498. ТРУПЫ ВЫБРАСЫВАЛИ ПОД ОТКОС. Будревич Казимир

 Родился на хуторе Борок близ деревни Барсуки в 1924 году. В годы сталинских репрессий вместе с семьёй переселился в Казахстан. В 1947 году возвратился в Лепель. Работал в районном отделении почтовой связи. Умер в 2013 году.

  Жили мы на хуторе Борок вблизи деревни Барсуки. Чтобы бесплатно не корячиться на колхозной обязаловке, папа, Викентий Будревич, устроился мастером на кирпичный завод. Кирпич – предмет первой необходимости при любой власти, и отца с охотой взяли на производство, а сельсовет сильно не препятствовал.

 В семье было четверо детей: я, Мария, Стась и Нюра. Жизнь наша проходила, можно сказать, безбедно, поскольку зарплату папа получал деньгами в отличие от колхозников, которым в колхозе коллективный суп готовили, ибо делать это дома не было из чего.

 Папа был образованным по тем временам человеком, иначе мастером на производство не взяли бы. Умел делать любую работу: печь класть, сруб рубить, урожай получить… За это люди его уважали и просили помочь. Никому не отказывал. Поэтому имел много доброжелателей. Один из них однажды по секрету предупредил, что в ближайшие дни папу арестуют – в органы власти поступил донос из деревни Барсуки. Посоветовал срочно бросать всё и уезжать на вольное поселение в необжитые края, что властью приветствовалось. Только так можно уберечь себя и семью.

 Ума у папы хватало, и он сразу понял, что сталинский молох вплотную подобрался к нему. Твёрдо решил бежать из родного дома. Плакала мама, плакали мы, понимая, что больше никогда не увидим родного угла. Навсегда простились с родными. Насушили сухарей. Собрали самые необходимые вещи. Хату отдали тётке Антосе. И двинули в путь.

 Ехали в дырявых вагонах-телятниках. Сквозь щели беспрестанно обдувались сквозняками. Ночью колотились от холода, днём обливались потом от жары. Для туалета в углу завесили простынёй ведро. Вонь стояла невыносимая.

 На свежий воздух взрослых не выпускали. На стоянках детям разрешали бегать за водой и кипятком. Там образовывалась очередь. Расписания движения не было. Поезд трогался неожиданно. Многие терялись навсегда, попадали под колёса. Пятилетняя девочка упала и ошпарилась кипятком. Ещё больше детей погибало от холода и болезней. Медицинскую помощь не оказывали. На каждой станции под насыпь закапывали или просто выбрасывали трупы. К концу пути детей в вагоне почти не осталось. Мы выдержали все, благодаря домашним сухарям и папиной разворотливости – пристроился досматривать животных в скотном вагоне и имел возможность украсть бутылку молока.

 Высадились в Алма-Аты. Немного подвезли и выбросили в пустыне. Дорогой смерти оказался долгий путь в совхоз. Многие до него так и не дошли, остались лежать там, где упали. Живых бросили среди поля – это и был центр совхоза. В мёрзлой земле выдолбили яму, из найденного хлама сделали крышу. Входной лаз завесили одеялом. Папа нашёл железную бочку и переделал в печку. Поселились.

 Весна разбудила ночным потопом. Талая вода проникла в землянку. Стоя по колено в холодёнке, вычерпывали её черепками и выливали на улицу.

 Когда потеплело, стали строиться. Доставал не столько холод и голод, сколько страх за арест папы. Ежедневно ждали этого смертного для него и для всех нас момента. Наши опасения не были беспочвенными – людей и там часто арестовывали навсегда. Но нас беда минула.

 Началась война. На фронт забрали брата Стася. Там погиб. После войны в казахстанском совхозе зажили почти неплохо в сравнении с началом совхозной жизни. Но к местному климату так и не привыкли. Бесконечно болела мам, болели мы. Папа начал ходатайствовать за возвращение на родину. Получили разрешение.

 Родина нас не ждала. Встретила враждебно. Бывших кулаков-лишенцев не хотели принимать. Колхозные нахлебники продолжали называть нас «врагами народа» с соответствующим отношением. Пришлось поселяться в Лепеле, где не каждому было известно о нашем зажиточном прошлом. Сильно поддерживала родня, которая не отреклась от родства с «врагами народа» и помогала чувствовать себя полноправными членами немного обновлённого общества.

 Однажды папа приехал в Барсуки. Сел пить с земляками. И вдруг захмелевший Иван Быков обратился к соседу:

 - Андрюха, посмотри в глаза Винку. Это же ты написал донос на него. Из-за тебя хороший человек столько жил-горевал на чужбине.

 Растерявшийся сосед начал бормотать, что он состоял комсомольцем, и председатель колхоза Кубарь, решивший прибрать к рукам нашу хату, заставил. И тогда заревел во всё горло пьяный Иван Быков:

 - А меня не заставил! Ведь я не такой гад, как ты.

 Будто ошпаренный, выскочил Андрей из хаты. Так мы узнали виновников нашей горемычной жизни в чужом краю. Но с них как с гуся вода. Портрет Кубаря повесили в Барсуковском клубе как образцового председателя колхоза.

 …Я любил встречаться с папой и мамой. 

  И всякий раз беседа непременно сводилась к воспоминаниям о нашей горемычной жизни в Казахстане и в «самом справедливом» в мире обществе вообще.

Записано в 2017 году.

ДОПОЛНЕНИЕ.  После опубликования воспоминаний Казимира Будревича обнаружились документы, свидетельствующие, что семья Будревичей не по своей воле сбежала в Казахстан от сталинского молоха, а была выслана туда насильственно.

 Документы помещаются по дате их выдачи.

Викентий Будревич был дважды репрессирован.

Был репрессирован и отец Марии Будревич, жены Казимира.