12. Раковец Ефросинья. ДЕД АРХИП И МОСТ (22)

Родилась в 1929 году в деревне Черноручье Лепельского района. В 1944 - 1946 годах восстанавливала разрушенный войной Лепель. Затем до 1949 года строила хлебозавод. По 1953 год работала на нём в цеху. Окончила семь классов вечерней школы, в 1953-м - Полоцкую торговую школу. В торговле работала до пенсии, на которую вышла в 1985 году. Живёт в Лепеле.

Жил в Черноручье дед Архип с дочкой и сыном. Не знаю, каким образом ему удавалось отказываться от вступления в колхоз, но колхозником он не был никогда. Немцы узнали, что дед не поддержал решение советского правительства о всеобщей коллективизации и выдали соответствующий документ, который позволял беспрепятственно перемещаться вне Черноручья. Однако на службу к оккупантам старик не пошёл. Сказал, что какое бы ни было плохое советское начальство, но оно своё.

Архип часто приходил к моему отцу Михаилу Миснику. Они долго совещались. Меня всегда прогоняли, хотя я всё равно ничего бы не поняла с их разговора. Однажды после очередной беседы отец сказал мне, что завтра поеду с дедом в Юшки. Я обрадовалась, поскольку выходить из деревни мне не разрешалось.

Утром Архип остановился возле нашей хаты на повозке. Она была загружена соломой. Мама помогла мне взобраться наверх. Поехали по Минскому шоссе. Оно было услано обтёсанным камнем, поэтому обода колёс неприятно стучали.

Перед мостом через Эсу шоссе пересекало Борисовский большак. Нам нужно было сворачивать налево. До Юшек оставался километр. Мы свернули, но в Юшки, как вчера говорил отец, не поехали. Проехав большаком несколько десятков метров, дед свернул в прибрежный лесок. Заехал в густой кустарник, ссадил меня, выгрузил солому под куст, наломал веток и прикрыл ими копну.

По дороге назад я спросила, зачем мы возили солому в кусты. Дед как будто испугался моего вопроса и приказал никому об этом не рассказывать, и я к вечеру забыла о поездке.

Про наш непонятный рейс вспомнила на следующий день. Проснулась рано от испуганных переговоров вполголоса папы и мамы. Они стояли во дворе и смотрели в сторону Минска. Выбежав к ним, я увидела, как примерно над Эсой поднимался столб дыма. Из обрывков разговора поняла, что горит мост. Но почему они такие испуганные?

Вскорости пришёл дед Архип. Дыма уже не было. Уединившись с отцом на полатях за печью, испуганно переговаривались. Я всячески старалась показать, что их разговоры мне безразличны, однако специально прислушивалась к ним. Из отрывков разговора поняла, что к нам могут придти немцы или народники с допросом, кто поджёг мост. Если по следам определят, что дед выезжал на подводе, он будет утверждать, что заготавливал хворост - тот как раз был на самом деле привезён по необходимости несколько дней назад. Позвали меня и предупредили, чтобы я всем, кто будет спрашивать про вчерашнюю поездку и солому, говорила, что ничего не знаю и никуда не ездила, а весь день игралась дома.

Вот тогда я всё поняла. Дед отвозил солому к реке, чтобы с её помощью партизаны в ночи быстро подожгли мост. Меня Архип брал для маскировки - если бы остановили немцы, никогда бы не подумали, что на опасное действо против оккупационных сил старик взял девочку.

Несколько дней наши ожидали разбора поджигания моста, который, кстати, сгорел дотла. Но в Черноручье по этому делу немцы так и не появились.

Записано в 2013 году.