизнь после того, как папу забрали, стала очень тяжёлой, всё время было голодно и холодно. Каждый день работали в колхозе от зорьки до зорьки даже мы, дети, и без выходных. Если мама просила отпустить её хотя бы на полдня, чтобы детям ягод или грибов собрать, так тот сразу кричал:

 - Пойдёшь – будешь там, где муж.

 Понятное дело, быть там никто не хотел, плакали, молча, пожаловаться было некому. Дрова на себе таскали. Мама в оглобли впряжётся, а мы подталкиваем. Кубарь с активистами ржут с нас:

 - Мы из вас шляхетство вытравим, превратим в скотину.

 После войны меня направили работать в леспромхоз. Тяжело приходилось, однако я была сильная, и неплохие по тем временам деньги платили. Бригадир требовал ему часть заработка отдавать, а то коня не даст, чтобы огород посадить или дров привезти. Говорил:

 - Врагам народа не положено.

 В войну партизанам помогали. Старший брат Франик был у них, а когда пришла Красная армия, пошёл на фронт. Дошёл до Берлина.

 Издевались над нами 15 лет. Как выжили, не знаю. Где могила папы, тоже не знаю.

 Хорошо помню старого Малиновского и его семью. Жил и работал на своём хуторе. Я даже дружила с его кривой дочкой Марилей. Теперь тот хутор зовётся Малиновщиной. Очень трудолюбивый человек был, вежливый и набожный. Когда заходил в хату, так шапку снимал и кланялся хозяевам, приговаривая:

 - Пан Езус пахвалёны.

 Когда его с семьёй забрали в ночи, имущество активисты растащили, а хату продали в Домжерицы.

Записано в 2003 году.