12. Людские проделки и судьбы-злодейки

Только утром начал знакомиться со своими соседями по ночлегу. Сергей Юрков и Александр Гусаков. Напрашивается вопрос: откуда такие фамилии? Слушаю и удивляюсь.

Новополоцкие безработные плотники через центр занятости нанялись пасти сушанских первотёлок. Дома их никто не ждёт - развелись с жёнами. Пасут 141 будущую корову. 17 уже растелились и теперь находятся в дойном стаде.

Был третий новополочанин, однако удрал с месяц назад. Ему заработки не нужны - пенсионер. Живут пастухи с 27 апреля в поле. Это значит, круглосуточно работают.

- Наверное, миллионов по 100 зарабатываете? - спрашиваю.

Хохочут. За май насчитали по 12, июнь - по 16 миллионов. Однако деньги те не отдают, как и всем в совхозе. Мясо по дешёвке дают в совхозной столовке, однако, сколько его возьмёшь в жару. За молоком ходят на дойную ферму. Берут, сколько хотят - с заработка высчитают по себестоимости. Сушанский магазин любой товар (кроме водки) отпускает на вексель. Рассчитается совхоз из их зарплаты.

До 9 июля принимали садовых улиток итальянцам на деликатес. По мешку за день собирали, более миллиона выходило. Не знают, сколько так выдержат. Может и до белых мух. Авансу бы какого им.

Подвесили полведра пшёнки над костром. Бриться взялись. Хохочу:

- Зачем? Девок ожидаете?

- Чешется щетина, - трёт бороду Александр.

А Сергей, давно бородатый, только подправляет косматое лицо, да посмеивается:

- Наши девки всегда при нас - аж 141 голова. С рогами.

Воду носят с близкого озерка Заяловское. Она светлая, однако болотом попахивает, поскольку водоём непроточный.

На тракторе приехал осеменатор. Предложил мне с ним поехать. К сожалению, пока палатка от росы ещё не просохла, да и дневник не заполнен.

Пастухи сняли котёл с огня, налили в сваренную крупу молока - каша готова. Меня пригласили откушать их повседневного блюда. Признаться, хуже некуда. Каша воняет болотом от застоявшейся заяловской воды. Да и не каша это вовсе, а какая-то слегка забелённая молоком баланда. Но ел. И даже похваливал завтрак ради приличия.

Новополочане выпустили первотёлок. Те скучились возле палатки, уставились в неё. Новое чудо-сооружение появилось.

Тёлки понеслись куда-то за гору, и пастухи распрощались со мной. Под кастрюлей оставил им буханку хлеба да банку кильки в томате. В благодарность за кашу.

Отходя, хотел пройти в прогалину между кустами, чтобы осмотреть заросшее лопухами Заяловское. Вдруг в траве что-то звучно поползло и исчезло в норе. Наверное, уж. Но исследовать озеро мне расхотелось.

Холмы, холмы, горы. Как только комбайны не переворачиваются на таких кручах?

Тупиковое пастбище на самой границе с Ушачским районом остаётся далеко сзади. С самого высокого гребня смотрю на полуспрятанные в зелени садов пёстрые хаты деревни Урода да зыбкую синеву одноименного озера. Настоящая красота!

Нагоняю женщину с ношей травы. Её зовут Варвара Гуськова. Живёт с мужем. Но тот больше лежит. 83 года ему.

- Вы же не выглядите под такой возраст, - говорю.

- А мне семьдесят три.

- Вот как хорошо молодую жену брать. Он лежит, а вы работаете.

- И я ему то же говорю, - обрадовалась единомышленнику женщина. - И пастьба, и сено, и вся иная работа на мне. Нужно бабе выходить за мужика моложе себя. А привёз он меня с края света. С Лоева, что на границе с Украиной.

…Вдруг насовывается синяя туча. Дорога ныряет в лиственный лес. Раздаются лёгкие раскаты грома. Начинают тяжело падать редкие дождинки. Прячусь под ореховый куст. Однако не успеваю абзац написать, как дождь прекращается.

Лес тянется долго. Навстречу проезжает хлебовозка. Неужто лучшей дороги ей нет? Начинается длинное поле с редкой гречихой. Кажется, она большей частью осыпалась.

Слева в лощине взглядом зафиксировал несколько болотных небольших озёр, видимо, связанных между собой речкой с такими же непроходимыми берегами.

Взору открывается ферма на холме. Правда, дорога ещё долго виляет между возвышенностей и, наконец, сквозь уединённый борок из высоких сосен карабкается в деревню Ладосно.

Пришёл в колхоз «Политотделец». Где-то пришлось пересечь и лоскут земель колхоза «Чырвоны сцяг». О том только догадываюсь, поскольку информационные знаки на таких дорогах не устанавливают.

На Ладоснянской ферме девочка, девушка и женщина распрягают лошадь. Начинаю разговор. Старшая задаёт встречный вопрос:

- Это вы писали про наших доярок? Хорошо про них сказали. А я сорок лет коров отдоила, а в газету так и не попала.

- Так теперь назовитесь - не только в газету, но и в книгу попадёте…

- Галина Кляшторная. Орден хотели дать за то, что 24 телят вырастила. Но отдали иной.

Раньше в Ладосно было 57 дворов. Теперь намного меньше. Продавщица точно скажет, сколько всего ладоснянцев.

Завмагазином долго делала выборку из каких-то списков, наконец выдала число: 75. Начали подходить покупатели. Приступил к расспросу об общих проблемах. Хором заявили: зарплату не дают, миллионы обесцениваются, а водка тем временем неудержимо дорожает…

- Два года она меня не интересует, - хвалится молодой мужчина. - Пусть дорожает.

- Как, пусть дорожает? - возбудилась Галина Кляшторная. - А мне, чтобы ячмень сжать, водкой нужно рассчитаться.

Все согласились, что водка вещь необходимая и пьяницам, и трезвенникам. Не нужно, чтобы она дорожала.

А ещё на пол в магазине мне показали. Ест его гриб, а заменить только обещают. И вместо тэнов печку возвести нужно: с одной стороны они не греют.

Набрал воды с колонки да двинул с деревенской горы. Только не на Уроду, а в Задоры.

Гористый ландшафт не меняется. Полевая дорога забирается на холм, плавно спускается в лощину, на дне которой мёртво чернеет пустое русло, которое по нарушенным засухой законам природы должно сплавлять воду в озеро Ладосно. Или наоборот? Попробуй, угадай конкретно, если не был здесь в более сырую погоду.

Снова подъём, и глаза ласкают холмистые, залитые солнцем дали. Их живописно дополняют отдаленные пятнышки ушачских деревень. Постепенно сектор осмотра сужает панорама Задор, которая с каждым шагом растёт и расширяется.

На пути из Ладосно в Задоры не попадались водоёмы. Однако это не означает, что я снова попал в Лепельщину безводную. Уже за Задорами раскинется зыбкой синевой озеро Ладосно (так утверждает карта, хотя деревня Ладосно убежала от одноименного водоёма на несколько километров). И до самого конца маршрута (до дороги Лепель - Березино) на моём пути будут попадаться голубые лоскутки озёр, хотя и значительно реже, чем на Сушанщине.

В Задорах я был почти два года назад. Про деревню и её людей писал. Теперь решил снова посетить несколько прежних респондентов, поинтересоваться изменениями в их жизни.

Ближе к противоположному краю Задор разместилась усадьба Татьяны Грак. При прежнем моём посещении деревни женщина толком ничего не могла рассказать из-за плача: девять дней как похоронила мужа. И теперь женщина плачет, несмотря, что с того времени почти два года прошло. Однако меня узнаёт и от разговора не уклоняется.

Есть от чего Татьяне унывать. Её любимый Миша родился в 1925 году. Сама Таня - в 1929. В семь лет Мише сосед косилкой отрезал ногу. Известное дело, что безногого юношу во время войны не мобилизовали, однако Миша не отсиживался обывателем. Похромал на протезе партизанить в Ушачский район. И встретил там девушку Таню. Подружили. До конца войны встречались. После победы решили пожениться. Однако Тане на то лет не хватало. Аж до её совершеннолетия Михаил из Задоров на протезе ходил в ушачское Белое. Можно сказать, растил Таню под брачный возраст…

Затронула война и малую Таню. Рослой девушкой она была. Поэтому её вместе со взрослыми заставляли ремонтировать или разрушать дороги, копать окопы.

Молодая семейная пара Граков работала в колхозе: она - дояркой, он - кузнецом. Своё хозяйство укрепляли. Такую хоромину построили! Да заболел Михаил на астму. А тут пневмония прицепилась. Врачи на флюорографию больного не направили, посчитав, что наступило обострение одышки. Так Михаил и сгорел…

С того времени Татьяна и плачет. Каким-то утешением считает приезд брата Михаила, Ивана, от рождения Задорца, а теперь гражданина России и жителя Пскова.

Бросив походное снаряжение у Граков, подался к Ольге Раклинской. О ней я уже писал. Коротко повторюсь.

Привёз гражданку Эстонии Ольгу в Задоры местный парень Володя Раклинский с армейской службы. Поселилась счастливая пара в столетней дедовой хате. Троих детей родили. Да чёрт соблазнил Володю украсть колхозную овцу. Сел он в тюрьму. А Ольга с детьми осталась в Задорах почти без средств к существованию, поскольку помощь на малышей не получала из-за отсутствия белорусского гражданства. На зарплату же доярки прожить такой семьёй невозможно.

Заболело у меня сердце по незнакомым Раклинским. Описал в районной газете положение дел и призвал читателей пожертвовать обездоленной семье всё, что могут. Понанесли! Сам ту помощь отвозил в Задоры на учебном автомобиле, который специально выделила автошкола.

Мою тогдашнюю публикацию взяли на вооружение и соответствующие службы. Приехали проверять санитарное содержание малых Раклинских. А какая санитария может быть в столетней хате с простреленным автоматной очередью потолком, старой курной печью? Постановили: забрать детей у Ольги, поскольку они содержатся в антисанитарных условиях.

Вот так я антипомог Раклинским.

Ольга сражалась за детей. Легла с младшим Сергеем в больницу. Настояла положить с ней старшего Володю. Среднюю Кристину согласилась смотреть бабушка мужа (его мать умерла в 28-летнем возрасте).

Недавно по амнистии выпустили из тюрьмы Володю. Спрашиваю у него, пошёл ли работать в колхоз?

- Нет, - отвечает. - Занялся заготовкой сена, чтобы свою и бабушкину корову на зиму обеспечить кормом. А наша корова четыре миллиона приносит в месяц за сданное молоко. Хату как-то поправить попробую.

Мало что и осталось Ольге до получения помощи на детей - забрать в посольстве свидетельство об утверждении её гражданкой Беларуси. Однако за то нужно заплатить десять долларов. Для Раклинских это бешеная сумма. Плюс оплата проезда в Минск. А меньшего Володю нужно в первый класс собирать…

Думал сходить в соседние Мягели. Однако стёртый палец на ноге заставил сильно хромать. Да и маршрут, предназначенный для третьего этапа путешествия по периметру района, окончился. Следующий планирую после основательного отдыха в городском комфорте.

Ваўчок ВАЛАЦУЖНЫ (Валадар ШУШКЕВІЧ). ЛЕПЕЛЬ. 1999 год.