Родилась в 1930 году на хуторе возле Барсуков. Вместе с родителями в 1935 году выслана в Казахстан. Окончила пять с половиной классов. Работала в совхозе в Казахстане, на винзаводе в Лепеле, в областной психбольнице. Живёт в Лепеле.
Когда папу забирали в 1930 году за антисоветскую агитацию, мне было всего две недели отроду. Естественно, что после трёх лет тюремной отсидки я его не узнала. Он взял меня на руки, а я от испуга заплакала. Конечно, это я знаю лишь со слов мамы Франи.
Папа, Викентий Будревич, нас любил.
Он был человеком с головой, поэтому его ставили начальником. Когда в 1935 году на него поступил очередной донос, он работал в Лепеле на кирпичном заводе мастером. За что отправили семью в ссылку, не помню. Наверное, за то, что мы были поляками, а близко проходила граница, и доверия к нам не было. И что интересно, папа мог не ехать с нами – высылали семью без него. Но он нас не оставил. Потому и дожил до старости. Если бы остался, до смерти Сталина не дожил бы: репрессировали бы, или погиб бы на войне.
Я была пятилетней ссыльной, поэтому мало помню дорогу. В Орше мне купили пальто длиной до самой земли. Ехали в грязном вагоне, после перевозки скотины. Но мне было всё интересно. Я не понимала горя папы, мамы, братьев Стаса и Казика, сестры Марии по оставленному новому дому, который папа только что построил в Барсуках.
Попали в посёлок Уштобе, который находился в трёх сотнях километров от Алматы. Всяких национальностей были ссыльные: беларусы, китайцы, корейцы, узбеки, чеченцы, русские... В общем, сколько есть наций, столько и было в Уштобе. Выращивали рис. Папа был бригадиром, а мы, дети, в наполненных водой чеках рыбу ловили подолами. Потом всей семьёй её ели. Так и жили.
Старший брат Стас женился. В 1941 году у него родилась дочка Ирка, а самого забрали на войну. Назад не вернулся – погиб.
Осталось нас трое у папы с мамой.
Я пошла в школу. Есть фотография моего первого класса, но себя я уже на ней не найду. Окончила пять классов. Две четверти походила в шестой и бросила школу, чтобы работать. Мама была очень довольна, она хотела, чтобы я работала. А папа здорово злился и ругался, хотел, чтобы я училась дальше.
Пошла в «Сад-огород» работать с тяпкой. Трудиться до седьмого пота мне было не в новинку – сколько себя помню, столько и работала в поле.
В Уштобе был духовой оркестр, и мы ходили под него танцевать. Не было чего обувать, так мы обматывали ноги глиной, и получались тапочки. Как плохой танцор наступит на ногу, так обувка и развалится.
А девки были ладные - ого-го. Но одежды не было, платья шили из мешковины. А потом папа съездил в Беларусь и купил ткани. Мы пошили платья. Сколько было радости!
Вот как жили. А работали, не покладая рук. И благодарности за работу имела при отсутствии порицаний. В «Саде-огороде» выращивали всё: лук, морковку… Мы их обрабатывали, пололи. Главным моим орудием труда была мотыга.
Подруг у меня было много. Невзирая на национальность, дружили все. Наиболее часто я проводила время с Ирой, ссыльной из Польши. В 15-летнем возрасте мы сфотографировались.
С будущим мужем познакомилась в процессе воровства. А дело было так. Не хватало заработка на нормальное пропитание. Ватагой ходили подворовывать в «Сад-огород», оставшиеся после уборки колоски собирали. За это политическое и уголовное дело не шили, однако очень сильно наказывал добросовестный сторож. Если кого застигал на месте нарушения, со всей силы огревал кнутом. Многие очень здорово потерпели. Вот кто был настоящим врагом народа!
За таким неприличным занятием я и познакомилась с Колей Аниковичем. Он вместе с родителями был выслан из Бегомля. Поскольку были одного сапога пара, быстро нашли общие темы для разговора. Подружились. И дружили очень сильно. Я подписала и подарила другу свою фотографию. На ней снята с подругами Марусей, второй имя не помню, и немкой Верой – приехала к немцам и осталась. Все уже умерли.
В 1949 году папа с мамой начали оформлять выезд в Беларусь. Мы с Колей договорились, что он поедет с нами. Однако оповещать родителей пока не спешили. И вдруг мой Коля прогулял, и его за единственный прогул посадили на год в тюрьму незадолго до отъезда. Горю моему не было предела. Он также расстраивался пуще моего. Обещал приехать сразу после освобождения. Я верила. Однако было обстоятельство, которое очень сильно меня огорчало. Родители ведь даже в дороге не знали, что я беременна. Мы ведь с Колей наши отношения скрывали, иначе меня в таком положении оставили бы в Казахстане. Потому я и боялась признаться. Представляете, что было, когда мама это заметила уже в Лепеле? В то время такой опрометчивый поступок считался большим позором. Что Коля приедет в Лепель после отсидки, мама даже слушать не хотела – брехня.
В Барсуках нас не ждали – зачем деревне «враги народа»? Наше лучшее довоенное имущество было конфисковано колхозом, второстепенное разграблено колхозными активистами. И папа взялся строить хату в Лепеле на углу Деповской и 2-й Станционной. Временно поселились у родни. Я родила дочку Валю. Сейчас живёт в Фариново.
Через год моей радости не было предела – Коля отсидел год и приехал в Лепель. Вместе ютились в новой хате. Казик ведь приехал с женой, которой стала моя казахстанская подруга Маня, ссыльная из Докшицкого района. Вышла замуж и моя сестра Мария. Спали, можно сказать, на стеллажах.
После новоселья Будревичи-младшие взялись рядом строить собственное жильё. Всем помогал папа. С Колей возвели дом, в котором живу до сих пор. Я помогала таскать брёвна. В общем, все тяжёлые строительные работы выполняла.
Вначале пошла работать на винный завод, который находился напротив психбольницы. Делала вино. Вскорости предприятие ликвидировали, оставив в Беларуси лишь несколько подобного профиля. Перешла в психбольницу санитаркой, где и отработала 40 лет, до пенсии.
Коля сразу пошёл шофёром в леспромхоз. Работал там до пенсии. Умер в 2004 году.
Валя, которую родила в 1949 году, живёт в Фариново. В 1952 году появилась на свет Люда, которая сейчас смотрит за мной, а квартиру имеет в Новополоцке. Младшая Клава, лепелька, родилась в 1958 году.
Папа был сильно верующим человеком. Всю жизнь верил в пророчество случайной старухи, которую подвозили на подводе по дороге в ссылку. Она сказала примерно так: «Какие вы счастливые, что оставили хату и уезжаете. А здесь будет кровь проливаться. Страшный голод придёт. Вы не выживете». Вот папа и считал, что, не будь ссылки, он был бы зачислен в «польские шпионы» и убит в 37-м году, остальные погибли бы в войну. Живя же в Казахстане, потеряли одного Стаса. Голодали, но от голода не пухли, как то было в Беларуси.
Всё же там была большая цивилизация. Фотографий навезли столько, сколько нет у лепельских семей того времени.
А папа умер с верой в сердце. Поскольку в Лепеле не было костёла, ездил в Глубокое. Однажды на имше ему стало плохо. Так и ушёл на тот свет.
Записано в 2017 году.
НРАВИТСЯ |
СУПЕР |
ХА-ХА |
УХ ТЫ! |
СОЧУВСТВУЮ |