419. ЖИЗНЬ В ОККУПАЦИЮ. Корсак Алеся

 Закончила исторический факультет и аспирантуру по специальности «Отечественная история» Витебского университета имени Машерова. Работала в Полоцком университете на кафедре отечественной и всеобщей истории в качестве преподавателя. В данное время заведующая кафедрой истории и туризма. Доцент. Имеет учёную степень кандидата исторических наук. Руководит научно-исследовательской деятельностью студентов историко-филологического факультета. Ежегодно представляет докладчиков к участию в научно-практической конференции студентов и магистрантов, а также готовит с ними статьи к публикации в «Трудах молодых специалистов Полоцкого государственного университета». Занимается актуальными для истории Беларуси, в том числе и Витебской области, проблемами нацистской оккупационной политики в годы Великой Отечественной войны. Является участником временного научного коллектива по теме «Этнокультурный ландшафт Белорусского Подвинья: региональная специфика и закономерности функционирования в конце ХІХ – начале ХХІ вв.»

 Анализ положения населения Лепельщины во время нацистской оккупации зафиксирован с одной стороны в воспоминаниях, собранных экспедициями наших студентов, а со второй стороны это архивный слой материалов. Поскольку последний блок исторических сведений чётко зафиксирован в документах и где-то был опубликован, буду вести разговор про материалы экспедиций.

 Отечественная война для Лепельщины фактически началась в июле 1941 года: «Про то, что началась война, сообщили сельчане, приехавшие с рынка, что в деревне Камень. Там про это сообщили по радио. В каждой деревне был набат. Долго молчал он в Ворошках, а в тот день зазвучал. Люди собирались как на пожар. Старики вспоминали кайзеровцев. Женщины плакали. Мужчины больше молчали. На первой неделе оккупации в Камне образовалась волость. В Ворошках постоянным старостой стал человек пожилого возраста, но в мыслях и действиях был за наших, а к немцам относился по принципу: вас нет - нам легче».

 В сентябре этого же года территория Лепельского района в совремённых границах вошла в состав Лепельского округа зоны тыла группы армии Центр и состояла из нескольких волостей: Лепельской, Полянской, Матыринской, Несинской, Стайской, Свядской, Волосовичской, Затеклясской, Каменской, Замошской, Ворошковской, Пышнянской, Ляховичской и Сушанской. На начало 43-го года на этой территории проживало около 45 тысяч человек, из них 4257 - в Лепеле. По национальному составу 84 процента были беларусы, остальную часть представляли русские, украинцы и поляки. Попадались также и представители других народов Советского Союза, но это были те отступающие солдаты Красной армии, которые остались на этой территории.

 Местное население Лепельщины во время оккупации очутилось в условиях деятельности фактически трёх разных сил. С одной стороны это партизаны, которые в декабре 1942 года контролировали большую часть Лепельского округа. Со второй стороны это немецкая военная администрация и подконтрольное ей самоуправление в виде районной, городской и волостных управ. С третьей стороны это коллаборантские вооружённые формирования украинских и латышских батальонов, первой русской бригады Гиль-Радионова и Русской освободительной народной армии (РОНА). Такое пограничное положение безусловно оставило свой отпечаток на условиях жизни местного населения.

 Территориально деревни, находящиеся близко одна к другой, могли контролироваться разными структурами. Например, жительница деревни Звезда вспоминает: «Жили мы с мачехой в деревне Звезда, что располагалась в 11 километрах от Лепеля. Всех трудоспособных мужчин деревни забрали в Красную армию. Остались только мой дед Коля и несколько пацанов 15-16 лет. Позже пришли немцы. В нашей деревне их не было, если только проездом. А вот в деревне Студёнка, которая находится в двух километрах от нашей, немцы располагались всю войну. А в деревне Закаливье, которая находилась за озером, были партизаны». Даже в границах трёх деревень население очутилось под контролем и партизан, и немцев.

 Военный порядок фашистской оккупации привёл к тому, что даже в рамках одной семьи могли быть разные взгляды на существующее положение. Например: «В полицаях был один житель нашей деревни Замошье, а его родной брат был в партизанах». Кроме того в подтверждение сказанного формировались и отношения к так называемым народникам: «Были у нас народники, в основном все местные. Тогда молодёжь забирали в Германию, и, чтобы не забрали, все шли в народники. Ходили они в немецкой форме с оружием. Нам ничего плохого не делали, даже могли заступиться за нас перед немцами». Но при этом, согласно архивным материалам и свидетельствам жителей, от коллаборантов не были застрахованы даже представители местной администрации: «Сотрудник районной управы жаловался начальнику района, что в ночи к нему пришло шесть вооружённых бойцов РОНА, которые стали требовать от него водку, при этом обвиняли в связях с партизанами и дважды выводили не только его, но и его семью на расстрел». Вот ещё одно свидетельство: «В нашей деревне были полицаи, их в Ладосно было много, в Камне были полицаи. Они тогда что делают? Приедут и обирают деревню: и коловороты, и одежду - у кого что было. У нас и гармонь даже забрали. Забирали и стадо. Насобирают коров и гонят туда, в Германию. Возьмут для того девчат годов по 17-18». Безусловно, большая часть не возвращалась.

 Понятно, что каждая из трёх действующих сил проводила свою агитационную работу и пропаганду. И не безуспешно. Здесь что происходило? Свидетельствует жительница деревни Бабча: «А партизан было много. Сразу целая армия осталась. Потом они укрепились. В Ушачи сначала немец был, в Лепеле немец, а потом партизаны их вытеснили и начали очищать район. И очистили. А потом партизаны, эти кадровые солдаты, по хатам начали ходить и в партизанские отряды агитировать. А немец также в народники агитирует. Некоторые шли - те, кто был недоволен советской властью». В основном в народники шли те идейные люди, которые на самом деле были недовольны отношениями к себе советской власти, кто не хотел в Германию.

 Такое пограничное положение населенных пунктов приводило к тому, что бойцы отрядов самообороны сотрудничали с партизанами. Например, в деревне Воболочье была группа самообороны, которая была заодно с партизанами, находилась на краю деревни, потому в саму деревню партизаны не боялись заходить. У этой группы были разные условные знаки для партизан. Когда скворечня была направлена дуплом в лес, это означало, что в Воболочье немцев нет, в хату-пост можно заходить, а если повернута дуплом на деревню, значит, там кто-то есть. И, конечно, партизаны за то, что получали таким образом информацию и помощь от местного населения, всегда информировали его со своей стороны, когда будут налёты самолётов, и нужно спасаться.

 Нельзя обойти вниманием факт отношения населения непосредственно к немцам. В самом начале войны, когда ещё оккупанты не применяли карательные меры к населению и не приступали к уничтожению евреев, войска вермахта не воспринимались как какое-то зло. А когда начали образовывать концентрационные лагеря и уничтожать еврейское население, стало понятно, что пришло: «Пока наши советские люди не стали помогать партизанам, немцы были как немцы. Приедут в деревню, зайдут в хату и просят яиц или молока. За это деньги давали - какие-то копейки. Это потом они разъярились. А как уже народники появились, так не дай бог». Таким образом, в зависимости от того, какие потери имели местные жители от оккупационного режима, формировались и отношения к событиям. Но однозначно через все воспоминания проходит факт эйфории от освобождения: «Однажды хлопцы постарше сидели в лесу возле дороги и увидели, как немцы убегают и на ходу всё бросают. А потом наши появились. Побежали навстречу им и кричали: наши, наши, ура. Это был самый счастливый день за все военные годы». И этому радовалось, безусловно, большинство населения.

Записано в 2014 году.