Мемуар 151. ВСЕМ-ВСЕМ-ВСЕМ: БАБЫ ЗАШЛИ В БАНЮ! Валацуга

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Сразу предупреждаю: мнимые или всамделишние пуритане, святоши, лицемеры и прочие противники плотских наслаждений, выйдите из текста. Иначе порвёте себе нервы, чем испортите собственное здоровье возмущением якобы вранью автора, поскольку подобных россказней доселе не встречали в доступных средствах информации.

 Прошу прощения у читателей, что от начала, практически с пелёнок, своей литературной деятельности не рассказал о таком нехорошем действии детей и подростков, как подсматривание за моющимися в бане женщинами. Всё оттого, что считал такие поступки как бы неприличными и сугубо личными. По жизни их вспоминал, но на суд людской выносить не решался. Пока один из авторов моего блога питерец Анатолий Шушкевич, а конкретнее – младший за меня на девять лет родной брат Толик в своём мемуаре о подрыве снаряда времён войны не рассказал о пристрастии к такому вроде как неблаговидному действу в своём детстве. Ах, воспрянул я духом, значит, подобные дела вершили не только отщепенцы моего поколения, а все сельские мальцы, поскольку городские были лишены подобной возможности по причине отсутствия личных бань общественного назначения.

 Не помню, до какого класса я мылся в семейной бане вместе с бабой Ганной, тёткой Нинкой, мамкой и младшей сестрёнкой Анькой, пока сверстники не стали подтрунивать надо мной по поводу совместного мытья с бабами. Какой-то интерес к противоположному полу членов семьи память не сохранила. Помнятся отдельные случаи, например, как младший за меня на пять лет средний брат Васька на бестактный мой вопрос, что он видел в бане, ответил:

 - Видел у папки палку.

 - А что тогда у мамки? – не унимался ржущий интересующийся.

 - А у мамки – тряпка, - не задумываясь, выпалил Васька.

 Все слушающие долго смеялись, а Васька недоумевал, с чего они так развеселились.

 Всю жизнь будет помниться школьный туалет - по-деревенски уборная - Свядской средней школы. Стояло специфическое дощаное сооружение метрах в двухстах от учебного корпуса, на берегу панского пруда с островом-пятачком посередине. В двух десятках метров от мальчишеской уборной была девичья. Но стояла она боковой стороной к мальчишеской, была отмежевана от проходного двора каким-то сараем и имела иной подход. Так вот, пронырливые мальцы прорезали в боку женской уборной дырку, чтобы подсматривать за писавшими учительницами – ученицы ходили в расположенное дальше общее отделение на несколько дырок, отмежеванное дощатой перегородкой от «люксового» учительского с одной дыркой.

 И вот, куря и просто тусуясь на переменах в общественном мальчишеском туалете, мальцы высматривали, когда в туалет шла учительница, чтобы через дырку подсмотреть процесс её писания. С наибольшим интересом высматривали учительницу немецкого языка Ирину Григорьевну Шинерман, поскольку она была непомерно толстой, что вызывало особый интерес.

 Когда «немка» приближалась к уборной, ожидающие её мальцы украдчивой походкой подходили к дощатой стене девичьего туалета и прильнали глазом к дырке. Ничего, кроме небольшого фрагмента голого бедра не видели – не хватало обзора. Однако восхищение было неописуемым. Доходило до того, что перед дыркой возникали молчаливые потасовки за право прильнуть к ней.

 Прошло несколько классов. В течение сих лет влечение к противоположному полу усиливалось. Мои сверстники переключились на подглядывание за моющимися в бане женщинами.

 В Гадивле почти у каждой семьи была собственная баня. Ну, не имеющие её самые бедные ходили к соседям или родственникам. Моя обособленная часть деревни – Гора – находилась в стороне от главного посёлка, поэтому наша семья имела сугубо личную баню.

 Подсматривать в её мини-окошко не имело смысла – женское тело членов семьи не интересовало. Зато в иных банях мылись чужие женщины, их родственницы и соседки. Вот где находится кладезь интереса!

 Вот цитата из мемуара «Гадивлянское эхо войны» моего брата Толика: «Что-то странное было в его походке. Он как будто пританцовывал. Мы были уже не мелочь пузатая - под мышками начинали пробиваться первые черные волоски. И мне в голову полезли нехорошие мысли: он, "зараза", наверное, без меня в баню подсматривал за Фенькой с Иркой. А если ему повезло без меня увидеть Фенькину маму, я ему этого никогда не прощу (Ооо! У Фенькиной мамы было на что посмотреть). Хотя сегодня не суббота, не банный день, тогда и обижаться на него не за что».

 Ирка с Фенькой для меня были мелочью пузатой и никакого интереса не представляли, в отличие от любования ими при встрече в настоящее время. А вот Фенькина мама вызывала огромнейший интерес даже задолго до описанных Толиком событий. Но в моё время хватало и иных мам, живущих поближе к моему дому.

 Не припомню подсматривания в баню, творимого в одиночку. Для того собиралась небольшая компания мальцев как минимум из двух человек. Загодя условливались, к которой бане пойдём, и кто будет главным оповещателем. Тот время от времени проверял, чтобы из бани ушли всегда первыми моющиеся мужчины. Когда в её сторону направлялась первая женщина с охапкой банных принадлежностей, часовой бежал в место тусовки юных хулиганов с долгожданным известием:

 - Мальцы, бабы пошли в баню!

 Не спешили: надо выждать, пока все соберутся. Чем дольше ожидание, тем лучше – бабы всегда моются чрезмерно долго, а раннее прибытие к окошку может быть замеченным опоздавшей сельчанкой.

 Окошки в банях были всегда мизерными, чтобы не пропускали тепло. И период подсматривания должен был приходиться на осень – весну, когда рано темнеет. Иначе из бани будут видны подсматривающие. А когда в ней горит керосинка или, после устаревания её, электрическая лампочка, изнутри совершенно не видно, что делается снаружи сразу за стеклом.

 Всё сказанное отображает общо описанный процесс подсматривания. А сейчас закреплю его конкретным примером из личной практики.

 В 10-м классе тогда учился или вообще окончил школу, точно не помню. Осенним субботним вечером собралась гадивлянская желторотая молодёжь на танцы в соседнюю Велевщину. Ходили туда всегда ватагой, поэтому надо было дождаться, пока девки помоются в бане. Нелёгкой это было задачей, поскольку женщины начинали мыться после того, как предбанник покидал последний мужчина, и длился процесс омовения невыносимо долго. Чтобы как-то скоротать досуг, со старшим за меня на два года Валериком Кунчевским решили подсмотреть за моющимися девками. Подкрались к ярко освещённому окошку по картофельному огороду. Прильнули.

 Мылись две Ольки, Людка, Надька и тётка Проска – мамка младшей Ольки и Надьки. Моющиеся по очереди залезали на полок, парились сами или охаживали веником друг дружку. Потом менялись. Было очень интересно тайно созерцать своих подружек в обнажённом виде, что невозможно было делать в обычной обстановке.

 И вот на полок покарабкалась тётка Проска. Мы с замиранием сердца фиксировали в памяти каждое её движение. Даже ступни ног подобрала под себя, широко раскинув колени по обе стороны окошка.

 Мы онемели. Глаза округлились. Дыхание затаилось. Сердца учащённо забились. Такого зрелища ни одному из нас никогда в жизни не приходилось видеть. Пялились в четыре ока и мысленно благодарили всевышнего за предоставленную нам картинку. Девки вообще перестали нас интересовать.

 Каждое мгновение того непристойного с нашей стороны действа память накопляла в свои закрома, чтобы сохранить на всю жизнь. Отчётливо помню, как на секунду с трудом оторвал взгляд от тётки Проски и скосил глаза на Валерика. Он стоял, выпучив глаза и держа руку в кармане, которая разминала его возбуждённое окрепшее хозяйство.

 Подглядывали долго. Ноги будто приросли к перекопанному огороду. Вдруг стукнула дворовая дверь и в свете коридорного окна промелькнула тень бабы Матруны – матери тётки Проски. Не сговариваясь, мы одновременно испугались, что можем быть обнаруженными в столбе света из бани. А потому, чтобы не быть узнанными, мгновенно бросились по огороду и далее по кустам к старой канаве. В её пойме доспевали заросли травы череды.

 Прочесав их по всей ширине, остановились. Колошины наших штанов были облеплены колючими плодами сорного растения, цепко впившимися в ткань.

 Окольным путями выбрались на тропку с примятой чередой и далее на большак – центр Гадивли. Уселись на тусовочную лавочку и стали выбирать колючки из штанов. Оптом их никак нельзя было удалить – только по одной. На это требовалось много времени.

 За таким занятием нас и застали помывшиеся в бане девки. Ужаснулись при виде облепленных плодами череды наших штанов. Поинтересовались, в какие дебри нас занесло. Без утайки мы рассказали, как дело происходило. Долго смеялись. Спросили, как мы оцениваем их в голом виде. Ответили как есть: тётка Проска интереснее. Не обиделись, а ещё больше заржали.

 Скопом взялись выбирать «сучки», как в Гадивле называли плоды череды.

 Когда управились, в хорошем настроении пошли на танцы, всю дорогу обсуждая мои с Валериком впечатления под окном бани и приключения после оного. Оказывается, опоздавшая на помывку баба Матруна принесла в баню сообщение, что какие мальцы сломя голову убегали от окошка, завидев её. Такое известие не очень-то удивило моющихся - обыденное озорство гадивлянских сорванцов.

 Не хватило у меня терпения и дальше утаивать от народа такой важный эпизод в моей жизни. К этому всё и подходило, когда с друзьями и близкими знакомыми начинали делиться воспоминаниями о шальном детстве. Оказывается, все без исключения подсматривали в бани и туалеты. Ни одного не встречал, чтобы этого не делал, или осудил неприличный поступок. Допускаю, что, возможно, даже большинство женщин до сих пор не подозревают, что за ними подглядывали, поскольку им о том интересующиеся их голыми телами не рассказывали. Это мы, дураки, а может, и умники, честно и смело признались. Как видите, подружкам нашим это понравилось.

 А как теперь обстоит дело с подглядыванием? Кажется, что никак. Обособленных личных бань теперь не существует, да и подсматривать в них некому и не за кем – опустела деревня. К тому же то, что в моё время вызывало шок, легко можно свободно увидеть не только в компьютере, но и в телефоне. Да ещё и интереснее.

 P.S. Уже когда мемуар был готов, вдруг вспомнил, что и за мной подглядывали. Вот как это происходило. В 70-е годы жили мы в семейной общаге районного объединения «Сельхозтехника». По субботам ходили мыться в одноместный душ местной кочегарки. Моемся однажды с женой, и вдруг она округляет глаза, смотрящие на дверь, и как заорёт. Моментально соображаю, в чём дело, разворачиваюсь и ногой толкаю дверь. С обратной стороны от неё отскакивает кочегар Володька Телепень, держась рукой за ушибленный нос – подсматривал в пустующую замочную скважину. Единственной его реакцией на случившееся был вопрос:

 - Чего она кричит?

 Все подсматривали! Володя Телепень был постарше нас.

23 декабря 2021 года.

Читайте мои единственные в мире «Личные мемуары о красной эре».