77. Светлый путь. СМЕРТЬ ПАРТИЗАН ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ. Шуневич Анатолий

Сведения об авторе смотреть здесь.

(Продолжение. Начало смотреть здесь).

 На второй день после прихода Красной армии в Валову Гору, возможно и на день позже, моя мама начала собираться в дорогу и с утра слаживала котомку сестры Бынуси, чтобы обменять на свою, которую в спешке та прихватила на болоте во время блокады.

 Вообще эта сестра была шкодливая, недаром её в Барсуках называли «бедоноской». Вред она причиняла другим в большинстве языком. Не однажды даже мне пришлось потерпеть от её наветов.

 Поход в Барсуки меня радовал. Там я встречусь с другом Мишей Занько, с тётями Лёлей и Зюней, с бабулей Михалиной, с двоюродными родственниками.

 А ещё увижу, как по Минскому шоссе сплошным потоком идут полки Красной армии.

 Как всегда мама пошла напрямки, через Лядце.

 Речку Цягбицу мы преодолели по кладкам, которые кто-то соорудил из толстых ольх. Мама сказала, что это, наверное, постарался старик Алисей Кунчевский, поскольку поляна вскопана.

 Возможно, человек посадил картошку-скороспелку, поскольку «аршавка» не успеет уродить, а жить как-то надо. Мы-то хоть в сумерках, но своевременно картошку посадили, ещё в средине мая.

 Пока мама рассуждала, я, миновав речку, помчал к хате бабули. Было слышно, что по шоссе идут машины.

 Меня никто не встретил на пороге хаты, как это делалось всегда. Подошла встревоженная мама, которую также удивило молчание улицы и бабулиной усадьбы.

 Тревогу нашу усилила соседка Аксинья Змитрочёнок. Она рассказала, что немцы, выходя из окружения под Витебском, прорывались на запад, к фронту. Идя по лесным дорогам и болотам, много наших партизан за хутором Будревичиха убили. Больше она не знала - мальцы домой придут и расскажут.

 Мама не стала ждать новостей от сыновей Анастасии, набросила котомку, взяла меня за руку и быстрым шагом направилась на посёлок Зорька. Минуя ручей, мы увидели, что вся улочка Зорьки заполнена сельчанами и военными до самого шоссе. Со стороны Петроковой хаты доносился плач, и о чём-то спорили люди в белых халатах. На улице стояло несколько грузовиков с опущенными бортами и покрытых брезентом. Здесь и нашли мы своих родственников. Тётя Лёля и бабуля Михалина сквозь слёзы рассказывали, что они осмотрели убитых партизан, однако среди них Адольки нет.

 Мама с бабулей в окружении Лёли, Зюни и Миши подошли к девушкам, что возвратились из плена и стояли отдельной группой во дворе Матруниной хаты.

 Пока взрослые о чём-то разговаривали, мы с Мишей сосредоточили внимание на хате Матруны, где вели войну за место на подоконнике дети хозяйки Митька и Манька, поскольку хата была заперта с улицы. Их мать закрыла, зная, что интерес малышей не знает границ, и не надо, чтобы болтались под ногами взрослых, да и похороны не то зрелище для детей.

 От Петроковой хаты двинуло несколько групп, и, держа за углы брезента, каждая из них несла прикрытых военными шинелями партизан. Видны были только ноги и лица мертвецов. Рядом с первым покойником шла женщина, хватала руками за ноги, целовала их и всё время повторяла:

 - Ванічка, Ванічка, я назаву нашага сыночка тваім імем, як і цябе назвалі імем твайго дзядулі. Ты не зганьбіў прозвішча сваіх продкаў…

 Затем женщина, сжав кулаки, выпрямилась, подняв вверх руку и громко сказала:

 - Я праклінаю тых матак, што нарадзілі дзяцей-фашыстаў без святасці ў думках! Я праклінаю таго сукінага сына, які, раззброіўшы нашую брыгаду, дазволіў дзецям сатаны радавацца пралітай крывёй нашых герояў!

 Выкрики женщины прервал приход какого-то военного чина, который сразу приказал двигать первому грузовику, бурча себе под нос:

 - Устроили мне тут митинг…

 Снова мы прошли всю деревню, и, минуя Тягбицу, траурная процессия остановилась в конце Лысок, напротив последней хаты Халецкой. Там уже ждали печальный груз партизаны, которые выкопали для своих побратимов братскую могилу в нескольких шагах от последнего строения, на небольшой возвышенности, поросшей сосновым и берёзовым мелколесьем и окружённой могучими разлапистыми соснами-стражами.

 Мне многое было непонятно, и я докучал маме бесконечными вопросами: почему лица и тела покойников синеватые, а будет ли салют героям, а почему их хоронят не в гробах, а почему проклятия той женщины обязательно сбудутся?

 На многие вопросы я ещё не скоро сам найду ответы, а тогда мама, заливаясь слезами, не могла что-то сказать. И Занько Миша, взяв меня за руку, завёл меня на кучу накопанной земли с противоположной стороны траншеи.

 Оттуда мы видели, как партизаны и местные подростки устилают дно траншеи еловыми лапками, затем накрывают их парашютным шёлком, принесённым из хаты Козловских. На такую подстилку укладывали погибших партизан, по одному принося их от грузовика. После долгого прощания родные покойников накрыли шинелями лица и открытые части тел и покинули последнее пристанище героев. Баба Миля прочитала какой-то недлинный псалом и освятила водой место погребения.

 Нас с Мишей согнали с песчаной кучи и начали засыпать яму. Однако в процессе похорон получилась заминка - не появилась команда, что должна была отдать последнюю почесть погребённым. Тогда начальник штаба партизанской бригады обратился к красноармейцам, что были на грузовиках, и те, посоветовавшись и узнав, что начштаба имеет звание майора, трижды совершили залпы из личного оружия.

 Пока тянулась заминка, местные подростки собрались сами устроить салют. У каждого из них были ружья, а на чердаке школы стоял пулемёт Виктора Провады. Миша Кунчевский, Василь Телица, Коля Змитрочёнок, Виктор Кунчевский и другие имели оружие на законных основаниях для защиты Барсуков от прорывающихся из окружения к фронту небольших групп немцев, оказавшихся в окружении.

Февраль-2025.

(Продолжение следует.)