906. ПРИГЛАСИТЕ МЕНЯ ТАНЦЕВАТЬ. Лисичёнок (Гурко) Тамара

Сведения об авторе смотреть здесь.

 Ах,  эта  весна конца 60-х!  Лёгкая, пьяняще-ароматная.  В  голубой  прозрачной  дымке,  пронзённая  золотистыми  солнечными  лучами. С  мартовскими  тающими  снегами,  апрельской  капелью, с  соловьиными  майскими  рассветами.

 Благодатная,  возраждающаяся.  Птицы  из  дальних  краёв  возвращаются,  чирикают  на  все  лады, дождик  серебряный  поёт-веселится  струйками  звонкими. Дети по  лужам -  шлёп-шлёп  босиком,  обувку,  надоевшую  за  зиму,  сбросили,  смехом  радостным заливаются.

 Кот  Мурлыка  на  крылечке  растянулся,  разомлел  на  солнышке,  жмурится,  лучик  лапой  прижимает. Собака  Дружок  резвится,  радуясь  теплу, кур  по  двору  гоняет. А  те,  выпущенные  из-под  печки,  в  парной  земле  роются,  червячками  лакомятся.

 Хорошо  вокруг,  радостно  и  нежно. И  в  моей  груди  что-то  тонко-трепетное  тенькает,  светло  и  ласково.  Сегодня  в  Михалово  вечеринка  ладится,  как  всегда  у  Володьки  Азарёнка во  дворе.  Хлопцы  скамейки  сносят,  девки  двор  метут. Обычно и  мы, ребятня, что  помладше,  тут  крутимся.  Но сейчас мне некогда,  я  занята  важным  делом,  юбку-плиссе  новую  примеряю  у  бабы  Марыли  в  хате,  перед  зеркалом  в  пол-стены. У  неё  одной  такое,  так  как  тётка  Люба  моя -  швейка.

 И  юбочку она сшила,  потому  как  мне  уже  можно  танцевать  на  вечеринках  с  кавалерами,  а  не  так,  как раньше,  с  Танькой  топтаться  между старшей  молодёжи. Валерик,  брат  мой, говорил,  что  меня  пригласит.  Ах,  а  ещё  на  побывку  из  города  приехал Генка  Михеев,  высокий,  красивый,  волосы  кучерявые, глаза  голубые,  ну  прям как Иванушка  из  сказки. Вчера  забежала  я  к  ним,  а  он  так  удивлённо воскликнул:

 - Глянь  ты,  пока  меня  не  было,  невест  в  Михалове  наросло - одна  другой  краше.  Эта  чья  же  такая?

 А  мать  его,  тётка Волька, отвечает сыну:

 - Унучка  Пракопава.  Шуркі  ды  Яни  дачка  малодшая.

 - Красотка! – сказал-улыбнулся Генка.

 А  у  меня  душа  в  пятки,  чуть  не  обомлела  от  похвалы  такой. Подумала: «Вот  если  бы  он  меня  на  танец  пригласил», - и  побежала  примерять  обновку.  Кручусь  перед  зеркалом, и  сама  себе  нравлюсь,  а  тут  и  бабуля  в  хату  зашла, восхитилась:

 - Ладна  сядзіць спадніца,  бы  ўлітая. 

 И  баба  Проска  согласилась:

 - Ну,  дык  твая  Люба  як  што  сшые,  дык  усё  спрытна.

 - Гэта  не  спадніца  спрытная,  а  ўнучка  мая,  Марка,   фигурыстая,  бы намаляваная.  Вырасла,  нявеста  ўжо, - добавил   дед Прокоп.

 - Ага,  нявеста,  ды  не  с таго  цеста, - как  всегда  снасмешничала  тётка  Тамара.

 Я  с  досады  показала  ей  язык,  а  она, смеясь, достала из  шкафа  коробку и вынула из  неё  туфельки.

 - На,  прымерай. Мне ўжо  малыя, можа, табе  якраз.

 Ой, какие маленькие,  вишнёвые,  блестящие  и  каблучок.  Осторожно  вдеваю  ногу одну,  другую,  и боюсь  шагнуть,  но  делаю  шаг - и чудо – как  будто  в  них  родилась.

 Закружилась  по  хате.  Обняла-расцеловала  тётушку,  бабулечек,  деда  Прокопа,  и  бегом  на  улицу,  подружкам   похвалиться. А  те  уже  тоже  прихорошились – приоделись. Под  руки  взялись,  идём  по  улице, как  взрослые,  а  не бежим,  как  обычно - поди не  маленькие,  уже  почти  невесты.

 А  музыка гремит  на всё  Михалово, пластинки меняются,  первые  пары  кружатся. Но  Генки  среди  них не  видать,  нет  и  Валерика,  и  Володьки  Хрыстынина,  друга его  закадычного.  Я   догадываюсь: небось  самогонку  пьют,  что  Валерик  утащил с бульбяной  скрыни, сама  видела.  

 Бабы  михаловские по  лавкам расселись,  обсуждают,  кто во  что  одет, кто  с  кем  танацует.  Вот  когда  Генка  меня  пригласит,  разговоров  будет… Ну и  пусть! Оглядываюсь: ну, где  он, где?

 Ой,  наконец-то появились. Генка  зыркает  по  сторонам  своими  голубыми  глазами, меня  ищет, «Я здесь», -  хочется  крикнуть  и  помахать  рукой,  но  нельзя,  некрасиво это,  смеяться   будет  вся  деревня. Молчу,  терпеливо  жду,  а  Генка   проходит  мимо, будто  здесь  вовсе  нет  меня,  и  приглашает  на  танец  Катьку Анютину. “Ах, он  меня  даже  не  заметил”, -  подумала  ошарашенно. Танька  дёргает за  руку:

 - Чего  ты,  Тамарочка? Вальс  поставили,  пойдём танцевать.  Нет, Танюшка,  подружка  моя добрая. А  вдруг  меня  ещё  Генка  захочет  пригласить?

 Отхожу  в  сторонку,  туфелькой  землю ковыряю,  вот-вот  разревусь. А вокруг  смех,  гам, весело всем,  кроме  меня.    Катька  громче  всех  смеётся,  шепчется  с  Генкой.

 А  потом они  и  вовсе  ушли,  держась  за  руки. Засобирались    по  домам  и  бабы,  и  я – разочарованная, обиженная и на  Генку (зачем  он тогда говорил,  что  я  красотка),  и на  весь  белый свет. Пошла  вместе  с  бабой Проской спать.

 Через  неделю  Генка уехал. Говорили  в Михалово - Катька  божилась  его  ждать,  и звалась теперь она  Генкиной  невестой.

 …А  весна  себе  бежала,  смеялась и пела  соловьиными  рассветами. И  душа  моя  восторженно  и  нежно  радовалась  бытию,  забыв  про  Генку.

 Тем более что  у брата Валерика  появился  друг Ромка.  Мы с  Валериком  хоть  и  жили  в  Лепеле, но на все  выходные  уезжали  в  Михалово. Вместе с нами  ехал и Ромка,  поскольку  они  заболели,  как  сказала  баба  Проска:

 - Адной хваробай - гітарай.

 Сидели  на  лавке  перед  хатой, били  пальцы “аб гэтую  балалайку”, и орали. Блатняки!

 - А божачка  мой  любы, што гэта  такое  здарылася  с  мальцам? - возмущалась бабуля. - Быў  жа  такі  паслухмяны, а  цяпер   быццам  чорт  у  яго  ўсяліўся. А  ну,  гэць  сена  варушыць, а  то  разламлю балалайку  вашу.

 А мне наоборот нравились  и  песни, и  сам  Ромка. Тоже высокий,  стройный,  но  не  светлый,  как  Генка,  а  чернявый,  как  цыган.  А  глаза! Бархатные,  чёрные  и  глубокие-глубокие.  И я  тонула  в  них.

 Так как Азарёнков  Володька  уехал, мы  уже  ходили  на  танцы  в  Горки, в  клуб. Суббота. Достаю  из  шкафа  свою любимую  юбку-плиссировку,  вишнёвые  туфельки  на  каблуках, и - ах! Я  уже  не  деревенская  Тамарочка, а принцесса в  хрустальных  туфельках, и вечером бал, а  на  том  балу принц берёт  меня  за  руку,  выводит  в  круг,  и  мы  кружимся-кружимся… Мечтаю. И  тороплю  Танюшку:  ну, сколько  можно  наглаживать  платье?

 Побежали  быстрей: вдруг  все  давно  ушли и, поди,  уже    вовсю  танцуют,  а  мы   тут  тетешкаемся!  

 Клуб  полнёхонек. Со  всех  окрестных деревень  молодёжь   собралась. Валерик  с  Ромкой  уже  сидят  на  краю  сцены,  терзают  гитару,  и под  восторженные  крики  собравшихся      поют блатные  песни.

 Но  вот  заводят  пластинки,  и  кавалеры  приглашают  дам. А  мой  принц  Ромка  с  братом Валериком, обняв  гитары,  исчезают  в  сельской  темноте вместе  с девчонками-ровесницами.

 Таньку  пригласил  Васька  Баранов, ко  мне  подошёл  Костик   Лазовский:

 - Попляшем, что-ли?

 И  дыхнул на  меня  запахом  сивухи  и  цибули.  Оттолкнув  его,  я выбежала  из  клуба, за  мной  и  верная  подружка Танька. Что-ли  для  этих  пьянтосов  мы  наряжались-гладились?  Для  них  стучали  каблучки  моих  первых  туфелек  на  каблучках? Нет уж, нам нужны  принцы, а  принцев  не  было, а которые  были,  те  не  про  нас.

 Знать,  не  пришла  она  ещё,  наша весна.  И  нынешнеяя была  только  предвестником. 

 Дома, выпив  кружку  молока, я забралась  под  тёплый  бочок  бабы  Проски и,  согревшись, быстро уснула.  И приснился  мне  дивный  сон,  будто  кто-то подходит  ко  мне, берёт  за  руку,  тихо  шепчет  на  ухо: “Потанцуем?» Я  киваю  головой,  и  мы  выходим на  середину  большого  зала, звучит  волшебная,  завораживающая,  неземная  музыка,  и  мы  кружимся-кружимся… 

 А  утром,  проснувшись, услышала,  как  баба  Проска  говорит  бабе  Марыле:

 - Мусіць, Тамарка  наша  спужалася,  усю  ночачку  за  руку  маю  трымалася.

 - Дык ад  пуду трэба  загаварыць. 

 - Ну, прыходь  увечары,  будзем пуд  выганяць.

 Заговор  был  любимым  и  верным  средством  моих  бабуль  от  всех  болезней. Видимо, от  танцев  тоже,  потому  как  этой  весной  меня  на  танцы  больше  не  тянуло.  По  вечерам  я  сидела  дома,  очень  много  читала,  в  основном  любовные  романы,  и  сочиняла  глупые  восторженные  стишки  про любовь.   

*   *   *

   И  вновь  весна.  И  мне  уже  семнадцать,

   То  грустно  вдруг,  то хочется  смеяться,

   То  вдаль  бежать за  синий  горизонт,

   И я, схватив  свой  разноцветный  зонт,

   Под  дождиком  серебряным  бегу

   И  строчки  сочиняю на ходу

   О чувстве  новом,  незнакомом,

   Затем  стихи пишу  в  девическом  альбоме.

   О, Боги!  То  любовь  ко  мне  стучится,

   И  вновь  от  сладких  слёз  дрожат  ресницы,

   И  я  опять  тихонечко  грущу,

   Но, открывая  сердце,  не  ропщу - 

   Глаза в глаза  любовь  с  надеждою  встречаю

   Я  в  этом  соловьином нежном мае.

2022