1-й припадок ностальгии. ПРОРЫВ К ВОЛЧЬЕЙ ВЕРЕТЕЕ ЧЕРЕЗ БОЛОТО

 В глубоком детстве я всегда содрогался от слова «Ваўчынка». Впервые на Ваўчынку в конце 50-х меня взяла бабуля Анэта, жительница Веребок и мать моего отца. Урочище представляло собой боровую узкую и длинную гряду среди болота, подобных которой в окружении Веребок много. Их называют веретеями. Значение для многих этого непонятного слова толкует словарь В.Даля: "возвышенная, сухая, непоемная гряда среди болот…»

 За сбором грибов бабуля поведала историю страшного названия. На веретее волчица оборудовала логово, родила волчат, они выросли, и волчье семейство сообща нападало на домашний скот и людей. Людей насмерть не убивали, но покусанные бедолаги потом в муках умирали от бешенства, что подтверждала местная учительница Анастасия Михно (Галинская). Её сестра таким образом умерла.

 От Веребок Ваўчынка находилась недалеко. В начале 60-х я уже самостоятельно ходил туда собирать грибы. Но на месте меня всегда одолевал страх – потомки тех бешеных волков могли запросто дожить до сего времени.

 Самая близкая - полуторакилометровая - дорога из Веребок на Минское шоссе проходила по границе между боровой возвышенностью Пеліца или Галодныя Могілкі и безымянным болотом. Я хорошо ориентировался в пространстве и понимал, что в каких-то полутора километрах за болотом находится Ваўчынка. Она манила меня, я всегда хотел пересечь болото и таким образом открыть новый путь на волчью веретею.

 Мы чуть ли не каждый день играли возле болота в войну, собирали грибы, бруснику, побеги чёрноголовника, проходили на Плашчадку - довоенную СТО, на месте которой теперь действует стоянка для фур. Я не однажды предлагал друзьям совершить поход через болото на Ваўчынку, но они не понимали моей врождённой тяги к исследовательской деятельности. А один я боялся совершить этот маршрут – среди болота меня мог подстерегать Балотнік.

 Советская школа успешно совершила свою атеистическую деятельность, выковав из меня стопроцентного реалиста, что я одобряю до сего времени. Я уже в начальных классах не верил ни в бога, ни в чорта, ни в мифического балотніка, считая их сказочными персонажами. В болоте я боялся реальной трясины, болотных окон, о которых начитался в приключенческой литературе.

 Так и не состоялся в детстве мой поход через болото с Пеліцы на Ваўчынку. Но в старости меня одолела ностальгия по детской мечте, и я несколько последних лет стал вынашивать намерение осуществить её. Нужно было выбрать подходящее время года.

 11 марта 2016 года открыл мотосезон. С Минского шоссе свернул «Trophy» на Плашчадцы. Остановил его на полпути в Веребки.

 Болото – за пару десятков метров от лесной дороги.

 Первый же курган пестреет клюквой.

 Воды достаточно, но под ней – лёд. Поэтому болото штурмовать в самый раз.

 Даже притомиться не успел, как впереди над чахлыми болотными соснами возвысились кроны старых деревьев. Непременно остров.

 Да, остров. Только не очень приветливый – низкий, хотя и не болото.

 И обитаем он – мусор валяется.

 Вырубленная линия есть на карте, но путь мой лежит перпендикулярно ей.

 Бурелом значительный. Но зато лес светлее.

 Дальше болото заселили багульник и голубика.

 Справа угадывается просветление меж стволов. Это веребское поле. Мне оно ни к чему. Левее курс держать нужно – на юго-запад.

 Показавшаяся впереди полоска бора должна быть Ваўчынкай.

 Да, это Ваўчынка. Слева – болото. Справа – болото. Гряда устремляется на восток. Сейчас и дорогу посередине обнаружу.

 Всё в порядке – дорога до сих пор существует.

 Вот только не помню, куда ведёт лесной просёлок. Кажется – никуда, обрывается тупиком. Так и есть – веретея овалом закручивает на юго-запад, старая дорога превращается в тропинку, заваленную валежником.

 Ваўчынка опускается и переходит в болото. За ним видна следующая веретея, которая мне не нужна, поскольку она не Ваўчынка. Перехожу на правую гряду и следую в обратном направлении. Выхожу на первоначальный мой маршрут по Ваўчынцы – место запоминающееся, с другим не спутаешь.

 Лес моего детства… Длинная веретея Ваўчынка… Вот и полечил ностальгию, хотя болел ей не очень – всё же близки Веребки от Лепеля, в год много раз там бываю, приезжаю к сестре-питерчанке на дачу. Это она и ей подобные беларусы, беглецы из Беларуси, подвержены этой тяжёлой болезни, которая является ни чем иным, как тоской по родине. А близко от родного угла живущие более устойчивы к подобному недугу. Вот пример. Однажды позвали меня на встречу выпускников Слободской школы. Это был класс, выпущенный гораздо позже моего. А я им нужен был, чтобы в газету написал про важное и интересное событие. Директор школы встаёт из-за заставленного закуской и выпивкой стола, открывает архивный классный журнал, зачитывает фамилию бывшего ученика. А тот встаёт и отчитывается, где живёт и работает. Очень интересно. Если такового нет, другие вносят информацию о жизни или смерти однокашника. Получается география Советского Союза: Волгоград, Москва, Белгород, Минск, Гомель… И вдруг после очередной фамилии следует ответ: «Отсутствует по уважительной причине – очередь коров пасти его». Я офигел. Кто-то из Волгограда пёр, все дела бросив, чтобы с однокашниками встретиться, одним махом и на родину взглянуть, а слободской житель более важным делом посчитал коров погнать на пасту. Нет, он не дебил. Он просто здесь живёт и придти в школу на посиделки не против, если бы на халяву, но ведь нужно значительный взнос внести, на который можно несколько дней пить беспробудно. А ностальгия по отчему дому, заодно и по однокашникам, у него отсутствует – какая может быть тоска по Слободе, если ты живёшь в Слободе, гары яна гарам разам з непрагляднай беднасцю. Вот и у меня так – по Веробкам не ностальгирую, а тоскую лишь по стежкам-дорожкам детства необратимого. Дорога по Ваўчынцы – одна из них.

 Обедать рановато, но ведь полстолетия мерещившаяся мне веретея здесь начинается. Нужно костёр разводить именно в начале позвавшего меня в путь объекта.

 Я чай в термосе всегда ношу с собой, чтобы на непродолжительном отдыхе выпить. А для обеда всякий раз кипячу принесённую в бутылке воду. Так экзотичнее – не даром же костёр жечь.

 До веребского поля рукой подать. Но не хочется закруглять путешествие. Пойду бродить по веретеям без всякой цели, чтобы не сидеть – так интереснее.

 Наоборот отдалюсь от деревни, чтобы посетить место падения немецкого самолёта после воздушного боя с русским.

 В этой воронке находили сувениры все поколения веребской детворы. И я копался уже взрослым, кусок дюраля с заводским номером извлёк из чёрной земли.

 Кстати, почитать о том воздушном бое можно здесь: «Воздушный бой над Веребками разгадан 68 лет спустя». Немецкий самолёт после падения взорвался, поэтому мало что от него оставалось. А вот русский упал целым. Всё, что только можно было, с него содрали, но кое-что никому не нужное осталось. Однако к нему не пойду – мало вероятности, что наугад набреду на него в болоте. Лучше пересеку заболоченный лесной массив и выйду к речке моего детства – Береще.

 По пути всё интересно. Вот то ли приманку, то ли подкормку диких зверей нашёл. Высоко срезана ель. По сердцевине выдолблено дупло. Со сторон сделаны надрезы в стволе, по которым из дупла вытекает соль. Насколько вкусен такой гостинец, свидетельствует вытоптанное место вокруг пня.

 Берег Берещи весь изрыт бобрами. Но здесь уже не настоящая река, а изуродовавший её канал, проложенный коммунистами. Я о том по ходу буду рассказывать.

 А рыбы было! Вёдрами измеряли добычу и любители, и браконьеры. Но в середине 70-х в долину Берещи пришли коммунисты и основали торфоучасток «Берещанский мох». Часть реки загнали в канал.

 Уровень воды вообще опустили на 90 сантиметров и, чтобы не убить и Веребский канал, весь речной поток направили в него, перекопав русло Берещи. Вот я стою по его центру.

 А это отошёл и фотографирую то место, где только что стоял. Тупик. Дамба. Насильно умертвили реку!

 Как известно, по Береще проходил великий сплавной путь – Березинская водная система. Слишком извилисто было низовье реки для прохождения суден. Так на стыке 18 и 19 веков русский царь Павел прокопал Веребский канал. Но часть воды уходила по Береще. Проще всего было закопать Берещу, как сделали много лет спустя коммунисты. Но царь-оккупант, наверное, природу любил, поэтому чуть дальше соорудил сложную плотину. Идёт караван барж – плотину закрывают, канал наполняется водой. Ушёл караван – плотину открывают, и Береща возрождается. Если оккупанты так заботились об оккупированных землях, то кто тогда коммунисты, которые уничтожали всё на этих землях? Изверги? Узурпаторы? Вот здесь стояла плотина, и я по ней ещё переходил Берещу.

 Возле плотины поселился фермер Пётр Урбан. Поначалу он жил в Веребках, но его сельчане грызли за то, что фермой завонял деревню. Теперь он отдалился от населённого пункта и вроде бы никому не мешает.

 А труп Берещи, как и раньше она живая, то придвинется к дамбе, то отдалится к лесу.

 Перед Веребками река огибает урочище Утюшки. Как бы её пересечь? Обычно русло заполнено стоячей водой, а лёд сейчас непрочен. Но опасения оказались напрасными – через мёртвое русло проложена дорога. Я стою на самом бывшем фарватере.

 Я был в паре сотен метров от родительского дома. От него и следа не осталось – сам же продал на вывоз в Лепель в 1974 году за 900 рублей (столько стоил тяжёлый мотоцикл с коляской). Прямой наводкой через вязкую пашню подался в ближайший лесок под названием Пад Храстом. Там постоянно в войну играли. А вы задумывались, почему дети в войну играют? Воспитание такое нам давали, чтобы были в любую минуту готовы воевать? Да, мы ещё играли и в магазин, и в семью, и в папку с мамкой, но в войну – чаще всего. Пад Храстом всё было изрыто окопами и землянками. Ба, да они ещё сохранились!

 Но вряд ли эти оборонные сооружения я копал. Скорее всего, это дело рук детей последующих поколений. А мне уже и до «Trophy» мало осталось. Только вот непонятно: лес проредили, а вырубленными хлыстами дорогу захламили.

 Так положено, чтобы не ездили? Уберут или специально набросали поперёк дороги?

 Спасибо тебе, мой коняка, что ждал хозяина, пока тот лечил очередной припадок ностальгии.

 Снял приступ за 4,5 часа расстоянием в 10 километров.

11 марта 2016 года.