174. КРАХ КРАСНОГО ОКТЯБРЯ. Ленковский Иван (118)

 Родился в 1948 году в деревне Иван-Бор Лепельского района. Сверхсрочно служил военным техником-механиком электросиловых устройств в Венгрии, Германии, городе Щучин Гродненской области, лепельской Боровке. Жил в Лепеле. Умер в 2015 году.

  Деревня Иван-Бор значилась лишь на старых довоенных картах. В общедоступных картографических работах она никак не помечалась, поскольку подробные карты с указанием деревень вообще отсутствовали.

  На первых рассекреченных картах-километровках после краха страны Советов вблизи деревни Далики стояла точка с надписью Красный Октябрь. Только интересующийся человек мог догадаться, что это и есть Иван-Бор. Обывателю топонимический ребус был неподвластен.

 Официально деревню с красивым романтическим названием Иван-Бор переименовали в семидесятые годы прошлого столетия в бессмысленный Красный Октябрь. Никто не мог объяснить ни тогда, ни теперь суть такого волюнтаристского решения. Ведь красный месяц, окропивший огромную часть планеты кровью, никаким боком не касался глухой лепельской деревни. А вот старое название, за которым распространялись грибные бесконечные боры, имело смысловое значение. Принадлежал Иван-Бор пану Иванову, который арендовал местные земли у крупных землевладельцев Жаб-Плятеров. Отсюда и название.

 Пробраться из Далик в Иван-Бор можно было только исключительно в засуху или по укатанной санной дороге. В иное время года непроходимая грязь не пропускала в деревню даже мотоциклы. Исправила положения мелиорация 60-70-х годов. Мелиораторы и ровную гравийку туда проложили.

 Иван-Бор разделял глубокий ров, по дну которого струился ручей в лесную речку Свядица. В том рву родились многие иванборцы. Точнее, в землянке, выкопанной в склоне оврага. В подобных подземельях жило шесть семей иванборцев, которых война лишила собственного жилья - сожгли оккупанты. Правда, людей не трогали. Наоборот выгоняли их из обречённых на сожжение хат, чтобы случайно не пострадали. Нескольким счастливчикам повезло - их хаты уцелели.

 Жители землянок пользовались водой из пруда, который специально выкопали для водозабора. Свою землянку я не помню - родители построились. А вот подземное жилище бабы Маруси запомнилось хорошо. Обыкновенное стекло без рамы заменяло окошко, стол стоял посредине. Выход был к ручью. Нам, пацанам, было интересно посмотреть на подземную жизнь, поэтому мы придумывали разные причины, чтобы посетить бабу Марусю. Потом она куда-то уехала, и землянка обрушилась. Но до этого времени на месте её и других остались ямы, хотя самой деревни уже давно нет.

 Было мне лет шесть, когда в Иван-Боре зарезали деда с бабой. А дело было так. Хата их в войну сохранилась. Возле неё часто проходили трактористы из Свядицы и Поташни на работу в Волосовичи, где была организована машинно-тракторная станция. Шумели пьяные, горлопанили. А по соседству жила тётка Степанида. И вот дед услышал шум возле её хаты. Вышел. В Стёпкином дворе какие-то мужики возились. Он начал наставлять их за устроенный шум, приняв за пьяных трактористов. А ему один по шее косой и шахнул. Тут баба вышла на крыльцо также разбираться, в чём дело. Её руки завернули за голову и тоже по шее косой резанули. Носила она постоянно непонятную шапочку, которую под бородой завязывала. Вот эта шапочка её и спасла. Выжила и какое-то время ещё жила. А мёртвого деда я сам видел - лишь на сухожильях голова болталась. Занимался этим делом следователь Дадеркин, поныне живущий в Лепеле. Говорил, что убийцы стоящий перед деревней крест почему-то из земли вырвали и поперёк дороги положили, а ушли в сторону Волосовичей. Но что-то не припомню, чтобы личности убийц установили. Зато Степанида осталась не ограбленной - дед с бабой помешали. После того случая мужики, собиравшиеся у нас длительными зимними вечерами играть в карты, перестраховывались. Мой отец брал ружьё, собаку и разводил всех по хатам.

 Однажды чистили колодец возле Толика Зубовича, который сейчас живёт в Даликах. Когда подчищали дно, лопата упёрлась во что-то твёрдое. Начали разгребать песок вокруг, одновременно углубляясь. И вытащили пулемёт. Кто-то, по-видимому, в войну решил избавиться от компрометирующего предмета и утопил его в колодце.

 Как-то моя сестра Галка, 1953 года рождения, где-то в десятилетнем возрасте возвратилась из леса с карабином. Собирала грибы и под сосной наткнулась на оружие. Рядом лежал человеческий череп. Это же нужно было «вооружённому» трупу столько лет пролежать в бору никем не обнаруженным! Может, звери и грызли его, но голову почему-то не оттащили от карабина.

 Идёт тогда Галя со своей находкой, а во дворе возится кривой Федька Зубович (в войну ногу перебил осколок бомбы во время бомбёжки Иван-Бора). Девчушка направляет на него карабин и говорит:

 - Дядька Федька, руки вверх!

 Тот заойкал и за угол скорее спрятался, чем впоследствии вызвал на себя массу насмешек односельчан. А мужики потом разрядили карабин - даже патроны в нём сидели, хотя приклад сгнил.

 Большим Иван-Бор никогда не был. 24 хаты стояло до войны. 12 бригадных коней содержал колхоз в качестве тягловой силы. А уничтожение деревни начала война - после её сожжения многие жители ушли к родне в другие населённые пункты да так и не возвратились обратно.

 На моей памяти в Иван-Боре жили Сильвановичи, мои дед с бабой (Володька и Виктория Ленковские), Марья Гайко (колхоз ей небольшую хатёнку соорудил), Маруся Гайко с сыном Колей (потом в Лепель переехала), Яков с женой (фамилию и её имя не помню, он всегда ходил в самотканых отбеленных штанах и рубахе), лесник Антон Демко (ездил на газогенератной машине, топливом для которой служили деревянные чурки), Пётр и Анна Хацкевичи, Степанида Гайко (мужа репрессировали уже после войны), Александр Пшенко с женой, детьми и внуками (он заготавливал чурки для газогенераторной машины), Ермолай и Раиса Хацкевичи, Павка и Ефросинья Зубовичи, предпоследним был двор Фёдора Зубовича. И последней хатой стояла наша - Ивана и Любы Ленковских.

 Поумирали, повыезжали иванборцы. Для примера: мои дед с бабой умерли в Иван-Боре, а отец с матерью купили в Лепеле дом по улице Данукалова и переехали. Последними жителями Иван-Бора оставались бобыли Сашка Пшенко да Сергей Сильванович. Сашке брат Васька, теперь директор гортопа, купил в Лепеле хатёнку, а Сергей умер, так и не дождавшись приезда к нему жены-молдаванки, с которой расстался ещё в молодости. Теперь вроде в хату Сильвановичей приезжает как на дачу один из них - минчанин Иван. Но я это не утверждаю, поскольку давно не был в родных местах.

 Вот вспомнил Сергея Сильвановича, и память воскресила голод 50-х. Отец Сергея работал на льнозаводе кочегаром. На работу пешком преодолевал километров двадцать. Как-то нам стало известно, что с работы он принесёт киндюк - напханный мясом свиной мочевой пузырь. Глаза у всех загорелись. Весь вечер голодные ожидали торжественного момента. И дождались. Отрезали каждому понемножку и сказали, что хватит, нужно к следующему разу оставить. Даже сейчас, при мясном изобилии, киндюк считается неимоверным деликатесом. А тогда он был больше, чем пределом мечтаний…

 Да что говорить, если обыкновенный хлеб считался отдельным блюдом, поскольку был дефицитом. Отрежут родители кусок, и ешь хоть сухой, хоть с водой. Пётрочка взгромоздит на сани будку и по хлеб поедет куда-то. Все с нетерпением ожидают. Привезёт и отпускает каждой семье по несколько сот граммов в соответствии с едоками, карточную норму соблюдая. Так хочется свою пайку съесть сразу, а мать не разрешает - на несколько дней разделить нужно.

 Магазин на дому был в Даликах у Крицкого. Хлеба тогда уже хватало, а в дефиците были деньги - колхозникам-то за работу не платили. А так хотелось вкусного печенья, пряников. Так мы своруем дома несколько яичек и несём Крицкому взамен на сладости. Не прочь бы и папиросы купить, но строгий продавец не давал. Приходилось красть у отца самосад. Однажды словил меня, отдубасил и вдобавок накормил табаком, напихивая им рот. Но всё без толку - до сих пор курю.

 Ну и завершу свой рассказ короткой историей своего рода. Между Иван-Бором и Поташней был хутор Ленковский. Там до коллективизации жили мои дед с бабой. Они позарились на землю, кульки с которой продавал в Польше местный пан Зацвилиховский, купили один и вместе с другими одураченным поляками приехали в околицы Волосовичей. Увидев никудышную окольную землю, те, у кого были деньги, драпанули обратно в Польшу, а безденежные остались и основали существующие доселе деревни Стайск и Веселово. Мои предки каким-то образом образовали хутор Ленковский - раскорчевали лядо, вскопали суглинок и стали жить. Разгон хуторов советской властью загнал их в Иван-Бор, который потом потомки разгонщиков превратили в Красный Октябрь. Но утопическая политика Советского Союза привела к тому, что одна за другой начали терпеть крах переименованные в большевистские названия деревни, в том числе и соседи Красного Октября. Следом за ним приказала долга жить Счастливая Жизнь (прежняя Корсащина), затем Калиновка (прежнее Реутполье). Даже без переименования превратились в руины или вообще исчезли с лица земли близкие к Красному Октябрю Волотовки, Воболочье, Поташня. На ладан дышат Горозянки, Свядица, Стайск, Веселово, Гадивля…

Записано в 2014 году.