789. МОИ ДЯДЬЯ, ВЫПИТЬ ЛЮБИТЕЛИ. Лисичёнок (Гурко) Тамара

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Были у бабы Проски три сына: старший Лёня, средний Коля и младший Иван. Рукастые на все руки – печку ли сложить, проводку починить: всё у них ладилось. По плотницкому делу, по столярному – мастера: сами себе дома строили от фундамента до крыши.

 Дядьку Лёньку с детства запомнила плохо. Он тогда на Донбассе жил. А Коля и Ваня в то время ещё неженатыми были. Вот им и пришлось помогать бабе Проске меня досматривать.

 Этот-то досмотр они мне и припоминали при любом подходящем случае. А случаи были всегда одни и те же. Дело в том, что не дураки были мои дядья выпить. Нет, не скажу, что пьяницы, скорее – любители.

 Шло время. Я подрастала. Уже сама была бабушкиной помощницей. А дядьки часто уезжали – в армию или опять же на Донбасс в заработки. Потом остепенились, женились, осели в родном краю – один в Горках, другой тут же, в Михалово, через два дома от бабушки построился. Вот и были мы друг у друга на виду.

 Помню: осень, пора копать картошку. Тут уж, как водится, собирается вся родня. Ну, а за главных мужланов – два Проскиных сына.

 Баба Проска к этому времени нагоняла самогонки – в деревне самый ходовой расчёт для безмужней хозяйки. Дядья мои про тот расчёт знали хорошо, но взять его без ведома матери не знали где. А до работы бабуля выпить не давала. Бутыли прятала так, что ни один сыщик не сыщет. Знали эти тайники только мы с братом Валериком.

 И вот с утра, пока бабуля управлялась по хозяйству, дядья приступом шли на меня. Начинали издалека:

 - Погляди, какая наша Тамарочка выросла: красавица да умница, - это дядя Коля.

 - Ага, - вторит ему дядя Иван или Ванё, как его звали у нас. – Спритная и хозяюшка ладная. Бабушкина помощница.

 Я прыскала со смеху, потому как знала, к чему эти похвальбушки.

 - Перекусить бы, браток, не мешало, - дядя Коля.

 - Собери, племянница, чего на стол, - дядя Ванё.

 Я ставила на стол скворчащую сковородку со шкварками и яичницей, кувшин с молоком.

 - И всё? – вскрикивали дядья.

 - А что ещё? – удивлялась я. – Обед ещё в печке готовится.

 Дядя Коля:

 - Ну, вредина малая, прикидывается ещё.

 Дядя Ванё:

 - А я её малую земляникой из ложечки кормил.

 В общем, перестают меня нахваливать дядья. Дядя Коля:

 - А я блинами, когда плакала. Такая нюня была!

 Дядя Ванё:

 - И не говори, браток. Помнишь, на запорках у нас ездила? Прутом погоняла.

 Дядя Коля:

 - Ну, вынянчили на свою голову…

 Но я, хитро улыбаясь, на уговоры не поддавалась, пока не приходила бабуля.

 - Ну, чего прицепились к ребёнку? Алкаши! – возмущалась она.

 - Мам, так мы не пить, только попробовать. Ты же вчера Фомке давала первача. Говорил: горит!

 - Принеси, внученька, - сдавалась бабуля.

 И я с её позволения выносила из тайника бутылку, ставила на стол.

 - Давно бы так! – радовались непонятной мне радостью дядья.

 Выпивали по две стопки. Весело переговариваясь, запрягали коня, собирали мешки, вёдра, корзины, подсаживали на бричку меня и ехали на дальнее поле. Сзади шла баба Проска с невестками. Иногда к той поре приезжали из Донбасса мои родители.

 Копали дружно, быстро, весело, с песнями и пересмешками. Вечером налаживали большую баню. И затем уже, управившись, садились за большой круглый стол, уставленный мисками с деревенскими яствами и поблёскивающими бутылками.

 И теперь уже вполне легально мои дядья булькали по стопкам живительную, бодрящую жидкость. И со смехом рассказывали про меня. И опять в их рассказах я была и красавица, и умница, и одновременно маленькая вредина. А я слушала и понимала, что нет у меня в мире роднее и любимее этих слегка захмелевших людей, добрых и порядочных по жизни любителей выпить.

 Было шумно, весело, пьяно. Были песни и разговоры за полночь.

 Дядька Коля, бывало, перепив, становился буйным, но его мигом успокаивал тихий и добрый Ванё, уводил спать.

 А я укрывала дядю постилкой и гладила по щеке. Отчего-то мне было его жалко. Будто предчувствовала, что он умрёт мучительной смертью, попав под поезд.

 Давно ушли мои дядья туда, откуда не возвращаются. Но навсегда остались в моём сердце.

     Как, я не знаю,

     В сердце моём прорастает

     Ростками зелёными

     Юность влюблённая

     И над полями парит

     Белой невидимой птицей,

     Пьёт воду из чистой криницы,

     Под облака на качелях несётся

     И весело, звонко смеётся,

     А вечером томным серой кукушкой

     Плачет беззвучно в подушку.

 2020