860. ЗНАКИ СУДЬБЫ И ВЕЩИЕ СНЫ МАРЫ. Лисичёнок (Гурко) Тамара

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Август. Уже не так жарко, как в середине лета, и потому коров на обед не гоняют. Идём доить Красулю с бабой Проской на поле. Идти далеко не надо. Сегодня пасут сразу за Михалово, в кустах, что возле линии.

 Лежат коровки, дремлют, хвостами мух отмахивают, жвачку свою коровью жуют задумчиво. А тут летит чудо какое-то малое и орёт благим матом:

 - Красуля! Красуля! Ты дзе?

 Меж кустов не сразу и заметишь её. Не хочется Красуле вставать, да чудо доёнкой громыхает на всю округу и орёт:

 - Бабуля, я падаю сама!

 - Даі, унучачка, а я трохі адпачну.

 Сажусь на корточки, вытираю тряпицей вымя и – оля-ля - ловко у меня получается. Цвирк-цвирк – глухо падают белые струйки, будто кто руки мылом намылил. А как же – я уже не маленькая, окончила целых пять классов, осенью пойду в шестой. А пока на летних каникулах.

 Хорошо мне в моём Михалово: нежно, весело, вольготно. Простор аж до синего неба, а с него солнце золотое потоком тёплым льётся. А как хороши васильки и ромашки, особенно в венке, что я плела на Купалу да по реке пускала. Бабуля говорила: если далеко венок уплывёт, замуж девка выйдет в дальние края, если близко, местный жених будет. Самое страшное, если твой венок утонет – примета плохая, знак божий. А мой не понято где делся, пока кусты обегала, он и пропал. Ой, неужто булькнул? Запечалилась я. Сама-то тоже тонула, до сих пор сон про то снится.

 Дед Прокоп утешает:

 - Не журыся, Марачка, не інакш, як у цемры не ўгледзела ты яго паміж кустоў, недзе зачапіўся за галінку. Дый ніякі гэта не знак і не прыкмета, а бабскія забабоны. А знак божы – гэта калі сонейка ў хмарку сядае, ці ластаўкі нізка лятаюць, значыцца, на дождж. А вянок – дзявоцкая забава.

 “Дзякуй табе, любы дзядуля, - думаю я. – Ха! Мне да таго замужжа 100 год, яшчэ 100 вянкоў напляту”.

 А тётка Тамара смеётся:

 - Гэта значыць, старой дзевай табе быць.

 - Ха, - злюсь я на неё. – Глядзі, каб самой старой дзевай не застацца.

 А бабы михаловские действительно говорят:

 - Усе дзеўкі замуж выскачылі, а Тамара Пракопава ды Кацька, сяброўка ейная, дужа пераборлівыя. Давыбіраюцца, пакуль усіх жаніхоў не перахватаюць.

 И думать про тот венок забыла. А тут прицепился какой  -то сон, каждую ночь снится, будто плачет, зовёт меня ребёнок маленький, да так жалобно, что я просыпаюсь в слезах. Рассказала бабе Проске, а та:

 - Куды ноч, туды і сон, унучачка.

 А у самой глаза тревожные. Побежала к бабе Мариле делиться тревогой своей:

 - Ай-вой, каб хоць не захварэла ўнучачка…

 Да в круг меня – обкуривать, изгонять болезнь. А дедуля снова:

 - Дык гэта яна наслухалася, як Танька малая, Колева, плача. Блізка да сэрца ўзяла, вось і сніцца.

 Не угадали мои любые дедуля и бабуля. Не болезнь меня ждала, и не Танька это Колина плакала, а сынок мой дорогой через толщу лет жаловался мне на судьбу свою несчастную. Но я его не услышала, поскольку сама была ещё несмышлёнышем, и бежала, даже не спотыкаясь, через все знаки божьи и сны свои вещие.

 А знаков было много – звёзды падали, ветра шумели, птицы щебетали, цветы шептали. Но только не дано мне было разгадать их. Не умела и не хотела видеть будущее. Смеялась и отмахивалась рукой:

 - Суеверия бабские…

 Поняла через много-много лет, когда уже всё произошло.

 Самые выразительные подсказки судьба делала мне перед свадьбой. День бракосочетания был назначен на субботу. А в пятницу у меня заболел зуб, раздуло щеку, лицо стало похоже на футбольный мяч. Жених испугался, предложение делал красавице, а жениться придётся на чудовище – хоть свадьбу отменяй. Среди друзей-товарищей нашёлся врач-стоматолог, позвонил куда надо, зуб вырвали, отёк стал спадать, и к утру невеста опять стала похожа на самую себя.

 А судьба не сдаётся, знак за знаком посылает: «Не выходи, Мара, замуж, а то наплачешься, нагорюешься…»

 Расписались в Витебске.

  А гулять ехать решили сначала в Лепель, к родне невесты, потом в деревню Заборье Россонского района, к родне жениха.

 Всё, вроде, как и положено: подписи поставили, кольцами обменялись, поцелуями тоже.

 И только собрались покинуть ЗАГС, как кто-то крикнул, что невеста должна бросить свадебный букет, чтоб, значит, узнать, кто из подружек следующей замуж выйдет.

 Возвращаемся, что по приметам нельзя было делать ни в коем случае.

 Как швырнула невеста букет изо всех своих сил, да и угодила в голову старой бабке, жениховой тётке.

 И смех, и грех. Тётка радуется: хоть по башке и получила, но оказалось, что уже полгода как мужа похоронила. Зато подружки невесты загрустили: не светит им замужество в ближайшее время.

 Тут автобус подъехал, чтобы в Лепель гостей везти. Расселись. Невеста вместе с подружками грустит. Жених недовольный – невеста-то безрукая, что ли, аль неумная, швыряется цветами куда попало. А гостям хоть бы что – шутят, веселятся в преддверии продолжения свадебных «перепитий».

 И они не заставили себя долго ждать. Проехали Лучёсу, и подружка невесты вспомнила, что забыли заехать за свадебным тортом, приготовленным специально для такого случая.

 - Что, опять возвращаться? – негодуют гости. – Не положено! Плохой знак. Лучше другой купить.

 Но, во-первых, на другой нет денег, и так свадьба в копеечку влетела; мне, для того, чтобы купить свадебное платье, пришлось продать свадебные сапоги. И тем более такой не купишь, ведь этот был приготовлен моими кондитерами-подружками. Я его видела -  трёхэтажный, с розочками, сердечками украшенный, надпись имеется: «Т+В=любовь» и вверху два кольца.

 - Хочу этот, и к чёрту все знаки и приметы! - решила невеста.

 А в Лепеле тем временем переполох и ещё один знак: пропала водка и три гуся, варившихся в казане на летней кухне. Оказалось, что Юрка-хохол, который был ответственным и за водку и за автобус, что должен был гостей привезти из Витебска в Лепель, увёз водку, не разгрузив её, потому как времени было в обрез.

 Назад приехали с водкой и с гостями. Так что свадьба была, как и планировалось, хмельная: и пила, и пела, и плясала. Только гуси улетели. Шептались бабы, что не к добру это, плохая примета, знак божий. Правильно шептались, потому что наступившей ночью чуть не улетела и невеста. «Ну, а чего? Знак был? Был! – подумала я. – И не один. Полечу вслед за гусями. Не хочу замуж!»

 Поздно ночью гости стали расходиться спать до утра. Приезжих распределяли по соседям, хозяева укладывались, где придётся. Ну, а невесте с женихом хохол Юрка и тётушка Алина отпустили свою хату. Всё как полагается: приготовили широкую постель, проводили до порога, да и оставили одних.

 Жених, наподдавший, как следует, хотя до свадьбы притворялся непьющим, повалился, не разуваясь, на кровать и, чуть коснувшись головой подушки, захрапел. Я, присев возле него, ужаснулась, поняв, что натворила. Вышла замуж, не любя, да ведь и муж мой новоявленный тоже меня не любит. Это мы с ним так пошутили. Я поссорилась с любимым, новоявленный муж – со своей девушкой. А жили мы с ним в одной общаге. Встретились там же на одном танцевальном вечере. Разговорились, спросили друг у друга, почему без пары, рассказали про ссоры. Он мне и предложил:

 - А выходи за меня замуж. Назло!

 Я ответила:

 - А запросто!

 И закрутилось, завертелось. Интересно ведь. И красиво! Я вся в белом, он – в чёрном.

 - Пара – всем на загляденье, - шептались и подружки, и вахтёрши из общаги, и девчонки на работе. Да только никто не знал, что это шутка, юмор такой от молодожёнов.

 И вот шутки кончились, жених, упившись, храпит, невеста рыдает. Вспомнила тот купальский венок и сон свой про ребёнка плачущего. А ведь сон ещё один был. Будто бегу я по лесу, лето, солнце сквозь верхушки сосен светит, тепло. И так сердцу хорошо. Одно плохо – я в туфлях на шпильках и бежать в них неудобно. Сняла обувку, в руках несу. А как из леса вышла, хочу обуться, а туфли-то исчезли. Хотите - верьте, хотите - нет, но этот сон преследует меня всю жизнь. В разных вариантах, при разных обстоятельствах я всякий раз теряю обувь. А это – верный признак одиночества.

 Но в тот день я ещё не задумывалась о том, что будет завтра. Мне было плохо здесь и сейчас. И я решила бежать. Куда, зачем – не знала. Но я просто физически не могла находиться рядом с этим храпевшим на диване мужиком. Хотя он-то был причём? Силой не тащил в ЗАГС, наоборот, как порядочный человек, сделал предложение. Всё как у людей: свадьба, гости, торты, венки и знаки божьи. Ну, подумаешь, уснул, не дожидаясь невесты, так переволновался, нервы сдали: предложил в шутку, а вышло вон как серьёзно.

 Решила: напишу ему записку. Взяла лист бумаги, черканула: «Прощай, не ищи». И как была в белом свадебном платье, только без фаты, вышла из дому. Сначала шла, потом, дойдя до Деповской, побежала. И, как в том пророческом сне, мешали мне туфли на шпильках. Потому как росту небольшого, я всегда носила высокий каблук.

 Добежала до переезда, остановилась, запыхавшись. Куда теперь? В родное Михалово по рельсам? Или до шоссе, что ведёт на Витебск?

 Но михаловские все здесь, на свадьбе - и родня, и соседи. Спят, не зная о том, что невеста колобродит. А до Витебска как добраться? Ночью – только случайной попуткой.

 Мне стало так страшно этой неопределённости, неизвестности, что остановилась как вкопанная на самом переезде. И вдруг: чу-чу-чух-чух, – поезд на Оршу. А я на рельсах стою. Отскакиваю в сторону. А он – мимо, мимо… Окошки светятся. И люди в них смотрят на глупую девчонку в белом и думают: «Что она здесь делает, одна, ночью, в свадебном наряде?»

 Вот куда мне надо было! В дальние края. Не зря же столько лет будил меня гудок – знак самой судьбы. Но только не понимала я его. А теперь уже поздно. Скоро проснётся жених, гости, родня, хватятся невесты. Переполох будет. И позор: шутка ли – невеста сбежала. Позор на весь Лепель. А что скажут бабули мои, Мариля и Проска? «Ай-я-яй, аддзячыла унучачка!» А они ведь готовились: деньги собирали, кур-гусей откармливали к свадьбе, поросёночка зарезали…

 Стыдно мне стало и неуютно от мыслей таких. На своих высоких шпильках назад пошла. И так мне было в них неудобно, что сняла и босиком, как в детстве, по росе холодной пошагала.

 Через ноги остудила роса голову. Не заходя к жениху, пошла в отчий дом. А там уже не спят, готовятся ко второму дню свадьбы, до обеда ещё гулять будут, а потом к жениховой родне за Полоцк, в деревню Заборье, подадутся.

 А там тётка жениха, которая возлюбила меня любовью неистовой, когда я букетом невесты по голове ей попала, сообщила по секрету, что свекровь в красный угол, где невесте с женихом полагалось сидеть, подложила заговор на разлуку – клубок спутанных ниток с воткнутой в середину иголкой. Самый что ни на есть истинный знак.

 Когда проходили за стол, увидела я тот клубок, жениху шепнула. Но тот уже опять был под хорошим шофе. Отмахнулся: ерунда всё это.

 А потом в местной речке утонуло моё колечко обручальное. Речка была сразу за огородами, лето, жара, ну и пошли всей гурьбой охлаждаться. Я руки окунула, потёрла ладошкой о ладошку, глядь, а колечка и след простыл. Вот это знак божий, прямо как вишенка на торте. Заключительный аккорд. Финита ля комедия. Всё как по заказу: и сны вещие, и знаки судьбоносные.

 Но это я теперь знаю, а тогда смеялась: какие знаки, какие приметы, какие вещие сны? Я ведь самая красивая и самая счастливая. И жизнь моя будет красивой и счастливой. Как в сказке.

 А ведь взаправду как в сказке: чем дальше, тем страшнее. Последнее время ещё один сон снится, будто иду я домой летним днём, тепло, солнышко греет, а меня почему-то морозит. Подхожу, открываю дверь подъезда (живу на пятом этаже) и начинаю подниматься. Первый, второй, третий этаж, а четвёртого нет – пустой пролёт. А наверху в воздухе болтается мой пятый. И как на него забраться, я не знаю.

 К чему бы это? Кто умеет разгадывать сны – подскажите. Только самой мне думается, что ничего хорошего этот сон мне не предвещает. Опять жизнь очередную подлянку готовит.

 Иногда мне думается, что всё у меня наперекосяк из-за того, что при рождении назвали Марой, а затем переиначили в Тамару. Как говорил мой дед Прокоп, в первом имени была моя душа. Но если во втором её нет, что мне тогда болит и ноет, и отзывается каждой жилкой на обиду и горесть? И грустит, и печалится, что не разгадала вовремя ни сны вещие, ни знаки божьи.

2021