Мемуар 79. МАЛЬЦЫ ИЗ КРАСНОГО ЗАХОЛУСТЬЯ В КРАЮ ДАЛЁКОМ. Шуш Эсенскі

 Сведения об авторе смотреть здесь.

 В школьные годы одним из моих лучших друзей был Володя Шушкевич – двойной тёзка. Чтобы нас как-то различать, уже в первом классе учительница Анна Дмитриевна Мозго стала величать нас по отчеству как солидных людей: меня Константиновичем, его Ивановичем.

 Но так сложились обстоятельства, что учились мы вместе до четвертого класса. В третьем учительница незаслуженно оставила моего тёзку на второй год, за что тот обижается на неё всю жизнь. А дело было так.

 В Гадивлянской начальной школе с нашего первого по третий класс училось шесть учеников. А следующего за ним класса вообще не было. Когда третий год нашего начального обучения подходил к концу, вдруг стало известно, что классом ниже станет учиться Тамара Рудак, которая доселе окончила два класса в детском санатории. А правила были таковы, что одного ученика обучать нельзя. Поэтому Анна Дмитриевна начала убеждать мамку Володи Шушкевича, что её сын учится слабовато, и его надо оставить третьеклассником на второй год, что не соответствовало первоначальным намерениям учительницы. Такой трюк ей удался. Мнением самого Володи никто даже не поинтересовался.

 И Володя до окончания Гадивлянской начальной, а затем и Свядской средней школы шёл на класс ниже меня. Такая ситуация несколько мешала нам видеться часто, как могло бы быть, однако на прочность нашей дружбы не повлияла.

  Мы продолжали дружить после школьных занятий. Друг жил в рабочем посёлке смолокурни всего в двух сотнях метров от промышленных объектов, и нам было интересно наблюдать производственный процесс.

  После восьми классов Володя поступил в горное училище города Первомайска Луганской области, я пошёл в 10-й. Через год он явился чуть ли не настоящим шахтёром, что заставило меня отбросить все свои мечты стать геологом, журналистом, писателем и заключить с ним пари на бутылку коньяка, что поеду в его бурсу вместе с ним.

 На бурсу мамка, конечно, денег давала, хоть всячески и гнала меня в институт. Но я был твёрд в своём решении. А тут Володя предложил по пути на учёбу сделать круг и заехать к его тётке Оле в Новороссийск, которая там работала проводницей поездов. А где деньги взять на дальнюю дорогу и отдых? И Володя предложил пойти работать в смолокурню.

 Смолокурня в околицах уважительно именовалась смолзаводом. Жил я в полутора километрах от него. Каждое утро приходил к Володе, и мы шли теребить корчи, сложенные в штабеля на большой площади. Наша специальность так и называлась: терёбщики корчей. Дело заключалось в отделении от заготовки сырья для завода ненужного балласта – трухлявой заболони. Работа несложная, но утомительная. Иногда ездили в делянку грузить корчи на бортовую машину, потом их выгружали и слаживали в штабеля. Месяца полтора проработали. Заработали где-то около 40 рублей каждый при минимальной месячной зарплате в то время 60 рублей. Был тогда 1969-й год.

 Когда покупали железнодорожные билеты в Новороссийск, кассир спросила: через Харьков или Москву хотим туда попасть? Конечно же, через Москву! Хотя путь по Украине был значительно короче. Нам же хотелось увидеть сердце нашей родины, которой мы считали исключительно Советский Союз.

 Неправильно будет думать, что мы были совсем зачуханными деревенскими мальцами. Володя год отучился в городе Первомайске Луганской области. Я в 1967-м неделю сдавал экзамены в Минский машиностроительный техникум, месяц учился в Минском индустриальном техникуме, а потом бросил и возвратился в девятый класс Свядской школы. Но это ведь Беларусь. А впереди меня ждёт её старшая сестра Россия, самая богатая и справедливая республика в мире.

 Только вышли из здания Беларусского вокзала, как к нам подскочил таксист. Куда надо? В Новороссийск? Это Павелецкий вокзал. Один рубль.

 Мы ответили, что хотим идти пешком. Попросили показать, в какую сторону направляться. И таксист указал путь. Долго потом возмущались, что вокзалы оказались почти рядом, а он хотел содрать с нас рубль.

 Не помню, тогда мы посетили Царь-пушку и Царь-колокол, или это память сохранила их посещение в последующие приезды в Москву. А вот визит в собор Василия Блаженного хорошо запомнился благодаря случайному заходу в действующую церковь. Там как раз отпевали покойника. Невиданное для нас зрелище. А ещё поразило внутреннее убранство церкви. Всё это вместе ни в какое сравнение не шло с тёмными и пустыми каменными мешками собора. К тому же туда билет стоил 20 копеек (автобусный проезд из Гадивли в Лепель тянул на 30 копеек), а при входе в церковь с нас не взяли ни копейки.

 Может Володя ещё что-то запомнил из нашей пешеходной экскурсии по Москве. Моя же память больше ничего не зафиксировала.

 Естественно, билеты взяли в общий вагон. Спали на третьих полках. Они были свободны от багажа, поскольку пассажиры всю дорогу менялись, и им по облому было так высоко забрасывать свои мешки.

 Интересно было глазеть в окно. Из всех попутных объектов мне запомнилась лишь воронежская станция Кантемировка своим названием и белыми оштукатуренными домами в отличие от наших мрачных деревянных хат. И до сих пор в памяти сидит восторг от вида вплотную подступающих к путям скал Северного Кавказа.

 Тётя Оля нам была рада. Жила в частном секторе. Видимо, снимала квартиру. Была не замужем. Запомнилось, что вход в её жилище начинался с зелёной площадки под виноградной лозой. Дверь на ночь открывалась настежь, чтобы хоть как-то впустить в помещение ночную прохладу. Спать было плохо по причине круглосуточной духоты. Приходилось поминутно вылезать из-под простыни и снова залезать под неё, что, казалось, создавало короткую свежесть.

 Тётка предупредила, что на пляже полно народу. Был случай, когда один дядька разделся, а потом не нашёл своей одежды. Уворовали. Надо поочерёдно купаться и сторожить собственные шмотки.

 Придя на пляж, ужаснулись от вида сплошного ковра из человеческих тел. Купаться вообще не стали, стесняясь семейных трусов, в которых приехали. А купить плавки почему-то не догадывались, может, денег жалели. Пошли искать безлюдное место. Зашли на край уходящего в море мола. На нём сидели лишь редкие рыболовы. Глубина была неимоверная, но плавать мы умели хорошо. Прыгали в море, когда проходило судно. Волны от него захватывающе подбрасывали к небу и опускали ко дну. Однажды находились в море, когда показался огромный корабль с высоченным волновым валом. Испугались. Начали убегать от него. Карабкаясь на мол, я не удержал ногу на скользком камне. Его бесформенное острие сильно ранило колено.

 По вечерам гуляли по набережной. Удивляло всё, ведь раньше ничего подобного не видели: горы, море, пляж, волны, корабли, мол. Пляж не нравился потому, что он галечный. Всякий раз взгляд приковывала самая высокая гора за заливом.

  И у нас созрело решение взять ту вершину штурмом. Тётя Оля отговаривала делать это – гора только кажется близкой, а на самом деле находится очень далеко. Мы, конечно, не поверили и не послушались. Утром купили бутылку вина, помидоров на закуску и обязали себя употребить ссобойку лишь на самой вершине, так сказать, замочить успешный штурм.

 Прошли много километров, а Новороссийск всё не кончается. Нескончаемой лентой протянулась стена цементного завода. А гора всё не начиналась. Наконец вышли из города. Оглянулись и поняли, что давно поднимаемся вверх. А наша гора почти не приблизилась. Уже и охота отпала её покорять. Назад манило море за спинами. Но вперёд гнал обет выпить вино на вершине.

 Вдалеке чабаны пасли небольшие отары овец. Какая-то молодица набирала воду из помповой колонки, распространяя визгливый писк по горам. Поскольку был конец августа, зелени не было совсем – растительность выгорела от солнца.

 Шли. Отдыхали. Снова карабкались. Поверхность горы немного разочаровывала – ожидали увидеть скалы, а обнаружили лишь что-то вроде крупной щебёнки или мелких камней.

 Каким вкусным был пир из вина и помидоров на вершине! Здесь следует сделать оговорку, что тогда ещё не было полиэтилена, и чуть покрасневшие помидоры в Гадивле появлялись значительно позже, в сентябре, и то в основном сорванные и положенные в хату на окно. А базарный овощ сельские жители не могли себе позволить. Хотя, справедливости ради, я не могу припомнить их на базарных прилавках. Да и бывал ли я вообще на лепельском базаре?

 Главная трудность позади. Гора покорена. Осталось лишь спуститься к морю. Но вниз идти – не вверх карабкаться.

 Как же мы ошибались, счастливые, попивая вино на горе. Спускаться вниз оказалось намного труднее, чем забираться вверх. Силы ног не хватало, чтобы тормозить на щебне. Крутой уклон заставлял бежать. Чтобы остановиться и передохнуть, приходилось по кругу разворачиваться и бежать вверх. Тогда инерция тела исчезала, и мы переводили дух. Туфлями натёрли ноги до кровавых мозолей. Но за день управились с данным самим себе заданием. Поимели воспоминание на всю оставшуюся жизнь.

 Не помню, сколько дней я был в Новороссийске. Володя остался гостить у тёти Оли, а я купил себе билет на пассажирский теплоход «Аюдаг» и поплыл в Жданов (Мариуполь), откуда собрался добираться в Первомайск.

 Плыть было интересно. Но не нравилось постоянное сопровождение берега с правой стороны. Хотелось ведь открытого моря. В Анапе стали на четыре часа. Пересекли Керченский пролив, и снова теплоход замер на пять часов в Керчи. Ничего себе остановочки!

 Билет, естественно, был самый дешёвый, в четвёртый класс. Это значит на самой верхней палубе. Пассажирами были туристы со спальными мешками и всякая иная беднота. Купались несколькими палубами ниже в открытом бассейне. Я, конечно, не имел столько смелости.

 В Азовском море исчезли берега. Стемнело. Стало холодно. Сообразив, спустился в трюм. В длинном коридоре, может, первого класса бедняки вдоль стен расстелили газеты и прилегли на них. Примостился и я. Заснул.

 Проснулся от чувства проваливания, как бывает во сне. Попробовал встать. Невидимая сила отбросила к противоположной стене. Только сейчас обратил внимание, что тётки рыгают в пакеты. Понял, что началась качка. Интерес погнал на свою палубу. Еле одолел лестницы, прочно держась за перила. Туристов стало намного меньше – убежали в трюм. Раскачивало верх судна так, что невозможно было усидеть на деревянных скамейках. Стало муторно. Подобрался к боковому краю корабля, прочно уцепился за перила и начал рыгать в море.

 Рассвело, а качка не прекращалась. Спросил, у проходящего матроса, не шторм ли в море. Тот хвастливо ответил, что это мелочь по сравнению с тем, что он видел.

 Мозг сверлила одна мысль: скорее бы берег. И вот он показался впереди полоской толщиной с нитку. И люди на палубе как заорали, будто терпящие кораблекрушение:

 - Земля! Земля!

 Но до неё плыли ещё долго. Шторм начал утихать. Потом поплыли вдоль берега. Как я потом узнал, была это Бердянская коса.

 Радовался многочасовой стоянке в порту Бердянска. До Жданова плыли вдоль берега и без качки.

 До Первомайска добирался пригородными поездами с пересадками. Удивляла ночь за окнами нескончаемым светом далёких фонарей. Казалось, что едем вдоль одного большого города. А где же тогда поля и степи? Я ещё не знал, что Донбасс – это сплошной населённый пункт и бесконечная индустриальная панорама.

 В Первомайске я проучился всего месяц. Заскучал по семье, Гадивле и бросил горное училище, как сбегал из минских машиностроительного и индустриального техникумов.

 Вот так познавали мир мальцы из советского захолустья, попав в далёкие края.

 После Володя служил в стройбате в Москве. Там женился и остался. Встречаемся редко. 

  Тогда обязательно вспоминаем наш первый в жизни тур в далёкий край.

Тур 50-летней давности воспроизведён 29 июля 2019 года. 

Читайте мои единственные в мире «Личные мемуары о красной эре».